Москва ответила в высшей степени положительно, сообщив, что она будет рада помочь Китаю создать атомную бомбу, ракеты, а также самые современные истребители. Из этого можно было заключить, что Москва гораздо больше нуждается в поддержке Мао. Крупнейшая из всех встреча коммунистических и рабочих партий всего мира была назначена на 7 ноября, на день сороковой годовщины большевистской революции. Чтобы это мероприятие прошло как можно более гладко, Москве было необходимо участие в нем Мао.
Мао использовал эту ситуацию полностью. Он заявил, что примет участие в совещании коммунистических партий только в том случае, если русские до этого подпишут соглашение, гарантировавшее передачу Китаю материалов и образцов для производства атомного оружия и средств его доставки. 15 октября, за три недели до начала совещания, Москва подписала судьбоносное для мира соглашение, в соответствии с которым она обязывалась предоставить Мао образец атомной бомбы. Руководителям советских министерств было приказано снабжать китайцев всем, что им нужно для создания своей собственной атомной бомбы. В Китай в срочном порядке было направлено такое количество специалистов по ракетной технике, что это, по словам одного ведущего ракетного конструктора, внесло «смуту» в производство советских ракет[119]. Советские специалисты также помогли Китаю выбрать площадки для ракетных и ядерных испытаний в глубинных районах страны.
Хотя «отец советской атомной бомбы» Игорь Курчатов решительно возражал против этого, Хрущев поручил ведущему ученому-ядер-щику Евгению Воробьеву курировать создание китайского атомного оружия. В период пребывания Воробьева в Китае число китайских специалистов по ядерной физике выросло с 60 до 6 тысяч человек. Россия «хочет, чтобы у нас были все чертежи, — сказал как-то Чжоу Эньлай в тесном кругу партработников. — Все, что было сделано в этой области, они хотят дать нам, в том числе атомные бомбы и ракеты. Это максимальная степень доверия, максимальная помощь». Когда несколько позднее Хрущев сказал: «Они получили от нас очень много…» — то Микоян добавил: «Мы построили для китайцев заводы [по производству ядерного оружия]».
Советские ноу-хау позволили китайцам создать свою атомную бомбу с наименьшими затратами, пройдя кратчайшим путем, который проторили для них русские. Китай стал единственной страной в мире, которая получила подобный уровень поддержки в производстве ядерного оружия. Мао однажды сказал своим представителям накануне подписания нового соглашения, что благодаря такому уровню советской помощи он мог бы стать обладателем всех атрибутов военной сверхдержавы к концу 1962 года. Эта помощь стоила невероятных денег. Авторитетные западные источники оценивают создание Китаем атомного оружия в одиночку суммой примерно в 4,1 миллиарда долларов США (в ценах 1957 года). Значительная часть этой суммы была оплачена продукцией сельского хозяйства.
Но Мао хотел иметь не только атомное оружие и ракеты. 4 октября 1957 года русские запустили искусственный спутник Земли, который стал первым рукотворным объектом в космосе. И в первый раз коммунистический мир обогнал Запад в технической области. Мао сразу же захотел включиться в космическую гонку. «Мы во что бы то ни стало должны иметь спутник, — заявил он высшим партийным руководителям в мае 1958 года. — И не такой, в один или два килограмма… он должен быть весом в несколько тонн или центнеров… Нам не нужен спутник размером с куриное яйцо, какой запустили американцы». Первый американский искусственный спутник Земли, запущенный в январе 1958 года, весил 8,22 килограмма против советского спутника весом 83,6 килограмма. Мао хотел создать китайский спутник больше американского или русского и запустить его в 1960 году.
