«Спартак» всё же покинули Адамов и Малофеев (оба подались в Минск). Правда, вернулся после трёхлетней службы в рядах Советской Армии Амбарцумян, но новый призыв вырвал из чемпионских рядов вратаря Фролова и нападающего Петрова. Советская Армия, готовясь к новым баталиям, значительно укрепила свою боевую мощь. Помимо двух спартаковцев, присягу приняли рабочие автозавода имени Лихачёва: Глухотко, Маношин и Денисов, харьковчанин Каштанов, киевлянин Басалик… Вернулся из Киева и старший тренер Вячеслав Соловьёв. Но сильные игроки — не обязательно сильная команда. Так что радужным ожиданиям поклонников армейского клуба не суждено было сбыться и на сей раз. Чем запомнился ЦСКА, так это резвым стартом (7 очков после четырёх игр), позволившим ему какое-то время приятно пообщаться с лидерами. Вскоре после начала второго круга стало ясно, что в «генералы» им не пробиться. До конца турнира они пару раз попугали кандидатов в призёры и только…

Да и как можно рассчитывать на успех при штурме главной высоты, стреляя холостыми снарядами. В течение всей кампании 63 года только 39 их выстрелов попало в цель (12-й результат). Даже занявший последнее место «Пахтакор» стрелял удачнее.

Новый тренер, новые игроки, новая игра и новое место — седьмое, на три ступеньки ниже, чем в предыдущем сезоне.

Выходит, новое — не всегда лучшее. (Вывод этот приобретает особую актуальность накануне предстоящего перед Россией выбора).

Настоящая эпидемия, грозящая разрушить сильный, жизнеспособный коллектив, обрушилась на «Торпедо». После завершения сезона-62 его собрались покинуть девять футболистов основного состава. О Глухотко, Маношине и Денисове мы уже упоминали. Воронин и Гусаров выразили желание играть за московское «Динамо», Посуэло — за «Спартак». Метревели заказал билет на Тбилиси, Островский — на Киев, Кавазашвили собирался в Ташкент. Команда-чемпион, команда-эталон, сделавшая в 1960 году «дубль», разваливалась на глазах. А ведь ещё совсем недавно казалось, что судьба уготовила торпедовцам долгую и счастливую жизнь.

Ударил набат. На спасение команды поднялась общественность, пресса, футбольная федерация… Вмешательство было вполне своевременным. Кое-что удалось сделать. Только Метревели после длительных мытарств отпустили-таки в Тбилиси. Перед остальными Федерация опустила шлагбаум. Воронин, Посуэло и Кавазашвили тут же взяли свои заявления обратно и подрулили к воротам родного автозавода. Островский и Гусаров продолжали упорствовать и вернуться в команду отказались. Тогда в дело вмешался высший спортивный орган — Президиум ЦС Союза спортивных обществ и организаций СССР, который отказал в переходе в московское «Динамо» Гусарову «… как нарушающему действующую инструкцию о переходах.

За грубое нарушение установленного порядка в оформлении перехода президиум дисквалифицировал Л. Островского до конца сезона 1963 года».

Вот тут-то я вынужден поправить высокопоставленных товарищей, явно вводивших в заблуждение малоинформированных своих сограждан. Ни Гусаров, ни Островский инструкцию не нарушали. Они вместе с остальными игроками подали свои заявления в срок, именуемый самими футболистами «Юрьевым днём». Это признал и автор едкого фельетона, опубликованного 22 января 1963 года в «Комсомольской правде» под заголовком «Похищение защитника». «Имею право. Всё законно. Перешёл в «Юрьев день». Если меня будут наказывать, то это — нарушение законности. Это пережитки культа личности…». Так защищал себя защитник от многочисленных наладок и обвинений. А насчёт пережитков культа личности он оказался прав.

Так за что же наказали Островского? Ему не могли простить того, что вскоре после подачи заявления он, не дожидаясь решения СТК, вместе с женой и ребёнком отправился в Киев, где ему через неделю по прибытии вручили ключи от трёхкомнатной квартиры. И всего-то.

