Никто из присутствующих не произнес ни слова в поддержку Мао — ни одного замечания, вроде «Вы правы, председатель», — за исключением Чэнь Бода, секретаря Мао. Мао так высоко оценил его поддержку, что этой же ночью вызвал к себе Чэня, плохо соображающего после снотворного, и признался ему, что собирается свалить Лю. Чэнь стал одним из первых, кому он недвусмысленно сказал об этом. (Вскоре после этого Мао резко возвысил Чэня и сделал его четвертым человеком в партии.)

3 января 1965 года Лю был вновь избран председателем КНР — публично и с настоящим великолепием, в отличие от 1959 года, когда он впервые был назначен на этот пост. Тогда это произошло тихо, без фанфар. Теперь же были митинги и парады, на которых его портрет несли рядом с портретом Мао, а также фейерверки и концерты. В газетах появились такие заголовки, как «Председатель Мао и председатель Лю — наши любимые вожди». Очевидно, у Лю было множество сторонников, которые с энтузиазмом его приветствовали. Он сумел ликвидировать голод в Китае и тем завоевал отличную репутацию среди высших партийных чиновников. Было похоже, что заколебались даже преданные последователи Мао из его ближайшего окружения. Невероятно, но была выдвинута даже идея повесить портрет Лю на воротах Тяньаньмыни — только портрет Лю, без портрета Мао! — но на эту идею Лю сразу же пришлось наложить вето.

В день переизбрания Лю его жену впервые вызвали в апартаменты Мао — «Кабинет 118» в здании Всекитайского собрания народных представителей. Супруги Лю очень любили друг друга, и Мао знал об этом. Он специально выбрал этот день, чтобы сообщить им о своем намерении причинить им страдания. Когда Лю после голосования вошел в кабинет, он был поражен, застав там свою жену. Мао буквально налетел на них, разразившись длинной тирадой. Госпожа Лю чувствовала необыкновенную ненависть, которую излучал Мао. Она и Лю молча глядели друг на друга. Мао хотел, чтобы госпожа Лю увидела, как оскорбляют ее мужа, а сам Лю понял, что его жену тоже заставят заплатить.

И все же, даже после откровенного проявления враждебности, никто из коллег не перешел на сторону Мао и не осудил Лю. Большинство выразило озабоченность разногласиями между «двумя председателями» и попросило Лю занять по отношению к Мао более подчиненную позицию. Через некоторое время Лю извинился перед Мао за недостаточную почтительность. Ответ Мао был угрожающим и деспотичным: «Это не вопрос почтительности или непочтительности. Это вопрос марксизма с одной стороны и ревизионизма — с другой».

Вторя словам Сталина о Тито («Стоит мне пошевелить мизинцем, и Тито больше не будет»), Мао сказал Лю: «Ты думаешь, кто ты такой? Я шевельну мизинцем, и тебя не станет!» На самом же деле при тех обстоятельствах Мао не мог своим распоряжением свалить Лю.

В тот момент Мао сделал важный символический жест — предпринял путешествие в горы Цзинганьшань, где в 1927 году он устроил свою первую базу. В отличие от других его поездок, которые обычно предпринимались спонтанно, об этой в окружении Мао было объявлено заранее, и все его коллеги знали о ней. Шесть лет назад при столкновении с мятежным Пэн Дэхуаем Мао пригрозил, что поднимется в горы и начнет партизанскую войну. Теперь он действительно уезжал в горы, и это делало его угрозу более громкой, существенной и серьезной.

Для поездки был сооружен портативный туалет. Специальная команда заранее обшарила место назначения. «Классовых врагов» задерживали и убирали подальше от маршрута движения Мао. Были подготовлены автомобили-дублеры, а на господствующих возвышенностях установлены станковые пулеметы. Повсюду шныряли агенты личной охраны Мао в штатском; как голливудские гангстеры, они прятали оружие в футлярах от музыкальных инструментов.

