Местом казни Степана Разина заседавшие несколько дней с утра до ночи бояре выбрали Красную площадь. Там заранее были «изготовлены ямы и колы вострены». По свидетельству Рейтенфельса, «площадь, на которой преступник понес свое наказание, была по приказанию царя окружена тройным рядом преданнейших солдат, и только иностранцы допускались в средину огороженного места, а на перекрестках по всему городу стояли отряды войск». 6 июня 1671 года наступил момент самой казни. Братьям Разиным был прочитан приговор, но неожиданно Фрол Разин сказал в это время «слово и дело государево». Хотя и для него уже были изготовлены колья, его увели на дополнительный допрос в Приказ Тайных дел, где он рассказал о зарытых письмах Степана Разина «на острову реки Дону, на урочище, на прорве, под вербою» и об оставшейся «рухляди» — имуществе брата[6]. Разин принял смерть молча. Рассказывали, что он, перекрестившись, сам лег на плаху. Последним, что он произнес, был окрик брату: «Он был так непреклонен духом, что не слабел в своем упорстве и не страшился худшего и, уже без рук и без ног, сохранил свой обычный голос и выражение лица, когда, поглядев на остававшегося в живых брата, которого вели в цепях, окрикнул его: «Молчи, собака!»…» Из Москвы теперь могли торжествующе рассылать грамоты с известием о казни «богоотступника Стеньки Разина», который «за свое воровство на Москве четвертован и разбит на колье».

В разрядной «выписи», подводившей итог разинской войне, в рассказе о казни братьев Разиных «на Москве на Красной площади», говорилось и о судьбе останков, перенесенных на Болотную площадь: «отсечены им руки и ноги, а остаток и головы, на показание всем те их воровские головы и руки и ноги збиты на высокие деревья и поставлены за Москвою рекою на площади до исчезнутия». Водруженные на колья, они простояли до конца царствования Алексея Михайловича, служа напоминанием и предостережением тем, кто хотел бы повторить дело Разина, и только после этого были захоронены, но не рядом с православным, а рядом со Старым Татарским кладбищем, располагавшимся по Калужской дороге в Москве^{712}.

Пока Астрахань оставалась в руках разинских атаманов, война не была окончена. Скоро в Москве узнали об убийстве митрополита Иосифа, замученного и брошенного «с роскату». 27 ноября 1671 года боярин и воевода Иван Богданович Милославский, отстоявший ранее Симбирск, вынудил после ряда боев «воров астраханских сидельцев» «целовать крест» царю Алексею Михайловичу. Боярин вошел в Астрахань с царской иконой Богоматери, врученной ему перед походом; «устроясь ратным ополчением», он совершил со своим воинством «молебное пение» в соборной церкви, пришел в приказную палату, получил городовые ключи и запечатал остававшуюся пороховую и свинцовую «казну», расставил караулы по стенам и башням Астраханского кремля. Так закончилось «воровское разоренье» в Астрахани…

15 января 1672 года у Посольского приказа в присутствии членов Государева двора, полковников и офицеров войск иноземного строя, стрелецких начальников, городовых дворян и иноземцев, рядовых стрельцов, жителей московских слобод и черных сотен было объявлено «о здаче Астараханской, как да били челом великому государю о винах своих». Снова и снова возвращаясь к действиям «вора и богоотступника» донского казака Стеньки Разина и его товарищей, напоминали об анафеме Разину и об успешных действиях воеводы Милославского, приславшего с сеунчом о своей победе 1 января 1672 года. Царь Алексей Михайлович «слушал соборного моления» о небесном заступничестве «Росийскому царствию» и о победе над «врагами церкви» и «государскими изменниками», благодаря чему «толикое не-начаемое дело совершилось». Искоренение «воровства и злых замыслов», как говорилось в «сказке» служилым и посадским людям, было достигнуто молитвами патриарха Иоасафа и всего Освященного собора, «а его государские полаты бояр и окольничих и думных людей единодушным совокуплением и твердым советом». Отмечались «служба, радение и промысел» всех служилых людей, участвовавших в боях с «ворами», «вспоможенье в денежных податях» на жалованье ратным людям. Призывая всех к общей молитве, говорили о милосердии царя Алексея Михайловича, «хотя во время того воровства и в печалех пребывали (выделено мной. — В. К.)». Теперь вся разинская война наконец-то завершалась: «И тем своим государским долготерпением врагов Божиих и изменников своих государских одолел и под нозе свои покорил»^{713}.

