В рот попало немного крема от комаров. Рефлекторно отстранившись, я без задней мысли сплюнул и вытер губы рукавом. Хэруки побледнела и отшатнулась с выражением ужаса на лице. Из ее глаз снова потекли слезы.

– Я тебе противна? Прости, Иоши, я больше никогда не подойду к тебе! – Едва слышно выдохнула она. Твою мать!

Подскочив, кинулся к Хэруки, крепко прижал к себе:

– Нет! Все совсем не так! Просто в рот попало немного крема, и я его выплюнул! Прости дурака! Ты никогда, слышишь, НИКОГДА не будешь мне противна!

Хэруки обмякла, обняла меня в ответ и уткнулась лицом в грудь.

– Вот как? – Прошептала она, – А если я скажу тебе, что больше всего на свете жалею о том, что эти двое так легко отделались? Что, если я скажу тебе, что с радостью порезала бы их на кусочки без всякой «темной формы»?

– Отвечу, что насильников надо кастрировать, скармливать им собственные яйца, а потом заживо варить в кипящем масле! – Изложил я свои взгляды на несовершенство законов.

– Жуть! – Хихикнула Хэруки, рукавами блузки вытерла кожу около губ и снова поцеловала меня. На этот раз обошлось без происшествий.

По пути к автобусной остановке я спросил:

– Это тогда ты подружилась с Кохэку?

– Мы были знакомы еще детьми, нас познакомили дедушки. Но отцу Кохэку предложили хорошую должность где‑то на севере Кюсю, поэтому они переехали еще до поступления в начальную школу. Обратно вернулись только ко второму классу средней школы. Мы сразу узнали друг друга и подружились! – Тепло улыбнулась воспоминаниям полностью пришедшая в норму Хэруки, – Она сказала, что я забавная! – Хихикнула она.

* * *

Когда мы вернулись домой, уже вечерело. Батя с секретарем выносили во двор стол, Ринтаро‑сенсей разжигал гриль – жарить замаринованного после возвращения с рыбалки деликатесного черного марлина, Кохэку и Кейташи таскали стулья, а Чико и Такаока‑тян с радостным смехом носились по изрядно похорошевшему благодаря дедовым усилиям саду. Мы с Хэруки, получается, единственные, кто не приложил руку к сегодняшнему ужину. Впрочем, упрекать нас никто не стал, поэтому мы пошли домой и слегка перекусили разогретым супчиком. Помимо плавников, его состав включал в себя крупно нарезанные (чтобы было удобно вылавливать палочками, в японские супы вообще все режут крупно), подаренные соседями овощи. После этого быстро приняли душ (к сожалению, не вместе) – визит в тропики не прошел даром, переоделись и присоединились к расположившимся во дворе остальным, к которым, пока мы были дома, добавилась пожилая чета Вада, само собой, не забыв прихватить пару бутылочек ханадзакэ. Посмотрев на бутылки, Кейташи слегка позеленел.

Жаренный на гриле марлин оказался невероятно вкусным. Кусочки буквально таяли во рту, а божественное послевкусие заставляло грустить в минуты, когда старая порция кончилась, а новая еще не покинула гриль. Вот такой рыбой я готов питаться хоть каждый день!

Накатив, батя пришел в благостное расположение духа и принялся чествовать героев – сначала нас, а потом, с гораздо большим энтузиазмом, Ринтаро‑сенсея. Даже как‑то обидно. Поняв, что больше в меня не влезет ни кусочка, проводил взглядом тихонько сваливших в дом Кейташи и Кохэку – они ведь не собираются заняться тем, о чем я подумал? Ну уж нет! Никто не смеет осквернять дом моего отца, кроме меня!

– Пошли шпионить! – Шепнул я сидящей рядом Хэруки.

– Пойдем! – Моментально согласилась она. Воистину половинка!

Покинув сад, взяли на кухне шпионский инвентарь в виде пары стаканов, тихонько поднялись наверх и принялись подслушивать. Дверь – не стена, а ребята не особо таились, поэтому слышимость была отличная.

– Да почему? – Раздался возмущенный голос Кейташи, – Мы же быстро!

Я хрюкнул – ох уж эта Белая Молния.

– Отстань от меня, похотливая свинья! Знаешь, чего мне это стоило?! У меня до сих пор все болит!

Хэруки как‑то потерянно посмотрела на меня. Блин, не напугала бы Кохэку мою девочку. Сама виновата – нефиг спидранить первый раз так сказать «на сухую».

