Ответ от царя Алексея Михайловича на обращение Многогрешного и Рославченко был передан архиепископом Лазарем Барановичем быстро. Царь подтвердил предварительное соглашение Ромодановского и Многогрешного, основанное «на водностях» статей Богдана Хмельницкого, и «вины» казаков «в забвение пустил». Уже 9 октября 1668 года в ответном письме гетман Многогрешный писал о царе Алексее Михайловиче как о «великом государе нашем, его царском пресветлом величестве», обещая, что теперь «не токмо сия сторона Днепра, но и другая сторона к тем выше помянутым статьям приступит жити в подданстве у царского пресветлого величества»^{657}.

10 октября 1668 года из полков боярина князя Григория Григорьевича Ромодановского в Москву к царю Алексею Михайловичу отправились сеунщики во главе с сыном князя Андреем Григорьевичем Ромодановским, а вместе с ними послы наказного северского гетмана Демьяна Многогрешного — его брат Василий и бывший нежинский полковник Матвей Гвинтовка (смененный Брюховецким и посаженный им в тюрьму в Гадяче) — под охраной двух рейтарских полков. Однако в пути на них напал большой татарский отряд. Князь Андрей Ромодановский был схвачен и уведен в Крым (там он, как и боярин Василий Борисович Шереметев, стал еще одним заметным родовитым пленником). Послы гетмана Демьяна Многогрешного едва спаслись, загнанные татарским отрядом в болото; вместе с оставшимися рейтарами они снова собрались под знамена и с боями прорвались обратно к обозам князя Григория Григорьевича Ромодановского.

Рассказывая об этом в Москве, один из участников посольства, нежинский протопоп Симеон, приводил красочные детали их чудесного спасения, когда под натиском татар пришлось спешиться и спасаться в болоте. Протопоп Симеон убеждал рейтар стоять «за веру православную и за благочестивого царя». Вместе с полковыми знаменами рейтарами был сохранен и полковой «образ Спасителя». Как говорил протопоп Симеон, явно рассчитывая, что его речи дойдут до царя Алексея Михайловича, к образу «все с верою прикладывались, и праведными молитвами благочестивого царя вооружився, стали на болоте и бой учинили». Ночью послы в сопровождении нескольких сотен рейтар решили прорываться из окружения «оборонною рукою»: «а татары с обоих сторон идучи кричат: галла! галла! А наши себе кричать: церковь! церковь!» Выбравшись из промерзшего за ночь болота, рейтары вырубили «жерди вместо пик» и, сохраняя строй, на рассвете прошли «отводом» к обозам боярина князя Григория Григорьевича Ромодановского^{658}.

Армии Ромодановского, двинувшейся к Путивлю, пришлось продолжить бои с крымской ордой «калги-салтана» и «изменниками-черкасами» во главе с Григорием Дорошенко. 26 октября в Москву пришло донесение воеводы боярина князя Григория Семеновича Куракина об успехах его «товарища» князя Григория Григорьевича Ромодановского, посланного воевать «для промыслу над изменники черкасы». Боярин сообщал о победах под Нежином и, особенно, Черниговом, где «два города больших взяли жестоким приступом и выжгли и высекли», о боях под другим городом Седневом, где, кстати, располагалась ставка наказного северского гетмана Демьяна Многогрешного: «Изменников черкас и волох и татар побили многих… и сами к Путивлю отошли в деле же»^{659}. Военные действия в Малой России завершились. Оставалось договариваться об условиях примирения с изменившими казаками Левобережья. Точнее, с теми, кто готов был пойти за черниговским архиепископом Лазарем Барановичем и гетманом Демьяном Многогрешным.

Находясь зимой 1668/69 года в Москве, послы наказного северского гетмана договорились о созыве новой рады, прошедшей в Глухове. Налаживать дела туда были отправлены по царскому указу 12 февраля сам воевода и белгородский наместник боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский, полковник и «серпуховский наместник» Артамон Сергеевич Матвеев, получивший к этому времени чин стольника, и дьяк Григорий Богданов. Для царского друга Матвеева эта служба стала прологом к передаче ему от вернувшегося в Москву после своего курляндского провала боярина Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина сначала руководства Малороссийским, а потом и Посольским приказом.

