Путь через лес должен был занять не более пятнадцати минут, но тут произошло нечто из ряда вон и для призрака, и для повидавшего всякого на своём веку мистера Клабана.

Из густой дубовой чащи, прямо на них вышел огромный пёс, медленно, осторожно ступая лапами по сухой траве и злобно щерясь и готовясь к нападению.

— А ну пошёл! – Закричал на него охотник, однако, растерявшись от неожиданности – с раненой Лорой на руках ему было не убежать, да и как защититься от такой махины он понятия не имел. Нет, на поясе, в ножнах, при нём всегда имелся его охотничий нож, но как им воспользоваться в данной ситуации, охотник за призраками тоже не знал.

Пёс уходить не собирался, гулко зарычав. Приглядевшись, Мэтью подумал, что свихнулся окончательно: это животное больше походило на чучело, с плохо обработанной слежавшейся шерстью, неравномерно набитой опилками. На одном боку кожа собаки была словно содрана, и её изорванный край просто болтался как тряпка, обнажая испачканные землёй сероватые мышцы. Глаза же животного были затянуты мутными бельмами и казались неживыми.

В следующий момент собака пригнула уши, приготовившись к прыжку, и… налетела на невидимую силу, что не позволила ей пробраться к мужчине, державшему на руках раненую девушку. Это повторилось несколько раз подряд.

«Призрак» — смекнул мистер Клабан, и бежать уговаривать его не пришлось. Пока Джозеф по мере своих сил пытался остановить пса, Мэтью свернул со знакомой тропы и что есть ног (насколько это было возможно), помчался по направлению к своему дому.

Но едва он настиг старого пепелища, что, как выяснилось, осталось после пожара в особняке Мартелл, и находилось примерно на половине пути к намеченной цели, позади послышалось знакомое рычание.

И нужно было решаться.

Он очень аккуратно положил Лору на выжженную землю (здесь не было даже травы, и Мэтью сомневался, что она когда-нибудь появится), и после этого выхватил нож, резко развернувшись, и как раз вовремя: пёс атаковал.

Он сбил Мэтью с ног, пытаясь вцепиться в горло мужчины, но тот сумел увернуться, ударив животное головой и одновременно всадив нож в бок огромной псины.

Но собака даже не заскулила, лишь дёрнулась, почувствовав неожиданную помеху, и тут же вновь попыталась завладеть ситуацией, метясь в горло противнику.

На ощупь животное оказалось холодным, жёстким, словно не живым…

А ведь так оно и было!

Мэтью поздно сообразил это, но неожиданное открытие только прибавило ему злости, а значит сил. Всё ещё крепко держась за рукоять охотничьего ножа, он принялся колошматить им наотмашь, другой рукой вцепившись в открытую пасть чудовища, и кровь уже лилась по его прокусанной зубами конечности, начинавшей сдаваться от перенапряжения.

Спасение вновь пришло от невидимого союзника – он был бестелесным, а потому мёртвая, но очень активная псина, не могла ничем ему навредить. Наверное, не могла…

Джозефу удалось на какое-то время обездвижить пса, обхватив руками, и мистер Клабан правильно поняв его намерения, незамедлительно воткнул нож собаке в горло, и резким движением обезглавил её. Тушка животного безвольно свалилась к их ногам, но ни кровинки не появилось из её многочисленных ран, что только подтвердило подозрения Мэтью. Зато теперь собака больше не дёргалась, и уже точно была мёртвой.

— Надо будет сжечь. На всякий случай. – Сказал он вслух, то ли себе, то ли призраку, который ничего не мог ему ответить.

Затем, тяжело отдышавшись и прощупывая повреждённую руку, охотник направился к Лоре – та всё так же недвижимо лежала, и её нужно было нести дальше.

Хоть сил уже почти не осталось…

Глава четвёртая. Новая семья.

— Бедняжка, бедняжка…

Лорейн почувствовала, как приятная прохладная вода остужает её просто раскалённый лоб — кто-то положил на него тряпочку, смоченную в холодной воде, и девушке стало легче.

Или нет?

Она попыталась открыть глаза, и это ей с трудом удалось.

Пожилая женщина из простых, с морщинистым лицом и тёплыми серыми глазами горько улыбнулась, глядя на неё.

