Видим в романе Украину, клокочущую в пламени классовых боев. Из Киева, где хозяйничают, обманывая народ, «калифы на час» — украинские буржуазные националисты из Центральной рады, — возвращается группа большевистских делегатов: через несколько дней в Харькове, с их участием, откроется I Всеукраинский съезд Советов, на котором будет провозглашена Украинская Советская Социалистическая Республика, объединенная тесными братскими узами с РСФСР. В Славгороде гайдамацкий курень, по указке националистов, эсеров и меньшевиков, засевших в местном Совете, обезоруживает большевистски настроенный саперный батальон; славгородские большевики готовят рабочих, находя среди них дружную поддержку, к вооруженной борьбе с желтоблакитными предателями революции. В селах бурлит трудовое крестьянство, требуя немедленного раздела помещичьей земли, разоружая новоявленных держиморд из «вольного казачества», выступая против «успокоителей» и соглашателей в лице эсеров и всяких других демагогов.
Буржуазные националисты пытаются обманывать народ сказками о «самостийности», о «национальном единодушии», о мифической «самобытности» Украины, для которой якобы чужды и неприемлемы «идеи северного соседа» (так разглагольствуют, скажем, на заседании славгородского Совета эсер Гудзий, именующий себя представителем «революционной демократии»). Но это слова для наивных, для пустой и лживой пропаганды, а на деле они уже ищут себе достаточно сильных «покровителей» среди империалистов на Западе, потому что знают: на Украине, как и во всей России, класс встал против класса. И владеют умами рабочих, умами беднейших крестьян не они, а большевики — понятные и близкие массам, страшные и ненавистные для всех, кто привык сидеть на горбу народном.
Грозной демонстрацией отвечает рабочий Славгород на подлое убийство коммуниста Тесленко озверелыми гайдамаками. Незнакомые артиллеристы из проезжающей через Славгород части дружно помогают Артему освободить арестованного петлюровцами большевика Кузнецова. А в селе, рассказывает рядовой крестьянин Мусий Скоряк, про «этот декрет ленинский (о земле. — Л. Н.) только и разговоров». И деревенский труженик возмущается тем, что буржуазные националисты, выдумав «самостийную» Украину, пытаются не допустить его осуществление: «Да вот диво: почему он, этот декрет, для нас силы не имеет? Как будто бы мы в другом государстве живем». И не только ветераны девятьсот пятого года, подобные старому Прокопу Невкипелому, который, отбыв двенадцать лет каторги, говорит своему другу, что он за все ту же партию, что и раньше: «Бей буржуев вдрызг, за бедноту всемирную», — но и большинство недавних фронтовиков в Ветровой Балке заодно с большевиком Артемом: под его руководством они создают отряд Красной гвардии, выгоняют из села «вольных казаков», а с приходом кайзеровских оккупантов с оружием в руках уходят в леса, становятся партизанами.
Таковы контуры общей картины. Перед нами типичная провинция, периферийная «глубинка» — уездный город, село, — но за этими так хорошо знакомыми писателю «местными» объектами изображения угадывается вся страна, огромный размах потрясающих ее событий.
Роман «Артем Гармаш» — произведение многогеройное, многолюдное. Автор свободно вводит в действие широкий круг персонажей, все время «пополняя» его и создавая таким образом плотный и объемный массовый фон для событий, изображаемых в романе. Но на первом плане, разумеется, люди, пути и судьбы которых он прослеживает с особым вниманием.
Задачей важнейшего значения для писателя стало изображение мужественных руководителей и организаторов борьбы за Советскую власть — людей ленинской партии, коммунистов. Кроме Артема Гармаша в романе, с большей или меньшей полнотой, изображены петроградский рабочий Кузнецов, обладающий качествами зрелого, опытного политического бойца (он — руководитель партийного комитета саперного батальона), знакомый нам еще по роману «Мать» вожак славгородских рабочих Федор Бондаренко, молодой врач, сестра профессионального революционера, натура глубокая и эмоциональная, — Мирослава Супрун и другие. Разные по характерам, по индивидуальным склонностям, все они — люди убежденные, непримиримые к врагам трудового народа, безгранично преданные делу партии. И еще одна черта, ярко характеризующая этих представителей большевистского авангарда рабочего класса, — их органическая связь с массами, простота и скромность, крепкая трудовая основательность и надежность во всем, что они делают.
