Брак царя оказался счастливым и продлился больше двадцати лет. В семье родилось 13 детей, двое из которых, Федор и Иван, как известно, взошли на трон, а их сестра, великая царевна Софья, стала последней защитницей интересов Милославских при дворе.
«На Москве продадут власть»
Бориса Ивановича Морозова постигла участь многих реформаторов: начатые им изменения были остановлены, от участия в делах его устранили. Более того, ряд его ближайших сотрудников и свойственников погибли во времена московского мятежа («гиля», или бунта) летом 1648 года. Глава «правительства» сам избежал смерти только благодаря заступничеству и просьбам (!) царя Алексея Михайловича.
Как такое могло произойти? Вряд ли справедливо предполагать, что действия восставших отвечали стремлению царя освободиться от властной опеки Морозова. Скорее они способствовали «закрытию» царя Алексея Михайловича и неприятию им в будущем вмешательства «мира» в дела власти.
Последовательность событий московского восстания 1648 года хорошо известна. Все началось со случайного происшествия во время возвращения царя Алексея Михайловича из весеннего похода в Троице-Сергиев монастырь. Дворцовые разряды датировали возвращение царя 25 мая, когда «грех ради наших учинилося межусобство от земских людей», а на следующий день случился большой пожар в Москве, начавшийся на Петровской улице, после чего выгорели «Петровка, и Дмитровка, и Тверская, и Никитская, и Арбат, и Чертолье, и посады около Москвы все без остатку погорели, и потом учинилась большая смута»{75}. Однако более точными следует признать сведения шведского резидента Карла Поммеренинга, по донесению которого события в Москве начались не 25 мая, а 1 июня, когда челобитчики впервые окружили возвращавшийся из троицкого похода царский поезд, пытаясь получить разрешение на рассмотрение своих дел, но были разогнаны стрелецкой охраной. Беспокоить царя просьбами во время его церемониальных выездов запрещалось, но запрет был нарушен, и охрана стала теснить толпу: «и так как его царское величество не хотел сам принять прошение, а простолюдинов стали бить кнутами, то они стали бросать каменья и попали во многих знатных бояр». После этого 15 или 16 просителей, по словам Поммеренинга, были «брошены в башню»{76}.
На следующий день, 2 июня, все повторилось во время царского выезда на богомолье в Сретенский монастырь. Люди стали преследовать царский поезд на всем обратном пути от Сретенки до Кремля, требуя выдачи арестованных. Оказавшись на кремлевской Соборной площади, восставшие уже не слушали ни царя, ни патриарха и говорили, что не разойдутся, пока царь не исполнит их требование о «выдаче» для расправы Леонтия Степановича Плещеева — главы Земского приказа, исполнявшего полицейские функции в столице. Все это иначе как «смутой» в московском политическом языке не называлось.
Столкнувшись с ее первыми проявлениями, царь Алексей Михайлович попытался действовать решительно, но стрелецкая охрана уже перестала подчиняться приказам своих начальников. Произошло это, по словам Поммеренинга, из-за того, что слуги боярина Бориса Ивановича Морозова решили наказать стрельцов, пропустивших «так много народу в Кремль». Однако стрельцы ответили, что признают только царя, и поддержали требования восставших, выступивших против «боярских насилий и неправд», и пошли грабить двор Морозова в Кремль. Так скоро выяснилось, что восставшие, замахнувшись на Плещеева, метили в Морозова, а их требования касались всей системы управления в Московском государстве. С этого дня бунт начался уже по-настоящему.
Летописцы подробно рассказали о событиях в Москве 2 июня 1648 года, о ходе и деталях московского мятежа и о последовавшей быстрой перемене настроений толпы: «И того числа была смута великая на Москве и били челом великому государю всем народом посадцкия и всяких чинов люди во всяких налогах и в разоренье на Левонтья Степанова сына Плещеева. А боярин Борис Иванович Морозов да окольничей Петр Тиханович Траханиотов за него стали. И как государь пошел от празника и за ним, государем, пришли на ево, государев, двор всяких чинов посадцкия люди всем народом и всех приказов стрельцы и били челом великому государю з большим невежеством»{77}. Переводя старинный язык этого известия, важно подчеркнуть ряд деталей. Начало движения — «приход посадских людей всем народом» на царский двор — означало, что в Кремль прежде всего стремились те, кто имел право жить на посаде, нес службу или торговал в Москве. То есть первоначально выступили именно посадские люди, жаловавшиеся на «налоги и разоренье» от Леонтия Плещеева и обвинившие других царских приближенных, которые «ему, великому государю, изменяют и ево, государево, царство разоряют». Самым опасным стало одновременное выступление вышедших из повиновения «всех приказов стрельцов», жалованье которым было убавлено и давно не выплачивалось (во главе Стрелецкого приказа стоял, напомним, все тот же боярин Борис Иванович Морозов).
Посланные царем Алексеем Михайловичем успокаивать волнующуюся толпу боярин князь Михаил Михайлович Темкин-Ростовский, окольничий Борис Иванович Пушкин и думный дьяк Михаил Волошенинов вернулись с позором: их «обесчестили и платье на них ободрали, одва оне ушли в Верх к великому государю». Не дождавшись удовлетворения своих требований, мятежники бросились громить боярские усадьбы, и в первую очередь двор боярина Морозова в Кремле. А еще тех, кто был близок ему и мог олицетворять новое правительство, созданное в первые годы правления царя Алексея Михайловича. Показательна расправа с думным дьяком Назарием Чистым, собиравшим ранее пресловутую соляную пошлину: его больного вытащили из дома, убили со словами «изменник, это за соль» и для вящего позора голым бросили на навозную кучу{78}.
Взявшись за одного настоящего мздоимца — Плещеева и «плещеевщину», восставшие в Москве люди «повалили» всё правительство боярина Бориса Ивановича Морозова. 3 июня царь Алексей Михайлович был вынужден издать указ о казни Леонтия Плещеева. Но не успели палачи вывести приговоренного из ворот Кремля к Лобному месту, как толпа отбила его и расправилась с ним самостоятельно, предав мучительной смерти. По сообщению Лейденской брошюры — первого печатного источника о событиях в Москве, изданного в Голландии, царь Алексей Михайлович вынужден был выйти к восставшим и лично уговаривать горожан, чтобы ему дали возможность самостоятельно во всем разобраться и наказать виновных: «Тогда перед общиной появился собственной персоной Его Царское Величество и, видя, что толпу не унять, стал смиренно просить, даже со слезами на глазах, чтобы ему дали всего два дня сроку, и он за это время хорошенько все обдумает и во всем их удовлетворит»{79}. В русских летописях тоже осталось свидетельство о своеобразной присяге царя Алексея Михайловича «миру»: «…и на том государь царь к Спасову образу прикладывался, и миром и всею землею положили на его государьскую волю»{80}. Восставшие на время успокоились, но следом за этим «в пяти разных местах города начался ужаснейший пожар», продлившийся 13–14 часов и превративший «треть Москвы в пустынную груду пепла». Вину в поджогах молва приписала людям боярина Морозова и Траханиотова. В одном из летописцев об опустошении Москвы сказано: «Того же числа горела Москва от Неглинны до Чертолских ворот, не осталось в Белом городе ни единаго двора, толко осталось в Белом городе у Трубы около Петровскаго монастыря дворов с триста, а за городом за Чертолскими вороты все же выгорели слободы; а в Китай перекинуло с Неглинненскаго мосту, и выгорел в те поры кружечной двор весь»{81}.
