Сталин упоминает, что ему об этих настроениях известно из телеграммы, которая была послана Ким Ир Сеном Мао Цзэдуну.

Чжоу Эньлай подтверждает это».

Паника Кима из-за Америки померкла перед страхом, который ему внушали Мао и Сталин. Под американскими бомбами могла погибнуть большая часть его народа, а Сталин и Мао могли свергнуть его (что Мао позже и замышлял) или того хуже.

К августу 1952 года Мао решил надавить на Сталина еще сильнее и заставить выполнить два своих главных требования: территории и военная промышленность. С этими просьбами он послал в Москву Чжоу. Чжоу сразу же заявил, что Мао оказал Сталину неоценимую услугу. На их первой встрече 20 августа он сказал Сталину, что Мао «считает продолжение войны выгодным для нас». «Мао Цзэдун прав, — ответил Сталин. — Эта война портит кровь американцам». Повторяя пренебрежительные слова Мао о жертвах с их собственной стороны, Сталин отпустил убийственное замечание: «Северокорейцы ничего не проиграли, кроме жертв». «Война в Корее показала слабость Америки, — сказал он Чжоу, а потом «пошутил»: — Главное вооружение американцев — это чулки, сигареты и прочие товары… Они хотят покорить весь мир, но не могут справиться с маленькой Кореей. Нет, американцы не умеют воевать… Американцы вообще не способны вести большую войну, особенно после корейской войны».

Именно благодаря Мао Сталин смог сделать этот вывод. Америка теряла больше самолетов, чем могла себе позволить в военном отношении, и больше людей, чем могло принять общество. Всего США потеряли в Корее более 3 тысяч самолетов и не смогли скомпенсировать потери достаточно быстро, чтобы обеспечить безопасное ведение войны на два фронта в Азии и в Европе. К тому Же США потеряли погибшими около 37 тысяч человек.

Хотя потери американцев не шли ни в какое сравнение с китайскими, демократическая Америка не желала соревноваться с тоталитарным Китаем, когда речь шла о солдатах, возвращавшихся домой в похоронных мешках. Когда Америка вступила в президентскую кампанию 1952 года, за продолжение войны выступало лишь около 33 процентов американцев. Республиканский кандидат Дуайт Д. Эйзенхауэр выдвинул лозунг «Я пойду в Корею», истолкованный многими как желание закончить войну.

Роль Китая в борьбе с США неизмеримо усилила его позиции, и Чжоу потребовал у Хозяина ни много ни мало как 147 крупных предприятий военного характера, завершенных не позже чем через пять лет, включая заводы по производству военных самолетов и кораблей, мощностью на выпуск тысячи легких танков в год, и один завод по производству средних танков.

Сталин уклонился от прямого ответа, прибегнув к банальным фразам («Китай должен быть хорошо вооружен, особенно боевыми самолетами и военными кораблями»; «Китай должен превратиться в арсенал»), но список Чжоу так и не подписал.

Оставался еще вопрос о территориях. Мао запустил щупальца в полудюжину азиатских стран от Японии (японские коммунисты приезжали в Пекин весной 1950 года для координации своих вооруженных выступлений с корейской войной) до Филиппин (где США располагали стратегическими военными базами) и Малайи, где многочисленные повстанцы, в основном этнические китайцы, боролись с британским правлением. В Юго-Восточной Азии повстанческие войска коммунистов Бирмы продвигались к китайской границе, чтобы, как вьетнамская армия Хо Ши Мина, напрямую получать от Китая военную помощь в виде инструкторов и вооружения. Одним из предвестником бедствий был вскоре прибывший в Китай на обучение будущий лидер камбоджийских красных кхмеров Пол Пот.