– Больно ведь только первый раз! – Проявил базовые знания анатомии Кейташи, – Давай попробуем снова!

– Черт, я уже жалею о содеянном! Так и знала, что после этого ты не успокоишься!

– Это же совершенно нормально – хотеть любимую девушку! – Оправдывался Кейташи.

– Ты такой милый! – Внезапно переключилась на «дере»[1.Любящий, ласковый ]‑режим Кохэку, – Иди сюда!

Раздался звук сочного, влажного поцелуя.

– Попробуем еще раз, когда вернемся домой, – Пообещала другу Кохэку, – Но за номер в любовном отеле платишь ты! – Выкатила она условия.

Любовный отель, да? Совсем о них забыл! Я покосился на покрасневшую Хэруки. Нет, не хочу, чтобы наш первый раз случился в казенном помещении, где до нас занимался сексом не пойми кто и не пойми с кем.

– Как прикажешь, моя госпожа! – С жаром ответил Кейташи.

– Какие высокие отношения! – Шепнул я на ухо беззвучно смеющейся Хэруки.

Услышав, как кто‑то вошел в дом, повел Хэруки вниз – типа мы пили что‑то из стаканов на втором этаже. Притворялись зря, потому что это оказалась Чико. Подойдя к нам с каким‑то смущенным видом, она сказала:

– Сестренка Хэруки, я соскучилась по братику. Отдашь мне его на завтра?

Ути боже! Стоп, а в какой момент я превратился в собственность Хэруки?

– Конечно, Чико‑тян! – Погладила сестренку по голове девушка, – Прости мой эгоизм, весь завтрашний день Иоши полностью в твоем распоряжении! – Не стала она жадничать.

А мое мнение, получается, никому не интересно. Ладно, я не против – сам соскучился по сестренке.

– Я нашел ферму с Йонагуни ума, – Поделился я с сестренкой новостями, – Пойдем туда завтра?

– А я думала, что ты забыл! – Широко улыбнулась девочка.

– Если братик что‑то пообещал – он это сделает! – Назидательно ответил я.

– Братик такой надежный! – Скопировала мою ехидную издевку над батей Чико, заставив заржать.

Глава убийства и расчленения

Проснулся рано, спустился вниз, достал из холодильника остатки жареного на гриле марлина, слепил огромный бутерброд и вышел в сад – позавтракать на свежем воздухе. Усевшись на крылечко, откусил мощный кусок и зажмурил глаза от удовольствия – рыба, даром что вчерашняя, вкуса не потеряла.

– Иоши‑кун, доброе утро! – Вышел из‑за угла дома Ринтаро‑сенсей.

– Доброе утро! – Салютнул я ему бутербродом, – Хотите кусочек?

– Какое щедрое предложение! – Ухмыльнулся дед, – Одолжишь свой топорик?

– Одолжу, – Кивнул я, сходил в комнату и принес деду топорик, – А зачем вам? Я думал, на топоры у вас семейное табу! – Хохотнул я.

– Не многовато ли юмора с самого утра? – Хохотнул дед, проявив способность к самоиронии.

– Настроение отличное, – Пожал я плечами, – Так зачем топор?

– Пойдем покажу, если не трусишь! – Попытался дед взять меня на «слабо». Теперь пути назад нет!

Войдя в сарай, увидел клетку с парой кур.

– Подарок соседей, – Объяснил дед, – Вот, думал приготовить из них что‑нибудь.

– Понимаю, – Кивнул я и присел на корточки у двери сарая, продолжая жевать бутерброд.

Тем временем дед достал одну из кур, положил на чурку и отрубил голову. Брызнула кровь, дед подержал бьющуюся тушку и покосился на меня. Улыбнулся ему и откусил кусочек бутерброда. А чего мне – прошлый я родился и вырос в деревне.

Хмыкнув, дед скинул тушку в ведро и пошел к клетке за второй птичкой. Та неожиданно проявила сопротивление, проскользнув между дедовых рук и кинувшись к выходу. Закинув остатки бутера в рот, поймал курицу.

– Прости, птичка, я уважаю твою волю к жизни, но я уже устал питаться рыбой, – Извинился я перед ней и отдал деду.

– Хочешь попробовать? – Протянул он мне топор.

– Как можно «хотеть попробовать» что‑то подобное? – Удивился я, – Если бы вы сказали что‑то вроде «Иоши‑кун, артрит мешает мне держать топор, поэтому рубить придется тебе», я бы, конечно, не отказался.