Интересны многие фигуры из «деревенской» сферы жизненных взаимосвязей Артема. Скажем, его брат Остап — типичный, как говорится по-украински, «селюк», человек честный, но слишком ограниченный интересами своего убогого «двора», своего мелкого хозяйства. В бурные месяцы конца 1917 года его не очень интересует «политика» — он, солдат пока что не демобилизованного артдивизиона, вместе с подобными себе мечтает разделить при «роспуске домой» батарейное имущество и возвратиться в село с парой лошадей и добротной повозкой… А вернувшись и взявшись за хозяйствование, не прочь подольститься при случае к «доброму» барину ради лишней подводы дерева из леса.
Головко всегда любил и уважал трудового крестьянина, умел поэтически показать лучшие черты его психологии и нравственности, но вместе с тем он объективен и строг по отношению к тому «старомужичьему», мелкособственническому, что так или иначе проявлялось в его социальном поведении. Не приукрашивает он и родного брата своего любимого героя, вместе с ним выросшего под крышей убогой деревенской хаты, — ведь с ограниченностью, косностью, наивным индивидуализмом таких, как Остап, придется еще не раз сталкиваться борцам за новое, социалистическое село.
Значительное место в событиях, о которых повествуется в романе, уделено Григорию Саранчуку, односельчанину Артема и — одно время — жениху его сестры. Он не просто традиционный «колеблющийся середняк» (хоть его принадлежность к данной социальной группе конечно же обусловила многое), он — человек, на позиции которого сказалось прямое дезориентирующее влияние лживой пропаганды националистов и разных мелкобуржуазных партий. Молодой, грамотный, немало повидавший и услышавший в солдатах, он тем не менее еще имеет какие-то иллюзии относительно роли «украинских революционных партий» (т. е. эсеров и эсдеков, засевших в Центральной раде) и обнаруживает на первых порах явное непонимание политики большевиков. Его незавидный роман с «уездной гетерочкой», националисткой Ивгой Мокроус, — история вполне реальная и в то же время имеющая своеобразный символический смысл: вот так потрепанная мишура «национальной идеи», «национальной романтики» туманила подчас взоры даже неплохих парней… Но чем больше нарастает острота открытых классовых столкновений, тем чаще Григорий оказывается рядом с Артемом, на его стороне. По замыслу автора, Григорий, пройдя школу партизанской борьбы (в третьей книге мы его уже видим среди «красногвардейцев» Артема), окончательно рассчитается со всякими колебаниями и обретет свое место среди строителей новой жизни.
А. Головко глубоко понимал опасность, которую представлял для народных сил лагерь украинской буржуазной контрреволюции, умело маскировавшейся «национальной» и «демократической» фразеологией. Он, работавший в провинции народным учителем в 1917—1919 годах, а затем служивший (до 1921 года) в Красной Армии, хорошо знал этого противника, ясно видел его классовую природу, ненавидел и презирал его «великую ложь». В романе этот лагерь представлен рядом фигур — от родовитого барина Галагана, снисходительно признающего «наших» министров-выскочек из Центральной рады, до примитивного авантюриста эсера Телички. Но основной разоблачительный пафос здесь направлен против тех, кто делает «идеологию» буржуазного национализма и кто горделиво называет себя «истинно национальной» интеллигенцией, «мозгом нации». В этом смысле одним из основных антиподов Артема Гармаша и его товарищей-большевиков является в романе Павел Диденко, провинциальный петлюровский поэт и журналист, метящий в дипломаты и — одновременно — в зятья «самого» Галагана. Ловкий, изворотливый, умеющий писать в своей эсеровской газетке «чувствительные» передовицы, он проповедует самый оголтелый национализм («Украина — для украинцев!») и в то же время умеет прикинуться бескорыстным «культурником», «просветителем» и заботливым другом своих «простых» односельчан, не минуя даже семью Артема, — впрочем, лишь ее молодую женскую часть… Циничному карьеризму этого деятеля в политике соответствует такая же — правда, до поры до времени ловко скрываемая безнравственность в личном поведении. Его политический, моральный, идейный крах неминуем.