Обстоятельства проведения Глуховской рады 3–6 марта 1669 года всесторонне исследованы поколениями исследователей, статьи утвержденного там договора опубликованы впервые еще в «Собрании государственных грамот и договоров» и «Полном собрании законов Российской империи». Как и желали казаки, вольности Богдана Хмельницкого были подтверждены, их вины им отданы, вопрос о царских воеводах тоже решился. Правда, не совсем так, как требовали казаки, желавшие вывести всех царских воевод из малороссийских городов. Московские воеводы были оставлены в Киеве, Переяславле, Нежине, Чернигове и Остре, но местное население им больше не подчинялось; их суд распространялся только на ратных людей московского царя. Число реестровых казаков устанавливалось в 30 тысяч человек, был выбран новый гетман «сее стороны Днепра» Демьян Многогрешный и определено его новое местопребывание в Батурине. Казаки Левобережья должны были убеждать казаков Правобережья, в последней, 27-й статье постановлений Глуховской рады говорилось: «Писать на ту сторону Днепра, Коруны Польской и Великаго Княжества Литовскаго, к гетману Войска Запорожскаго к Петру Дорошенку, и ко всей старшине, и к козакам». Согласно этой статье, казаков Правобережья следовало убеждать «оставить всякие сорные и непотребные слова», «познав истинную милость и благодеяния» царя Алексея Михайловича, «добить челом на вечное подданство неподвижно». На Глуховской раде постановили, «чтобы межды себя ся сторона, с тою стороною Днепра войны не имети и пребывати в любви и совете». Отдельные статьи договора касались мещан Нежина и Киева.

Покрытую «малиновым атласом» книгу на 56 листах с собственноручным подтверждением по листам архиепископа Лазаря Барановича, игумена Максаковского монастыря Иеремии Шириневича, гетмана Демьяна Игнатовича Многогрешного, старшины и чиновников Войска Запорожского боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский подал царю Алексею Михайловичу 21 марта 1669 года. «И третья смута малороссийская, и третья измена гетманская, — завершал рассказ о Глуховской раде С. М. Соловьев, — не отняли Восточной Малороссии у Москвы». И все же итог был компромиссным: Украине возвращалась широкая автономия, а Москва получала контроль над землями на Левобережье, необходимый для продолжения борьбы за оставление Киева в составе Московского царства^{660}.

Зимой 1669 года, с разницей всего в три дня, голос большого Успенского колокола прозвучал над Москвой дважды. Первый раз в колокол стали бить 28 февраля — один раз: умерла новорожденная царевна Евдокия, и ее сразу же похоронили. Во второй раз трижды ударили в большой колокол в Кремле 3 марта: в «последнем часе того дня» умерла царица Мария Ильинична. 4 марта, «на память преподобнаго отца нашего Герасима иже на Иордани», состоялись похороны^{661}.

Жизнь во дворце на время остановилась, все погрузилось в траур после смерти царицы от неудачных родов. То, что раньше казалось важным, перестало быть таковым, какие-либо усилия потеряли смысл, построенный для семьи дворец в Коломенском тоже стал не нужен. Устроение «благочиния» любимого сокольничего пути, чему в 1668 году царь Алексей Михайлович посвятил столько сил и внимания, выезды на охоты, любые забавы могли только ранить воспоминаниями. Царь Алексей Михайлович весь сорокадневный траур (часть его пришлась на Великий пост, а другая — на первые недели после Пасхи) раздавал большую милостыню всем, кто участвовал в погребении царицы, посылал деньги для поминовения по монастырям и церквям, кормил нищих и даже выпустил тюремных сидельцев из Тюремного и Земского дворов, приказав заплатить их долги из денег Приказа Тайных дел. С 20 апреля Алексей Михайлович указал «править другую четыредесятницу», и поминовение царицы Марии Ильиничны продолжилось, были наняты священники для пения панихид «в год по вся дни»^{662}.