— Такая молодая, охохо… такая красивая…

Лорейн огляделась по сторонам, насколько позволяло ей сейчас её положение. Обычная деревенская изба, жёсткая постель, простоватое убранство комнаты…

Она попыталась что-то спросить, но слова словно застряли в горле. Словно что-то сдавило его

— Тише, тише… — Женщина положила руку ей на голову, ласково проведя ладонью по тёмным волосам. — Меня зовут Катрина, и ты у меня дома. Сейчас уже всё в порядке, жар сходит. Я подлечила твою рану. Скажи, милая, как ты оказалась одна, в лесу? Заблудилась или… кто-то пытался обидеть тебя?

Лорейн, внимательно выслушав пожилую Катрину, попыталась припомнить причину произошедшего, но…

Оказалось, что она совсем ничего не помнит. НИЧЕГО…

— Я… не знаю. — Прошептала она, испуганно взглянув на свою спасительницу. — Я не помню…

Катрина понимающе улыбнулась.

— А как твоё имя?…

Лорейн покачала головой, и слёзы навернулись на глаза крупными каплями.

— Не помню…

— Ну же, не расстраивайся! — Старушка приобняла её, успокаивая. — Ты ударилась головой, такое бывает. Я всякого повидала на своём веку. Ты вспомнишь, девочка. Всё вспомнишь… А теперь отдохни, тебе нужно набраться сил…

Как оказалось, Катрина жила здесь не одна, а с мужем и взрослым сыном. Пожилая пара рассказала девушке, как по чистой случайности они наткнулись на неё в лесу — их дворовая собачка Бобби, увязавшаяся за ними в тот вечер во время из похода за хворостом, спустилась в овраг и подняла там такой шум, что и мёртвого бы разбудила. Но только не Лорейн.

Благо, самодельная тачка для перевозки хвороста была при них, и подняв девушку наверх, старикам удалось переправить её до дома. А там уже Катрина начала выхаживать её — рана Лорейн на голове от падения загноилась, и у неё поднялся жар. К тому же никто не знал, сколько времени она там пролежала.

Но в ближайшую неделю Лорейн, которую теперь все звали Эбигейл, окрепла. Старательный уход старушки Катрины и куриный бульон сделали своё дело: девушка встала на ноги.

Но так и не вспомнила, кто она на самом деле.

Однако же, делать было нечего и пришлось принять свою судьбу такой, какой она была. Её никто не разыскивал, а значит, решила Эбби, родных у неё нет. Семья Катрины хорошо к ней относилась, пожилая хозяйка всё чаще начала обращаться к ней «дочка», в действительности считая её таковой. И всё было бы просто прекрасно, если бы не странное чувство пустоты под рёбрами слева, словно в жизни её не хватало чего-то очень важного, утерянного, забытого. Того, что потерялось, стёрлось вместе с памятью, которая не желала к ней возвращаться.

От этого Эбигейл часто грустила, уходя к берегу пруда, что прятался неподалёку от дома. Вода её успокаивала. А ещё здесь густо цвёл луговой клевер, который, кажется, ей очень нравился…

Однажды, вернувшись с такой прогулки домой, она застала всю семью за столом — они что-то обсуждали в отсутствие девушки, и ей захотелось незаметно уйти, чтобы не мешать. Но Катарина окликнула её.

— Эбби, милая, мы тебя ждём. Пойдём, поговорим.

Суть разговора заключалась в следующем. Сын хозяев, молчаливый, скромный Питер, поздний и единственный ребёнок семьи Эвансов, уже давно вошёл в тот возраст, когда ему следовало жениться. Высокий, нескладный, но добрый и работящий парень был бы хорошей партией для любой деревенской девушки, но соседская молва уже недобро поговаривала, что тот живёт в одном доме с найденной девицей незаконно. То есть супротив божьей воли. И попробуй докажи, что это не так…

Да и Эбигейл, уже сумевшая сыскать славу первой красавицы на деревне, бывало, ловила на себе нескромные взгляды местных парней, а то и шуточки, на которые, впрочем, совершенно не обращала внимания…

Питер же представлялся ей чудным тихоней — за всё время она и десяти слов от него не услышала, так он был скромен. А едва она появлялась в комнате — отводил глаза и краснел, и девушке было невдомёк, откуда и отчего брался в нём этот странный жар.