Наконец, прибыл специалист, который, заглянув в переноску, с гневными воплями попытался накинуться на браконьера, но выместить праведный гнев ему не дали полицейские. Браконьера увели, охранник природы взял себя в руки, аккуратно вынул котика из переноски, осмотрел и поведал, что спасенный не пострадал, и ему два месяца. Увы, без мамы‑кошки, с которой котенок должен был находиться до шестимесячного возраста, приспособиться к дикой природе он уже не сможет, поэтому отправится жить либо в местный зоопарк, либо в специальный центр на Ириомоте.
В этот момент в кафетерий пришел местный главный дежурный, который сообщил, что к участку набежали газетчики, которым кто‑то успел слить историю. Журналюги – они такие!
Посовещавшись с ветеринаром, старший по званию из копов разрешил пригласить одного из репортеров. Тот, пылая энтузиазмом и размахивая фотоаппаратом, быстренько скомпоновал нас для группового снимка – в центре профильный сотрудник с котиком на руках, справа от него мы с Хэруки, слева – Кейташи и Кохэку. По краям от нас – полицейские. Как только репортер сфотографировал нас, его тут же выпнули, приказав ждать официальный пресс‑релиз.
Наконец‑то дело сдвинулось с мертвой точки, и один из копов отвел нас в кабинет, где я продиктовал номер нашего дома на Окинаве. Ох и рад будет батя таким новостям среди ночи!
Спустя пару минут трубку сняли, и коп попросил позвать батю к телефону. Еще через минуту тот взял. Получив краткий пересказ событий, батя попросил передать трубку мне.
– Я же просил не влипать в неприятности! – Сразу же выпалил он.
– А я причем? – Удивился я, – Такое могло произойти с кем угодно!
– Только вот происходит с тобой ! – Не принял батя отмазку.
– Прости, дорогой отец, если в следующий раз кто‑то на моих глазах будет истреблять вымирающие виды, которым покровительствует Императорская семья, я не стану им мешать.
Батя помолчал, потом попросил передать трубку копу, что я охотно и сделал. Видимо, получив от отца согласие на наш опрос, полицейский положил трубку и приступил к делу. Видимо, из‑за того, что батя – мой, с меня и начали.
– Когда мы легли спать, я услышал, как кто‑то снаружи палатки грязно ругается и кого‑то бьет. Отвечал ему жалобный писк. Решив проверить, стоит ли позвать администратора, я взял фонарик и вышел из палатки. Увидев меня, человек испугался и начал убегать, но споткнулся и упал. Услышав шум, из палатки выбрался мой друг, – Я указал рукой на Кейташи, надеясь, что он не станет рассказывать все, как было на самом деле, – Вместе с ним, посчитав поведение человека подозрительным, задержали его. Вскоре прибежал администратор кемпинга, он узнал Иомотейскую кошку и вызвал полицию. Все, – Пожал я плечами.
Коп опросил друзей – Кейташи с готовностью поддержал мое вранье, Кохэку сказала, что спала, поэтому до момента появления администратора ничего не слышала. Хэруки покивала во время рассказа подруги, и, видимо, копу этого хватило, потому что ничего спрашивать он у нее не стал.
Снова набрав номер отца, коп сказал ему, что полиция Ишигаки нам очень благодарна и пообещал держать в курсе развития ситуации. Потом трубка снова перешла ко мне.
– Я попрошу полицию доставить вас в аэропорт и посадить на утренний рейс до Йонагуни, – Строго сказал батя.
– Да почему?! – Расстроился я, – Мы в порядке, полны сил и готовы продолжать поход!
– Никаких споров! Домой – значит домой!
– А лодкой порулить дашь? – Попытался я выторговать хоть что‑то.
– По шее дам! Я все сказал, передай трубку полицейскому.
Все, поход окончательно накрылся. Расстроенный, я перестал держать покоцанную ногу подальше от глаз взрослых, полицейский заметил, заставил отклеить пластырь, осознал, что рана свежая и задал закономерный вопрос. Пришлось соврать, что поранился, пока гнался за браконьером. Коп возбудился, куда‑то сбегал, потом вернулся, позвонил бате и обрадовал меня новостью, что придется проехать в больницу – батя не знал, делали ли мне прививку от столбняка, поэтому придется связаться с медицинским центром Уцуномии. Выбора у меня не было – кого волнует мнение жалкого школьника?
