Связывать начало перестройки и гласности с историческим апрельским пленумом ЦК КПСС 1985 года и последним генсеком может лишь тот, кто не имел возможности ознакомиться с материалами конференции футбольных тренеров, проходившей в течение пяти январских дней 1966 года, и не сумел восполнить этот пробел до сего дня.

«… Январскую конференцию футбольных тренеров следует считать вехой, поворотным пунктом в развитии сложного и трудного мастерства футбольной тренировки», — восторженно подводила итоги конференции центральная спортивная газета. И далее: «Футбольные тренеры, судя по всему, добились, чего хотели. Их перестают водить на методических помочах. Свобода творческого поиска, которая раньше сводилась к минимуму из-за неудержимого стремления запланировать в централизованном порядке чуть ли не каждый тренировочный час, становится сейчас основой работы тренеров. Их знаниям, опыту, теоретической подготовке, добросовестности оказано доверие. Они самостоятельны…

Им дано право самим определять, как заниматься, чем заниматься, сколько заниматься».

Свобода — полная. А что же с гласностью? И с нею, равно как и с плюрализмом, полный порядок, что подтверждает следующий фрагмент: «Тренеры называли её (конференцию. — А.В.) этапной, потому что на ней была ПРЕДСТАВЛЕНА ВОЗМОЖНОСТЬ (здесь и далее выделено мною. — А.В.) высказать различные точки зрения на содержание методики подготовки команд, на ценность тех или иных компонентов, упражнений…

И то обстоятельство, что тренеры единодушно, с энтузиазмом и даже, пожалуй, С БЛАГОДАРНОСТЬЮ восприняли новые идеи, свидетельствует об их своевременности и правильности. Никогда ещё на подобных конференциях тренеры не выступали столь откровенно. Немудрено — раньше они выслушивали методические директивы, приказы, указания, сомневаться в которых было не всегда с руки».

Но всё это общие слова. Неплохо бы для убедительности проиллюстрировать сказанное. К тому же и возможность имеется. Вот что сказал на конференции тренер ростовского СКА Йожеф Беца: «Практика прошлых лет приучила нас рассматривать методические указания как приказ, обязательный для выполнения. Не дай Бог, отойдёшь от указаний, а команда сыграет плохо. Тогда тренеру несдобровать. Проверяющие не будут доискиваться подлинных причин неудач, они легко докажут, что поражения — результат нарушения указаний».

Выступление ростовского тренера, кстати, не самое острое из прозвучавших на конференции, позволяет судить о границах «предоставленной возможности» или, попросту говоря, о рамках дозволенной гласности. И всё же без ложки дёгтя не обошлось. Светлую, радостную атмосферу свободы и демократии несколько подпортила фраза, то ли по недосмотру, то ли с умыслом произнесённая заместителем председателя футбольной федерации: «Предоставив тренерам полную инициативу, мы БУДЕМ ТРЕБОВАТЬ ОТ НИХ ТВОРЧЕСКОГО ПОДХОДА к решению задачи быстрейшего повышения мастерства».

Фраза эта, если только она не продиктована желанием рассеять иллюзии кажущейся свободы («будем требовать»), сколь нелепа, столь и жестока. Требовать от ремесленника (в худшем смысле этого слова) творчества бессмысленно и так же бесчеловечно, как заковывать в кандалы примитивных инструкций и схем действительно творческого человека.

Подытоживая сказанное, мы имеем полное основание заключить: первые ростки демократии и гласности взошли у нас в январе 1966 года на конференции футбольных тренеров. Вот только имя «архитектора» преобразований установить не удалось. По всей видимости, инициатива исходила от совета «зодчих». Работники федерации, затеявшие революционные преобразования, явно играли с огнём. Появление опасного вируса грозило вызвать эпидемию: желающих говорить и действовать по своему усмотрению в нашем отечестве имелось немало не только среди футбольных тренеров.

И что любопытно: организация, приоткрывавшая для своих подчинённых шлюзы демократии, находилась в полной зависимости не только от спортивных инстанций. Поэтому многие её благие намерения в лучшем случае не успевали плодоносить, в худшем — гибли на корню. Вспомним, как в начале шестидесятых вынудили футбольную федерацию увеличить количество участников класса «А» чуть ли не вдвое (с 12 до 22 команд). Но благодаря героическим усилиям председателя футбольного ведомства Валентина Гранаткина численность класса «А» в 1964 году сократилась до семнадцати, а принявший начальственную эстафету от Гранаткина Николай Ряшенцев намеревался довести состав высшего эшелона в 1966 году до пятнадцати. Как бы не так! Высочайшим повелением первую группу увеличили до 19 команд.

Из-за отсутствия фактов я не знаю на какой ступени крутой иерархической лестницы принималось это решение, уверен лишь в том, что вины в этом футбольной федерации и её председателя нет, так как ответственность за эту акцию мужественно взяло на себя высшее спортивное ведомство. В начале февраля 1966 года футбольной общественности и болельщикам объявили: «Президиум Центрального совета Союза спортивных обществ и организации СССР постановил провести первенство страны по футболу в 1966 году среди 70 команд класса «А», в том числе 19 коллективов первой группы и 51 — второй». Глава федерации Николай Ряшенцев узнал о неосуществимости своих планов ещё в декабре 1965 года. Не зря ведь он жаловался со страниц «Советского спорта» его читателям: «Хотелось бы остановиться ещё на одной важной проблеме нашего футбола, о которой дальше молчать невозможно. Меценатство, распространившееся повсеместно, МЕШАЕТ НОРМАЛЬНОМУ РУКОВОДСТВУ ФУТБОЛОМ. Оно порождает нездоровые явления в футболе — захваливание, зазнайство, чванство, грубость, всепрощение и, конечно, отрицательно сказывается на организации всесоюзных соревнований».

Этот крик души председателя несколько приоткрывает завесу. Так вот кто мешал ведомству Ряшенцева спокойно руководить футбольным хозяйством, последовательно осуществлять задуманное, вот по чьей вине возвращали в футбол пожизненно от него отлученных, сокращали сроки дисквалификации, нарушали инструкции о переходах и Положение о чемпионате, запрещавшее футболистам в течение сезона выступать за две команды… Примеров на эту тему мы приводили немало и, что греха таить, нередко по неведению упрекали в слабости и непоследовательности футбольное руководство, хотя и оно было не безгрешно.

По милости меценатов (какой смысл устанавливать персоналии, ясно, что под этим ёмким понятием скрывались люди, облечённые высокой властью) из второй группы в первую перешли две команды вместо одной. По их вине был нарушен «паспортный режим» в отношении «Локомотива», кутаисцев и одесского СКА (не зря ведь я советовал в прошлый раз не торопиться с «панихидой» по их отходу).

Постоянное вмешательство меценатов в футбольные дела мешало нормальной деятельности федерации, нервировало, вынуждало нарушать ею же созданные правила и инструкции, что авторитета ей в глазах непосвящённого обывателя не прибавляло. Любители футбола, болельщики знали закон и довольно болезненно реагировали на малейшие от него отклонения, требуя по каждому поводу объяснений. Ответ приходилось держать нередко без вины виноватой федерации. Разъяснения давались не так уж часто, а когда это случалось, то вряд ли могли они удовлетворить вопрошающих. Так, на вопрос о причинах перехода в середине сезона игрока «Черноморца» В. Бокатова в московский «Спартак» любителям ответили: «В. Бокатов переведён в середине сезона всесоюзным советом добровольных спортивных обществ профсоюзов в порядке исключения».