— Наши женщины заткнут за пояс любых чертей, а как обстоит дело здесь, я не знаю…

— Безоружные? — донеслось опять из укрытия.

Тот, что держал фонарь, посветил на руки Гуце, некоторое время смотрел на ее дрожащие пальцы и погасил свет.

— В жизни не держали оружия.

— Все равно связать!

— Зачем их связывать, Ганс? — раздался тот же певучий голос.

— Не стоит терять время, — повторил свое соображение Штуте.

— А ведь и в самом деле женщины! — из темноты приблизился третий силуэт.

— Давайте стащим их — пусть пешком идут, а на лошадей навьючим оружие.

— Что они скажут, Карл, когда ты получишь здесь поместья? Скажут, что немецкий барон невежлив и не почтителен с женщинами.

Карл расхохотался, а переведя дух, сказал:

— Кому нужны здешние поместья?

— По-русски говорят? — спросил опять тот, с картошкой во рту: он все еще не покидал укрытия.

— Чертовки, русский знайт? — спросил Карл по-русски.

Обе молчали.

— Ничего они не знают.

Карл посветил в лицо пленницам и сказал Гансу:

— Пусть признаются, не то мигом в пропасть полетят.

Ганс заметил, что при этих словах одна из женщин вздрогнула. Но когда то же самое повторили по-русски, она и бровью не повела.

— По-русски не говорят, — махнул рукой Карл.

— Не говорят, потому что они местные. Но ведь нам нужны были как раз местные. — Заметил опять певучий голос.

— Ведите их! — был приказ.

— Дорогу! — крякнул Штуте, — дорогу! — и тропинку опять на мгновение осветил луч фонарика. — Даниэль, бери лошадей под узду!

Незнакомый запах мундиров и оружейного масла возбудил коней. Они заартачились было, потом рванулись, но дорогу им преградил невысокий молчаливый солдат и, спотыкаясь, повел под узду по тропинке.

— Бегом! Живее, пока не поздно! — послышалось за спиной, когда солдаты и пленные миновали укрытие командира.

— Зачем мы их ведем, если они не знают по-русски, — проворчал Карл, — лучше навьючили бы лошадей! Разве по этим дорогам можно ходить, да еще ночью!

— Пройдешь! — обернулся к нему Ганс, — сзади унтер-офицер подгоняет.

Немцы, спотыкаясь и чертыхаясь, карабкались по тропинке, хватались друг за друга; из-под ног у них то и дело скатывались камни, но опасаясь, что беглецы, успевшие развернуть коней, наведут на их след своих, шли довольно быстро.

Штуте передал фонарь идущему впереди Даниэлю, а сам взял под узду одного из коней. Было видно, что ему не впервой ходить по горным тропам.

За ним кое-как тащился солдат с певучим детским голосом, которому Ганс то и дело протягивал руку.

— Ганс, здесь война не война! — запыхавшись, заметил он, когда одолели особенно крутой подъем.

— Клаус, ты забываешь, что сзади — унтер, — наставительным тоном сказал Штуте.

— Шнайдер не посмеет сказать тебе ни слова. Без тебя они, как без рук.

Гуца обернулась. Но в темноте разглядела только два черных силуэта, медленно бредущих в гору.

Кони вышли на широкий, отлогий скат. Идущий впереди немец остановился и придержал коня, которого он вел.

— Что мне делать, Ганс? Куда дальше?

— Подождем. Они слишком отстали.

Остановились. Солдат, бредущий за Штуте, сразу же сел и спросил своим детским приятным голосом:

— Ганс, а собственно говоря, на что нам эти женщины?

— Ох, Клаус, ты слишком любопытен.

— Нет, конечно, я понимаю, что мы выполняем боевое задание, но… вот в России другое дело. Там если бы не пригодились нам, отправили бы в Германию. А здесь должны загубить ни за что.

— Война, мой милый. На войне многое непонятно. Надо закрыть глаза на все и делать, что приказывают. Тебя кое-как обучили прыгать с парашютом и забросили сюда…

Снизу из темноты послышались звуки шагов, сопение и ругань.

— Ну, ладно, хватит! — сказал Штуте и поднял присевшего у его ног солдата. — Пошли!

Штуте пошел вперед, за ним послушно, как теленок, последовал Клаус.

В гору, ворча и ругаясь под нос, поднимался Карл. За ними тащился унтер-офицер; он дышал так, словно хотел свистнуть, но не умел заложить в рот пальцев.