Невероятно, как должен был переломиться ход истории, чтобы разинская война превратилась в главное событие XVII века, сделав Стеньку Разина более известным историческим героем, чем царь! К несчастью, на время царствования Алексея Михайловича пришлась великая сшибка мстителей за нищету, бедность и судебный произвол со своими обидчиками — «боярами», а точнее, с любой властью. «Воля», обещанная «кабальным и опальным», оказалась привлекательнее обновления царства, задуманного царем в год Андрусовского триумфа. Занятые государевыми походами, важными дипломатическими делами, удержанием Малой и Белой России, власти предержащие забыли о народе. Народ жил, как мог, но только до поры, когда несколько лет пребывания в Стенькиных «работничках» казались лучше, чем вся оставшаяся жизнь. Главный урок разинской войны состоял в том, что справиться с начавшимся бунтом сложнее, чем предотвратить его. Потом начинается взаимная жестокость, ведущая к еще одному Расколу — между Государством и Землей.

Последние годы царя Алексея Михайловича — так обычно говорят о времени, наступившем после второй свадьбы царя, с Натальей Нарышкиной. Но кто может знать о своем сроке? Царь только недавно перешагнул за сорокалетний рубеж, вокруг него в Думе было много людей старше его на 20–25 лет, и ничто не говорило о возможности его раннего ухода из жизни… Скорее наоборот. 30 мая 1672 года родился еще один наследник — царевич Петр Алексеевич, будущий Петр Великий. После этого у царя Алексея Михайловича и царицы Натальи Кирилловны родились еще две дочери — Наталья и Феодосия. Профессор Филип Лонгворс называл это время в жизни царя словом, не требующим перевода, — «ренессанс» и говорил о роли молодой царицы, «возродившей к жизни царя Алексея Михайловича»^{714}. Впереди, как еще увидим, вырисовывались новые горизонты Московского царства, начиналась большая война с Турцией и Крымом. Поэтому «последние годы» можно назвать иначе: для царя Алексея Михайловича наступила «осень власти»…

Отличие 1670-х годов в истории царствования Алексея Михайловича легко определяется по роли первого настоящего русского канцлера — Артамона Сергеевича Матвеева. Особенностью Московского царства было появление рядом с великими князьями и царями таких «временных» людей, или фаворитов, вынесенных наверх волей случая. В этом предложении все слова надо читать с особенным смыслом, понимая, что «верх» — это царский Верх, как назывались царские хоромы, а «случай» — это именно Случай, с большой буквы, — история особого возвышения немногих, самых близких царю лиц. Ужасная разинская война разлила общее ожесточение, вокруг царя стали востребованными ни о чем не размышляющие слуги, способные, если понадобится, быть и следователями, и палачами. Так и пришло «время» другого человека — Артамона Сергеевича Матвеева. В отличие от остальных близких советников царя Алексея Михайловича, возглавлявших основные приказы и заседавших в Думе, Матвеев, как и прежде Ордин-Нащокин, мог рассчитывать только на свои заслуги. Дружеское расположение царя он должен был ценить не по праву родственника или потомственного боярина, а как один из подданных, приближенный и выделенный самим царем. Поэтому стрелецкий голова и полковник стремился сделать все, чтобы оправдать царское доверие, но делал это не для одной корысти, в чем его потом обвиняли, а по искреннему и глубокому убеждению и стремлению к службе царю — источнику чести рода служилого человека.