На таком фоне 29 января 1649 года завершилась работа над «Уложенной книгой», где ясно был провозглашен принцип судебного равенства: «чтобы Московского государьства всяких чинов людем от болшаго и до меншаго чину суд и росправа была во всяких делех всем ровна». В предисловии к Соборному уложению «подправили» историю его создания и устранили упоминания о воздействии «мира», участвовавшего в принятии решения о созыве Земского собора. Однако сохранившиеся источники о призыве выборных на собор для составления «Уложенной книги» после бунта в Москве в июне 1648 года достаточно говорят о последовательности событий, завершившихся принятием судебного кодекса. Сколько бы потом ни происходило разных событий, вырванный «миром» из рук царя Алексея Михайловича главный принцип «равенства» в законодательстве, принятый «общим советом», было уже не отменить. «Мир» одержал большую победу, добившись многих существенных изменений в законодательстве и в жизни Московского царства, как общего «государева и земского дела».

Почти тысяча статей разделенной на 25 глав «Уложенной книги» — от первых разделов о «церковных мятежниках» и об охране «государской чести» до последних указов «о корчмах» — стали основой нового порядка и закона в Московском царстве^{99}. Все главные начала управления, суда, собственности и самого существования разных чинов — дворян, служителей церкви, крестьян и холопов, стрельцов и казаков — получили письменное и печатное утверждение. Текст Соборного уложения скреплен даже подписью боярина Бориса Ивановича Морозова, которого «волею» земских людей низвергли из власти^{100}. А вот подписей тех, кому царь Алексей Михайлович был обязан преодолением летнего политического кризиса 1648 года, — бояр Никиты Ивановича Романова и князя Якова Куденетовича Черкасского — среди рукоприкладств под огромным столбцом Соборного уложения нет.

С этого времени пополнить или изменить закон становилось сложно; требовалось особое решение царя и Думы, чаще всего только трактовавшее неясности кодекса. Всё, что не входило в Соборное уложение, считалось новоуказными статьями, которые со временем предполагалось собрать в новый свод законов. Не случайно Уложенная комиссия Екатерины II тоже собиралась для того, чтобы привести в соответствие нормы законодательства, накопившиеся за прошедшие сто с лишним лет. И когда в 1830 году впервые было издано «Полное собрание законов Российской империи», оно также открывалось текстом Уложения 1649 года, которым, как писали составители этого кодекса, и началось «обнародование общих узаконений в печати»^{101}.

Соборное уложение осталось вехой русской истории, но царь Алексей Михайлович должен был как можно скорее преодолеть последствия московской «смуты» 1648 года. То, что было выстроено в начале царствования при помощи боярина Морозова, оказалось разрушенным. Надо было действовать по-новому, с осознанием причин произошедшей неудачи. Однако идти на поклон Земле, стремившейся поставить себя рядом с царем, юный самодержец явно не желал. Началось «собирание» власти, чтобы подчинить себе волновавшийся «мир». Еще несколько лет царь Алексей Михайлович решал главные вопросы Московского царства совместно с Земским собором, пока исподволь не вызрел грандиозный план исторического реванша, поставивший в повестку дня новую войну с Речью Посполитой и Швецией. В 1654 году война за потерянный в Смуту Смоленск и историческое наследство Древней Руси, сопряженная с поисками выхода на Балтику, продолжится. Царь Алексей Михайлович сам возглавил поход своей армии на «Литву», как обобщенно называли земли Великого княжества Литовского и Польской Короны и людей, на них живших. Сначала Малая и Белая России появятся в царском титуле, а потом, уже в следующих веках, — на карте Российской империи.