* * *
2 ноября 1957 года Мао вылетел в Москву для участия в совещании коммунистических и рабочих партий с намерением проявить отзывчивость и дружелюбие, чтобы получить от Хрущева все, что он хотел. Но вместе с тем Мао решил попытаться позиционировать себя на карте коммунистического лагеря как ровню Хрущеву и даже продвинуться выше его. На этом совещании, ставшем крупнейшим мероприятием подобного рода, присутствовали лидеры 64 коммунистических и дружественных им партий, из них 12 коммунистических партий были у власти. Накануне своего отъезда из Пекина Мао подбросил русским идею о том, чтобы заключительная декларация этого совещания была подписана только ими и Мао.
Ему не удалось провести эту идею в жизнь, но Китай наряду с русскими стал единственным составителем заключительной декларации, а сам Мао пользовался исключительным вниманием Москвы, став единственным иностранным лидером, которого поместили в Кремле. В помещениях, где гостил Мао, все было устроено по его вкусу, и даже туалет был оборудован так, чтобы он мог справлять нужду сидя на корточках, для чего к унитазу была пристроена специальная платформа. На торжественной демонстрации, посвященной годовщине большевистской революции, Мао и Хрущев появились рука об руку. Проходившие по улице Горького и Красной площади демонстранты размахивали флажками Китая и скандировали: «Да здравствует Мао и Китай!»
В этом стремлении Мао к равному статусу с СССР основным активом Китая были его людские ресурсы. Один москвич поделился в то время с руководителем финских коммунистов: «Теперь мы можем больше не бояться Америки. Китайская армия и наша дружба с Китаем изменили все положение в мире, и Америка ничего не может с этим поделать». И этот козырь Мао постоянно разыгрывал во время своего пребывания в Москве. В беседах с Хрущевым он принимался подсчитывать, сколько дивизий каждая страна может выставить, исходя из численности ее населения. Китай по численности превосходил СССР и всех его союзников в соотношении два к одному. Сразу же после возвращения из Москвы Мао решительно отменил программу контроля за рождаемостью в Китае, то есть ту политику, которой режим придавал ранее большое значение.
Для того чтобы показать, что он ровня русским хозяевам конференции и стоит выше остальных ее участников, Мао одним махом отмел действовавшее на ней правило: каждый выступающий должен заранее представить текст своего доклада, сказав: «У меня нет текста. Я смогу говорить от себя». Он и в самом деле не пользовался написанным текстом, но тщательно подготовил свою импровизацию. Прежде чем подняться на трибуну конференции, Мао привел себя в состояние сверхконцентрации и так погрузился в свои думы, что, когда его переводчик, в ожидании лифта, стал застегивать воротник на верхние пуговицы, он смотрел на того пустым взглядом, явно не понимая, чем занят его помощник.
Мао стал также единственным докладчиком, который говорил не выходя на трибуну, а сидя на своем месте. Перед началом своего выступления он объявил, что «слаб на голову». Это, как заметил посол Югославии, «стало сюрпризом для большинства присутствующих».
Мао докладывал о проблемах войны и мира с вызывающе-небрежным безразличием к человеческим страданиям: «Давайте прикинем, сколько людей может погибнуть, если разразится война. Сейчас в мире живут 2,7 миллиарда человек. Погибнуть может одна треть или даже чуть больше, может, половина… Я бы сказал, даже принимая самый худший вариант: пусть половина погибнет, а половина останется в живых, но империализм будет стерт с лица земли, и весь мир станет социалистическим».
Итальянский участник этого совещания Пьетро Инграо сообщил нам, что слушатели были «шокированы» и «недоумевали». Мао дал понять, что он не только не имеет ничего против ядерной войны, но даже готов приветствовать ее. Глава югославской делегации Кардель уехал с твердым убеждением: «Совершенно ясно, что Мао Цзэдун хочет войны…» Даже убежденные сталинисты из Французской компартии были потрясены этими словами.
Мао также развеял все сомнения относительно повышения уровня жизни: «Говорят, что бедность — это плохо. На самом деле бедность — это хорошо. Чем народ беднее, тем он революционнее. Просто ужасно представить себе время, когда все станут богатыми… Из-за избытка калорий у людей будет по две головы и по четыре ноги».