В сентябре 1952 года Чжоу говорил со Сталиным о Юго-Восточной Азии так, словно ее судьба всецело решалась в Пекине и как будто китайская армия могла войти туда, если этого просто захочет Пекин. В записях о встрече 3 сентября 1952 года отмечено: «Чжоу говорит, что в отношениях со странами Юго-Восточной Азии Китай проводит политику мирного влияния без использования вооруженных сил. Он приводит пример Бирмы… То же самое в Тибете. Спрашивает, хорошая ли это стратегия». Чжоу отзывался о Бирме в том же ключе, что и о Тибете. Сталин ответил с иронией: «Тибет — часть Китая. В Тибете следует развернуть китайские войска. Что касается Бирмы, вы должны действовать с осторожностью». Правда, Сталин тут же подтвердил, что Бирма принадлежит Мао: «Хорошо, если бы в Бирме было прокитайское правительство». (Сталин тщательно следил за Бирмой через своего посла, давнишнего связного в Яньане, Владимирова.)

Теперь Мао планировал организовать региональный конгломерат, используя Мирный конгресс Азиатско-Тихоокеанского региона, который должен был собраться в Пекине. Этот вопрос стоял на повестке дня переговоров Чжоу со Сталиным. От Сталина ждали, что он признает «главную роль» Китая. Его недовольство стало ясным из следующего: Чжоу спросил, «какие конкретные меры» предпримет русская делегация, и это было завуалированным преложением Сталину подтвердить, что русские не станут перехватывать лидерство. Сталин с сарказмом ответил одним словом: «Мир».

Чжоу этим не удовлетворился и сказал, что Лю Шаоци хотел бы встретиться с лидерами азиатских коммунистов во время предстоящего съезда Коммунистической партии Советского Союза. Так он пытался обеспечить сталинское благословение на то, чтобы Мао возглавил азиатские партии, но вытягивание одобрения из Хозяина было равносильно выжиманию воды из камня. Первыми упомянули индонезийцев. В протоколе отмечено:

«Чжоу Эньлай… спрашивает, своевременно ли будет обсудить с ними в Москве партийные вопросы.

Сталин говорит, что сейчас это трудно сказать…

Чжоу Эньлай сообщает, что японские товарищи должны также прибыть и, вероятно, также захотят поговорить по поводу партийных дел.

Сталин отвечает, что старшие братья не могут отказывать своим младшим братьям в таком деле. Говорит, что об этом надо будет поговорить с Лю Шаоци…

Чжоу Эньлай указывает на то, что Лю Шаоци имеет в виду взять с собой соответствующие материалы, чтобы обсудить ряд вопросов.

Сталин замечает, что если китайские товарищи захотят обсудить эти вопросы, то, конечно, с нашей стороны не будет возражений, если не захотят, то не придется говорить.

Чжоу Эньлай говорит, что китайские товарищи, безусловно, захотят поговорить».

Каким волевым человеком был Чжоу Эньлай! Как безжалостно он преследовал пытавшегося уклониться Хозяина. С тех пор как Сталин в зимней Москве оградил Мао от всех подобных встреч, прошло два с половиной года и началась разорительная война. Теперь Сталин был вынужден уступить: «Тогда время найдется». Однако не смог удержаться от сарказма, когда вкрадчивый Чжоу, «заканчивая беседу, говорит, что это не все вопросы, по которым они хотели бы получить указания».

«Сталин спрашивает — указания или советы?

Чжоу Эньлай отвечает, что с точки зрения товарища Сталина это, может быть, и советы, но в их представлении это будут указания».

Тактичностью Чжоу маскировал поразительно возросшую самоуверенность Мао. Мао даже начал тайные операции на территории самого СССР.

В августе — сентябре 1952 года Чжоу Эньлаю явно было поручено повернуть дело так, чтобы Мао стал влиятельным и главным соперником Сталина. Сталин угрозу почувствовал и решил принизить роль Мао, продемонстрировав особое благоволение к его соратникам. Для начала Сталин проявил расположение к военачальнику Пэн Дэхуаю, который приехал в Москву в начале сентября с Кимом на единственный трехсторонний российско-китайско-корейский саммит по проблемам войны. В конце одного из совещаний, вопреки своим привычкам, Сталин отвел Пэна в сторону для разговора тет-а-тет, о чем Чжоу и доложил разъяренному Мао. Пэн объяснил Мао, что Сталин говорил всего лишь о плохом обращении северных корейцев с военнопленными (что приводит к дипломатическим проблемам для коммунистов). Подозрений Мао ему рассеять не удалось, но тот хотя бы пришел к выводу, что Сталин просто хотел его расстроить.