Друзьям коп предложил сверхидею – выдать футоны и отправить спать в одну из свободных камер, в дополнение пообещав заказать для них пиццу и угостить пончиками. От такого гайдзинства меня передернуло. Оставил ребятам фотоаппарат – пускай пофотографируются за решеткой.
В больнице меня осмотрел врач, сфотографировал ранки – видимо, будут пришивать к делу, но мне абсолютно плевать – я был расстроен и хотел спать. После этого врач на всякий случай обработал царапины еще раз, попросил подождать, пока отработает медицинский центр и выставил в коридор – коротать время вместе с приставленным ко мне молодым полицейским. Дойдя до торгового автомата, купил кофе себе и ему. Он не взял, поэтому пришлось выпить обе банки. Пришел врач и сказал, что все отлично – Иоши прививался до моего вселения.
Поехали обратно в участок, где меня отвели к друзьям. Растрогался – мне оставили кусочек пиццы. С морепродуктами и ананасами, блин! Камера была чистой и не воняла. Унитаза с раковиной тут не предполагалось – обезьянник же. Друзья расположились на футонах на полу – никто не захотел занимать узкую шконку у стены. Ребята клевали носом, но крепились и утешали грустного меня тем, что на Йонагуни нисколько не хуже, чем здесь. Совсем не понимают, что на Йонагуни остаться наедине с Хэруки практически нереально. А вот бросаемые на меня девушкой теплые взгляды помогали гораздо лучше. Само собой, свою порцию «зарешеченных» кадров получил и я, а потом, обнаглев, попросил дежурящего в коридоре сотрудника закрыть камеру и сфотографировать нас всех вместе.
Когда за окном начало светать, возивший меня в больницу полицейский погрузил нас в машину, довез до аэропорта, поговорил с встретившим нас у входа работником воздушного сообщения, они вдвоем отвели нас в самолет, помогли пристегнуть ремни, и наконец‑то мы остались без присмотра. Впрочем, насладиться свободой не вышло – как только самолет набрал высоту, все моментально вырубились.
* * *
Разбудила нас стюардесса, попросив пристегнуть ремни – скоро приземляться. Само собой, в аэропорту нас встретили батя и Ринтаро‑сенсей. Увидев наш снулый вид, ругать не стали. Погрузились в пару такси – обиженный я демонстративно уселся в машину к Хэруки и деду. Бате пришлось довольствоваться компанией Кохэку и Кейташи.
По пути рассказал деду почти полную версию событий, исключив самую сладкую часть. Мол легли, начали засыпать, а дальше понеслась. Дед пожурил меня за топор и удар – первый мог похоронить мою репутацию навсегда, став причиной попадания в спецшколу, а второй – потому что я мог пораниться. Хороший мужик этот Ринтаро. Почему не рассказать все бате? Потому что он немедленно запрет меня дома до конца каникул. Отец меня любит, а Ринтаро – уважает. Такая вот разница.
Когда приехали домой, ребята отправились спать, дед пошел копаться в саду, а меня батя потащил на кухню, где пил кофе секретарь. Присев на стул, изложил бате ту же версию, что и копам, особенно напирая на то, что ночевали мы на специальном кемпинге, и никаких проблем не возникало. Секретарь мудро молчал – молодец, потому что я вполне мог на него сорваться. Какого хрена он вообще здесь делает?
Наконец, бате надоело рассказывать мне, какой я не очень, и он милостиво отпустил меня спать. Поднявшись в комнату, понял, что Кейташи не чужда мужская солидарность – друг мужественно боролся со сном, дожидаясь моего освобождения. Я почти прослезился! И очень зря, потому что…
– Судя по твоим словам, когда мы ловили того ублюдка, до главного ты так и не добрался? – Как‑то ехидно глядя на меня, спросил он.
– Не добрался, – Расстроенно махнул я рукой.
– Хо‑хо, а я… – Он сунул руку в карман, достал ленту презервативов и кинул мне. Поймав, понял, что их пять.
– Выкинул по дороге? – Не повелся я.