Приведение коммунистов к власти в Китае военным путем было мечтой Москвы с самого образования в 1919 году Коминтерна. Пока ведущей силой в Китае оставались националисты, стратегия Москвы состояла в том, чтобы китайские коммунисты выполняли задачу по проникновению в вооруженные силы националистов и разлагали их изнутри. Когда же произошел раскол, Сталин отдал приказ коммунистам вывести из-под контроля националистов те части, в которых удалось добиться достаточного для этого влияния, и «сформировать еще новые».
Сталин послал в Китай своего верного грузинского друга, Бесо Ломинадзе. Ян Берзин, глава Разведупра СССР, писал наркому по военным и морским делам Клименту Ворошилову, возглавлявшему в Москве Китайскую комиссию Политбюро, что теперь главное для Советской России — чтобы в Китае была создана Красная армия. Россия выстроила мощную систему скрытой поддержки китайских коммунистов, включая штат военных советников. Людьми советской военной разведки были полны все крупные китайские города — они обеспечивали поставки оружия, денег и медикаментов, не говоря уж о разведданных, которые оказывались подчас просто жизненно необходимы для КПК. Для руководства военными операциями партии Москва присылала советников самого высокого ранга, одновременно с этим массово обучая военные кадры самих китайских коммунистов на российской территории.
По первоначальному плану, разработанному в Москве, военным подразделениям армии Гоминьдана, перешедшим на сторону коммунистов, предстояло сосредоточиться на южном побережье, чтобы получить там полномасштабное снабжение оружием из России и устроить военную базу. Одновременно с этим был отдан приказ поднять с целью захвата власти крестьянские восстания в провинции Хунань и трех соседних, где существовали военизированные крестьянские организации.
Мао согласился с таким стратегическим подходом. 7 августа 1927 года на чрезвычайном собрании руководства партии, проходившем под председательством Ломинадзе, он бросил свою ставшую впоследствии крылатой во всем мире фразу «Винтовка рождает власть». Но у Мао между тем появился и свой личный план — завладеть и «винтовкой», и партией. Он решил создать собственную армию, отхватить кусок территории и разговаривать оттуда как с Москвой, так и с Шанхаем с позиций силы. Наличие собственного «удельного княжества» стало бы для него гарантией физического выживания. Конечно, Мао продолжал бы оставаться вместе с партией, так как связи партии с Россией представляли для него единственный шанс стать кем-то большим, чем просто обычный бандит.
Ломинадзе сместил с поста главы партии профессора Чэня и сделал его козлом отпущения, возложив на профессора всю ответственность за раскол с националистами. Место Чэня занял молодой партиец по имени Цюй Цюбай, главным достоинством которого была близость к русским. Мао же был перемещен из Центрального комитета в Политбюро, оставаясь по-прежнему на второстепенной должности.
Именно в этот период Мао предпринял ряд шагов, которые вознесут его за четыре года на вершину коммунистической иерархии. Летом 1927 года под его командованием не было ни одного вооруженного человека и никаких военных постов он не занимал; так что ему оставалось только захватить власть над подразделениями, созданными другими коммунистами.
Костяк китайской Красной армии, вырванной из армии Гоминьдана, составил на тот момент 20 тысяч бойцов, сконцентрированных в городе Наньчан, столице провинции Цзянси, и его окрестностях, в 250 километрах юго-восточнее Уханя и в 300 километрах восточнее Чанша. Мао к этим войскам не имел никакого отношения. 1 августа 1927 года по указаниям Москвы в них вспыхнул мятеж. Главным организатором бунта был Чжоу Эньлай, партиец, которого решено было сделать ответственным за армию, и действовал он под непосредственным руководством русского военного советника Куманина[8]. Мятежные части направились прямиком в Сватоу (Шаньтоу), что в 600 километрах южнее, на берегу океана, куда русские должны были подвезти оружие.
Мао сразу же решил прибрать к рукам эти подразделения. Путь их следования на побережье пролегал через юг Хунани. В начале августа 1927 года Мао предложил КПК поднять крестьянское восстание на юге Хунани для образования, как он выразился, «большой красной базы», которая объединяла бы как минимум пять провинций. На самом деле Мао совершенно не собирался организовывать никаких восстаний. Он никогда не организовывал восстаний и сам не верил в то, что это возможно. (Предыдущие крестьянские волнения в Хунани прошли под покровительством самого правительства, в ту пору еще радикального.) Так что предложение это выдвигалось только как ширма для последовавшей за ним просьбы выделить ему в помощь значительную часть мятежных сил, проходящих через провинцию. В Шанхае этого не поняли и одобрили план Мао.
Встреча лидеров Хунаньского восстания перед началом активных действий была назначена на 15 августа в российском консульстве в Чанша. Однако Мао туда не явился, хотя и находился в пригороде. Поскольку Мао отводилась в организации мятежа ведущая роль, то собрание перенесли на следующий день, но он опять не пришел. В итоге Мао появился в консульстве только 18 августа, и то в поисках убежища. В ответ на возмущение разгневанных товарищей он приносил извинения под тем предлогом, что занимался «разведкой в крестьянской среде».
Истинную причину своей задержки Мао оглашать не стал — он хотел подождать и убедиться, что войска действительно вышли на марш и их маршрут будет проходить через юг провинции Хунань, то есть нужно ли предстоящее восстание самому Мао.
Марш мятежных частей нельзя было назвать удачным. Через три дня после выступления из Наньчана треть из них уже дезертировала; из оставшихся многие умерли, напившись грязной воды с рисовых полей на тридцатиградусной жаре. Выжившие ухитрились растерять половину вооружения. Тающее войско думало только о том, как бы выжить да добраться до побережья, и ни о каких рейдах помощи Мао по ходу движения и говорить было нечего.
Поэтому, добравшись в конце концов до своих товарищей в российском консульстве, Мао потребовал отменить запланированное восстание на юге провинции Хунань, хотя это и была целиком его идея. Вместо этого он предложил «уменьшить масштаб выступления» и захватить столицу провинции — город Чанша.
Цель нового плана Мао оставалась прежней — получить в свое распоряжение часть вооруженных сил. Дело в том, что единственные вооруженные силы коммунистов в пределах досягаемости на тот момент находились в окрестностях Чанша. Их было три группы — крестьянские активисты с оружием, отбитым у полиции, безработные шахтеры и охранники шахт с закрывшихся разработок в Аньюане, а также одно армейское подразделение, направлявшееся навстречу основным силам наньчанских мятежников. В целом во всех трех группах насчитывалось несколько тысяч человек. Отстаивая необходимость захвата Чанша, Мао подразумевал, что все эти силы примут участие в боевых действиях и попадут таким образом под его руководство.
Идея оказалась успешной. Предложение Мао идти на Чанша было принято, и он получил желанную власть путем назначения на должность главы фронтового комитета. Таким образом, Мао стал местным представителем партии, то есть человеком, принимающим окончательные решения при отсутствии представителя более высокого уровня власти. Военного образования у Мао не было, но он очень постарался получить это место, выказывая всяческий энтузиазм по поводу приказов Москвы перед двоими русскими на встрече. Мао заявил: «Последний приказ Коминтерна — по поводу поднятия восстаний — это блестящее решение! Услышав о нем, я подпрыгнул от радости триста раз!»
Получив свою должность, Мао в первую очередь постарался не дать войскам на самом деле добраться до Чанша, а вместо этого заставить их сосредоточиться там, откуда ему легче будет их увести. Такое место должно было находиться достаточно далеко от Чанша, чтобы туда сложно было добраться как другим представителям партии, так и русским. Связи с этими частями по телефону или радио не было.