Описание пяти лет, прошедших после принятия Соборного уложения до начала в 1654 году большой русско-польской войны, обычно сводится к нескольким главным сюжетам. Во-первых, возрастанию значения в окружении царя кружка «ревнителей благочестия» и патриарха Никона, избранного на престол в 1652 году. Афористично выразил происходившие в то время перемены Сергей Михайлович Соловьев: «Морозов, по крайней мере, по-видимому, сошел с первого плана в мае 1648 года: но скоро на этом плане начало обозначаться другое лицо, духовное: то был Никон»^{102}. Следуя такой логике, рисуется понятная картина: царь Алексей Михайлович, которому едва исполнилось 20 лет, остается под влиянием более старших и сильных, по их жизненному и практическому опыту, людей, бывших у царя «в отцово место». Во-вторых, описывается «национально-освободительная борьба» украинского народа под руководством гетмана Богдана Хмельницкого, приведшая к Переяславской раде и присяге на вечное подданство царю Алексею Михайловичу в 1654 году (пока используем здесь давно устоявшиеся термины). В-третьих, говорится о «городских восстаниях» середины XVII века. Роль самого царя Алексея Михайловича в этих исторических событиях не очень понятна.

Прав историк Игорь Львович Андреев, предложивший, образно говоря, сменить историческую «оптику» и задуматься: что же могло связывать вместе начинавшуюся церковную реформу и историческое движение славянских народов навстречу друг к другу, понять, чем вдохновлялся царь Алексей Михайлович? По обоснованному мнению исследователя, главной идеей в середине XVII века стало создание нового Православного царства: от одного моря, Балтийского, до другого — Черного, решение исторической задачи объединения православных народов под защитой московского царя^{103}. Конечная (так и не осуществившаяся) цель — освобождение Гроба Господня и христианских святынь Иерусалима, война за древнюю византийскую столицу Константинополь, находившийся в руках турок-османов. Вот для чего нужны были заранее проводимая унификация церковных обрядов и книг по греческим образцам, принятие в подданство украинского казачества, строительство великолепных каменных храмов, обозначивших время расцвета в культуре России XVII века.

Царь Алексей Михайлович много размышлял о своей миссии на троне. Свидетельством тому его записи, отложившиеся в архиве Тайного приказа. Не всегда можно установить прямую зависимость между идеями и политикой, конкретными указами и распоряжениями по отдельным делам. Но этого и не требуется. Достаточно помнить о том, что царь, по-христиански думая о спасении своей души, стремился исправить подданных и приблизить к идеалу врученное ему от Бога царство. Разрыв между идеалом и действительностью, конечно, оставался огромным. Царя Алексея Михайловича, не чуждого литературных трудов, все же вряд ли можно назвать философом на троне, хотя в современных панегириках можно встретить упоминание о его любви к «наукам премудрым филосовским». Юному самодержцу приходилось прежде всего править страной и вникать в рутинные дела управления, далекие от высоких, отвлеченных мыслей. Практицизм царя со временем только усиливался, достаточно вспомнить массу его распоряжений по делам огромного дворцового хозяйства. Но Алексею Михайловичу удалось за частностями не забыть о главном, определить историю России на века, развернув страну к тем задачам, которые определят ее будущее.

Юношеский возраст царя Алексея Михайловича совпал с «юностью» его замыслов, требовавших времени для созревания. Компромисс Земли и Царства, достигнутый принятием Соборного уложения, успокоил одних, но вызвал раздражение других, чьи интересы оказались под ударом. Давно известно дело Савинки Корепина — закладчика боярина Никиты Ивановича Романова, говорившего в январе 1649 года про царя Алексея Михайловича: «Государь де молодой глуп, а глядит де все изо рта у бояр Бориса Ивановича Морозова да у Ильи Даниловича Милославского, они де всем владеют, и сам де он государь все ведает и знает, да молчит, чорт де у него ум отнял». В присутствии царских сокольников «мужик» Савинко Корепин продолжал: «…выедут де на Лобное место бояре Микита Иванович Романов да князь Яков Куденетович Черкаской, и к ним де припадет весь мир, и свиснут де и велят грабить и побивать»^{104}. «Изменничьи» разговоры о том, что «мир качается», дошли до царя. Перефразируем известную поговорку: что у пьяного холопа было на языке, то у трезвого хозяина — на уме. Бояр Романовых и князей Черкасских, отказавшихся подписывать Соборное уложение, тронуть было нельзя, а Савинку Корепина после пыток казнили за его речи в самый день принятия Соборного уложения 29 января 1649 года.