Сыграл ли материальный фактор какую-то роль в развале «Торпедо»? Сыграл. Но не решающую. Я не первый уже год пытаюсь разобраться в этой грустной истории и не раз беседовал на эту тему с Ивановым, Метревели, Маношиным, Гусаровым, Шустиковым… Если опустить детали и подробности, то вывод таков: основная причина ухода футболистов заключалась в их конфликте с руководством автозавода. Начался он незадолго до открытия чемпионата 1962 года в связи с увольнением тренера Маслова. Команда встала на его защиту, но желание игроков дирекция проигнорировала. На протяжении всего сезона начальство не проявляло заботы об игроках, не интересовалось их бытом и нуждами и фактически забросило команду. И тогда группа футболистов решила её покинуть.

Торпедовцы и в звёздные годы были обеспечены похуже своих коллег из многих других команд, но уходить никуда не собирались. Того же Островского не один год завлекали соблазнительными посулами в Киев, а Метревели — в Тбилиси. Всё напрасно. Они, как и многие их товарищи, сохраняли верность болельщикам, клубу, заводу. Любовь же оказалась односторонней. А если в любви нет взаимности, разрыв неизбежен. Что и произошло.

История же с Островским и Гусаровым имела продолжение. В то время существовала народная примета: если футболист кается, значит, с него сняли дисквалификацию. В конце июля еженедельник «Футбол» опубликовал покаянное письмо Островского, в котором защитник искренне признавался во всех несуществующих грехах, а чиновники сделали вид, что поверили в искренность этих признаний, и через несколько дней обнародовали, по всей вероятности, давно уже готовое решение: «Дисквалификацию Л. Островского принято считать условной до конца 1963 года. Ему разрешено выступать на первенстве страны за команду «Динамо» (Киев)».

Ритуал был исполнен в лучших традициях того времени.

В том же постановлении разрешили переход в московское «Динамо» и Гусарову.

Таким образом, «Торпедо» вступало в юбилейный чемпионат отнюдь не в праздничном настроении — без шести основных игроков. Какое-то время было вакантным и тренерское место. В подготовительный период по просьбе федерации команде помогал Г. Качалин, затем некоторое время функции тренера исполнял Ю. Золотов, а вскоре после начала чемпионата решился порулить Николай Петрович Морозов. Всё это не могло не отразиться на игре автозаводцев, и поэтому занятое ими в чемпионате десятое место не воспринималось как катастрофа.

Но не всё было так мрачно. Хребет в команде оставался крепким. Во всех линиях играли классные футболисты: вратарь Кавазашвили, защитники Медакин и Шустиков, полузащитник Воронин, нападающие Иванов, Батанов, Сергеев. Были бы кости, а мясо нарастёт. И нарастало. В основном составе закрепились защитник Афанасьев, девятнадцатилетний нападающий Конов. Стал пробовать силы очень способный правый крайний Сидоров — игрок молодёжной сборной СССР. Надежду на скорое возрождение команды подкрепляли пусть и редкие, но очень яркие вспышки. Отлично сыграли торпедовцы с чемпионом, отобрав у него три очка в двух встречах, а 13 июля устроили праздничное пиршество своим поклонникам, разгромив очень сильную киевскую команду со счётом 7:1. Вот только омрачено оно было событием чрезвычайным.

Беда, как известно, не ходит одна. В тот день «Торпедо» лишилось ещё одного футболиста. В середине второго тайма полузащитник гостей Сабо прыгнул на ногу лежащего на поле Сидорова и нанёс ему жестокое увечье. Эта варварская акция вызвала бурю негодования. Лев Иванович Филатов в отчёте о матче писал: «Тут совершенно излишни душеспасительные беседы. Этот футболист давно имеет репутацию опасного грубияна, подтверждённую множеством судейских протоколов и газетных статей. Непонятно только, как могли его тренеры и партнёры так долго быть добренькими, почему им не была дорога честь клуба, которую Сабо бессовестно марал?».

Реакция президиума Федерации футбола на сей раз последовала незамедлительно. Уже через четыре дня после ЧП выносится постановление: «Дисквалифицировать И. Сабо до 1 августа 1964 года с тем, однако, чтобы через год вновь вернуться к этому вопросу и в зависимости от его поведения и трудовой деятельности решить, может ли он выступать в командах мастеров».