Мао выехал из Пекина в конце февраля 1965 года. Он двигался медленно, словно прощупывая перед собой путь. 9 апреля в пути он узнал о смерти любимого соратника — шестидесятитрехлетнего главы Шанхая Кэ Цинши от панкреатита, который врачи не сумели правильно диагностировать. Смерть бесценного помощника от обычной человеческой ошибки в такой критический момент чрезвычайно встревожила Мао; он прекратил движение и остановился в Ухане, куда вызвал своего давнего сообщника, министра обороны маршала Линь Бяо для личной встречи. Она произошла 22 апреля 1965 года. Маршал, которому Мао был обязан спасением на «совещании семи тысяч» в январе 1962 года, был посвящен в его планы по борьбе с председателем Лю. Мао велел Линю крепко держать в своих руках рычаги управления армией и быть бдительным в случае, если председатель Лю, оставшийся работать в столице, попытается заручиться поддержкой военных.

19 мая Линь Бяо устроил яркую демонстрацию в духе наставлений Мао. В тот день Лю (как председатель КНР) принимал у себя участников встречи высокопоставленных военных; неожиданно появился и маршал, хотя ранее он отклонил приглашение под предлогом болезни. В конце встречи, когда председатель объявил о ее успешном завершении, маршал вдруг поднялся и произнес речь, которая противоречила всему, что говорил Лю. Так он нанес серьезный ущерб авторитету Лю среди военных и безошибочно дал понять высшим армейским чинам, что он, а не председатель командует ими.

Пока маршал следил за председателем Лю в Пекине, Мао 21 мая прибыл наконец в свои прежние владения. Он провел там семь ночей, практически никуда не выходя, за исключением коротких прогулок в окрестностях павильона, где его поселили. Была запланирована также остановка в его старой резиденции — Восьмиугольном павильоне, но, выходя возле него из машины, Мао услышал слабые звуки. Это каменщики, работавшие на дальнем склоне, стучали молотками по зубилам, а в горах звуки разносятся далеко. Услышав эти стуки, Мао, успевший только высунуть ногу из машины, тут же юркнул обратно в салон и велел ехать прочь.

За семь дней, проведенных в горах, Мао не встретился ни с кем из местных жителей. Только за несколько минут до отъезда к павильону привели организованную толпу людей; Мао помахал им рукой и сфотографировался. До самой последней минуты его присутствие держалось в секрете; все время, пока Мао был там, и некоторое время после его отъезда местное население было полностью отрезано от внешнего мира.

Дом, где остановился Мао, был построен во время голода и не соответствовал требованиям Мао, поэтому вскоре начались работы по строительству нового павильона с обычными требованиями: он должен был быть одноэтажным и иметь качества бомбоубежища. Но Мао уже никогда больше не возвращался в те места. Он вообще приезжал туда с единственной целью — пригрозить Лю Шаоци.

Пока Мао ездил в горы, Лю активно работал над собственным имиджем. 27 мая 1965 года в «Жэньминь жибао» появилась статья, полная испытанной культовой лексики: «Холмы были необычайно зелеными, а вода исключительно голубой… пейзаж водохранилища у гробниц династии Мин сиял неподражаемым великолепием». Однако на этот раз статья посвящалась не только Мао, а Мао и Лю, причем оба занимались плаванием — действием, являвшимся квинтэссенцией культа личности Мао.

«Вскоре после трех часов дня остановились два автомобиля… Два высоких доброжелательных человека вышли из машин и уверенными шагами направились к воде.

…Это были наши самые уважаемые и любимые вожди, председатель Мао и председатель Лю. Толпа тут же разразилась громкими приветственными криками:

— Председатель Мао приехал поплавать!

— Председатель Лю приехал поплавать!

Молодежь, увидев, что председатель Мао и председатель Лю обладают потрясающим здоровьем и силой духа, почувствовала, как их тела наполнились счастьем…

Председатель Мао и председатель Лю… плыли вперед плечом к плечу…»

Но это был вовсе не «новостной» репортаж. Заплыв, о котором шла речь, на самом деле был сделан 16 июня 1964 года. То, что о нем вспомнили, заставляет предположить, что статью напечатали для поднятия имиджа Лю — причем в такой момент, когда отсутствие Мао в столице позволяло газете произвести публикацию без получения его разрешения. Позже Мао серьезно наказал руководителей средств массовой информации за эту статью и другие случаи неповиновения.