Идти под гору оказалось труднее, чем в гору. Клаус вовсе обессилел, и Гансу приходилось чуть ли не тащить его на себе. Люди и кони скользили и спотыкались на каменистых тропах. Солдаты помнили, что после этого спуска предстоит крутой подъем. (Дороги, пройденные в этом краю, не забудутся до скончания дней.) Потом мимо скалистого гребня опять в гору… Да кто их сосчитает, эти подъемы и спуски: в гору, под гору, в гору… Под конец, буквально цепляясь за выступы зубами и ногтями, предстояло подняться к двум пещерам, где разместилась десантная группа.

Вновь сформированные части под командой генерала Леселидзе, срочно переброшенные на защиту перевалов Кавкасиони, расположились между скалистыми вершинами Верхней Сванетии. Сюда же дополнительно был прислан батальон Министерства внутренних дел, а на месте создали добровольческие отряды.

На арбах, санях, мулах и ослах были подняты в горы оружие, боеприпасы и пушки. На перевалах и в теснинах Кавкасиони собралось до тридцати тысяч воинов-грузин.

Немецкое командование выделило в помощь специально обученному горнострелковому корпусу вооруженные до зубов альпийские отряды. Фашисты сумели захватить несколько перевалов, однако зловещий план покорения Кавказа «Эдельвейс» все равно провалился. Бесславно угробив в суровых горах специально подготовленные горнострелковые части, немцы стали забрасывать через хребет наскоро сколоченные десантные группы, надеясь посеять панику в тылу защитников Кавказа и привлечь на свою сторону нерусских горцев.

Среди орлиных круч, начисто лишенных растительности, десантники занимали две небольшие пещеры, защищенные отвесно вздымающимися скалами. Вдали над ними громоздились белоснежные ледники. На юге, с площадки перед пещерами, как на ладони, была видна петляющая по узкой теснине тропинка. Вот и все. Обзор был тесен и замкнут, как у брошенной в котел рыбы.

Если б не Ганс Штуте, немцы не собрали бы и половины десанта. Один солдат все-таки погиб: то ли парашют у него не раскрылся, то ли раскрылся поздно, только он и сейчас висел на отвесной стене по ту сторону ущелья. Однако неизмеримо большей потерей, настоящей бедой было то, что радиоприемная и передающая аппаратура, боеприпасы и паек, в первую очередь сброшенные с самолета, не были обнаружены до сих пор. Выбрасывая десант в горах, трудно все предусмотреть, и все-таки их десант сложился особенно неудачно. Даже команда «приготовиться к прыжку» раздалась намного раньше, чем ждали, а летчик проявил полнейшую безответственность — избавившись от десанта, что было духу дунул на север, и спрашивать ответа было не с кого.

Немцам позарез нужен был местный житель, горец. Без проводника им трудно было не только найти дорогу, но даже определить стороны. Рассчитывать на то, что какая-нибудь другая десантная группа найдет их или набредет случайно, не имело смысла. Тут можно проторчать много лет, и не маленькому десанту, а целой роте, и никто не узнает об ее существовании.

Слава богу, что с помощью Штуте они нашли такое убежище, в котором при достаточном запасе еды и боеприпасов им ничего не угрожало.

Когда выяснилось, что радиоприемная и передающая аппаратура бесследно пропала, командир десантной группы, приземистый чернявый обер-лейтенант с неарийской внешностью, чуть не лишился дара речи. Весь вчерашний день прошел в безрезультатных поисках, но он не терял надежды. Вечером, однако, обер-лейтенант выделил группу для захвата проводника — местного жителя. Проводника следовало добыть любыми средствами: если придется — выкрасть из деревни. Поскольку вести пленного по здешним тропам — задача сложная, группу составили из четырех человек и командиром назначили упрямого и безжалостного унтер-офицера Шнайдера.

Обер-лейтенант понимает, что без капрала Штуте ему теперь не ступить ни шагу, но обер-лейтенант требует от подчиненных собачьей преданности и потому не очень-то доверяет капралу. Капрал — отличный альпинист. Он знает и то, что унтер-офицер тупой и недалекий. Обер-лейтенант предупредил его: в этих горах надо быть требовательным, но не забывать, что на краю пропасти твой солдат может споткнуться и «случайно» толкнуть тебя…