— Молчать! — прикрикнул Мастер.

— Ладно, — Эйлин, видя, что Штейнмейстер в ярости, отчаянно заявила. — Солус, давай бутылку!

Торментир подошёл к Эйлин ближе и откупорил сосуд. Женщина почувствовала сильный аромат полыни, идущий от питья.

— Не пейте, не пейте, госпожа Эйлин! — отчаянно закричал Мелис, корчась в оковах. — Прошу вас, не пейте! Послушайте, Мастер… Отец, я сделаю всё, что вы велите, только оставьте её в живых! Я буду вас послушным и хорошим сыном, только не трогайте никого из них!!!

— Наконец-то ты говоришь, как благоразумный мальчик, — удовлетворённо сказал Штейнмейстер. — Но, к сожалению, я должен отказать тебе в этой просьбе. Попроси у меня что-нибудь другое…

Нелли изо всех сил стучала кулаками по стеклу внутри куба, тоже что-то крича и мотая головой так, что длинные волосы хлестали её по лицу.

Мелис же упал на колени перед отцом и продолжал униженно умолять его пощадить Эйлин. Сердце женщины облилось кровью при виде этого.

— Встань, Мелис, — твёрдо сказала она. — Не смей унижаться перед ним. Помни о том, кто ты есть. Всегда помни о своём предназначении.

Мелис посмотрел ей в лицо и замолчал. Он поднялся с колен и выпрямился, став почти такого же роста, как его отец.

— Нелли, — Эйлин подняла голову, — не знаю, слышишь ли ты меня. Не печалься. Делай то, что должна, и тогда ты придёшь к цели. Мы победим!

— Так, хватит этих зажигательных речей! — рявкнул Мастер. — Не тяни время!

— Хорошо, — лицо Эйлин было бледно, но спокойно. — Солус, давай! Помоги придержать пузырёк, а то мне неудобно — понимаешь ли, руки скованы…

И Торментир поднес к её губам напиток, источающий горький запах полыни…

Нелли застыла внутри куба, словно прилипнув к его грани. Она напоминала собой изваяние. Только лицо этого изваяния было испуганным и напряжённым. Мелис закусил губу, ожидая, что произойдёт дальше. Лишь Великий Мастер наслаждался ситуацией.

Торментир резко двинул запястьем, и зелье полилось в рот Эйлин. Немного напитка потекло по её шее и груди, и пуловер тоже напитался запахом полынного зелья. Эйлин, не сопротивляясь, проглотила его. Никто не успел опомниться, как глаза её закатились, руки бессильно повисли вдоль туловища, ноги подкосились. Тело упало на пол мягко, почти без стука.

Штейнмейстер склонился над нею, прислушиваясь, есть ли дыхание или биение сердца. Через мгновение он выпрямился с улыбкой:

— Да, она действительно мертва! — торжествующе произнёс он. — Признаться, Солус, ты сработал лучше, чем я ожидал! Я думал, что ты попытаешься обмануть меня. Но ты молодец. Никаких слёз и сантиментов!

И Мастер хлопнул своего советника по плечу, не обращая внимания на его реакцию. А на лице Торментира читались потрясение и изумление.

— А теперь надо убрать мусор из моего рабочего кабинета, ибо, сын мой, да будет тебе известно, что это мой кабинет, — весело сказал Мастер. — Солус, подойди-ка сюда.

Мастер что-то нажал, и в полу открылся люк, который вёл куда-то в чёрную глубину горы.

— Выбрасывай, — приказал Торментиру Штейнмейстер. — Не хочешь трогать падаль руками — спихни ногой.

Нелли пристально следила за действиями мужчин, стоящих возле тела её матери. В глазах её горела молчаливая ненависть. Она видела, как Торментир носком ботинка подтолкнул тело Эйлин к люку, и оно, скатившись туда, исчезло в непроглядной тьме. Нелли принялась отчаянно кричать и биться о куб, будто её крик мог вернуть Эйлин обратно, в мир живых. Крайне довольный Мастер закрыл люк.

— Там, в глубине, покоятся мои личные противники, — сказал он. — С моим отцом мне пришлось сражаться здесь же. И когда я убил его, тело точно так же сбросил вниз.

Мелис находился в каком-то оцепенении. Здесь был убит его дед, заменивший ему отца. Теперь на его глазах не стало Эйлин, заменившей ему мать. Он смотрел на человека, называющего его сыном, и не чувствовал ничего. Совсем ничего. Это сон, это просто один из страшных снов… Вот только очнуться от него нельзя.

— Что, сынок? — почти ласково спросил Штейнмейстер.

Лицо Мелиса было немного отстранённым. Пришло время проснуться, и Мелис ощутил, как внутри него поднимается, кипит и клокочет ненависть. Она обжигала, распирала его изнутри, и больше молчать он не мог.

— Я ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу!!! — чётко произнес он, глядя в лицо своего отца, так похожее на его собственное. — Придёт день — и я убью тебя собственными руками!

— Мой достойный сын хочет идти по стопам своего отца, — насмешливо скривил губы Мастер. — Но за такие слова я накажу тебя. В тюрьму его!

В комнату вошли дружинники, двое из них схватили отчаянно сопротивляющегося юношу и выволокли наружу. По мановению руки Штейнмейстера обсидиановый куб опустился вниз так, что солдаты могли толкать его перед собой. Куб с запертой в нём девушкой отправился вслед за Мелисом.

— Из моей тюрьмы, точнее, это древняя тюрьма Братства, за последние столетия никто не смог сбежать, — с оттенком хвастливой гордости сказал Мастер, обращаясь к Торментиру. — И с сегодняшнего дня, признаюсь, я смогу спать гораздо спокойнее.

Сумерки опускались на Сариссу, сумерки, которые грозили превратиться в вечную ночь. Власть Братства Штейн становилась безраздельной. В Круге Посвящённых появились зияющие бреши, и никто теперь не смог бы заполнить их. Цепь была разорвана.