Решающий перелом в делах Малой России произошел летом 1668 года не столько из-за давления царского войска, сколько вследствие внутренних неурядиц в самом расколовшемся Войске. Сначала верные новому гетману казаки, соединившись с крымцами, пошли воевать «государевы украины». Численность этого войска насчитывала 17 тысяч человек, они стали наступать на Комарицкую волость, Севск и другие города, грабить и уводить в плен жителей. Но сказались сделанные заранее в Москве приготовления. Для защиты подвергшихся нападению уездов Московского государства от Глухова в Севск были специально отведены Первый выборный полк Агея Шепелева и Второй выборный полк Матвея Кровкова. 30 июня основная армия боярина князя Григория Семеновича Куракина тоже пришла в Севск. Далее в течение первой половины июля 1668 года царские войска одержали ряд побед, позволивших переломить ход войны. Воеводы Куракин и Ромодановский слали в Москву к царю Алексею Михайловичу сеунщиков, чтобы доложить об успехах своих войск в борьбе с казаками Дорошенко и татарами, бежавшими от Севска после боев 3–5 июля, а также об отбитых обратно городах Левобережья{654}.
Царь Алексей Михайлович воодушевился. Особенно символичным стал разгром татарского войска под Севском в день памяти Сергия Радонежского. В воскресный день 26 июля 1668 года царь пришел из похода в Преображенское «для молебства о благодарении Божии о победах». В известии об этом молебне в разрядной книге были отмечены заслуги воевод боярина князя Григория Семеновича Куракина с товарищами: «с его великаго государя ратными людми крымских людей и изменников черкас побили во многих местех и многих поймали». После молебна, проведенного все еще остававшимся в Москве александрийским патриархом Паисием и московским патриархом Иосифом, царь говорил речь, еще раз вспомнив, что «победа и одоление» над «крымскими людьми» и «изменниками черкасы» совпали с праздником Сергия Радонежского{655}.
В это время гетман Петр Дорошенко, прихватив в Гадяче «скарбы» и жену Брюховецкого (ею уже была не дочь московского боярина, а представительница казачьего рода), а также собрав по пути богатую добычу, вернулся в Чигирин — историческую ставку гетманов Запорожского Войска. Управлять на Левобережье он оставил брата Андрея и наказного гетмана северской части Левобережья черниговского полковника Демьяна Игнатовича Многогрешного, поменяв других казачьих полковников на своих сторонников. Сначала предполагалось, что гетман быстро вернется, но его настигло «эхо» расправы с Брюховецким. Возмутились казаки в Запорожской Сечи, вольготно себя чувствовавшие во времена прежнего гетмана; сказалось и недовольство разбитых царскими войсками крымских татар.
В Москве стремились развить военные успехи. 19 июля были отосланы грамоты обоим воеводам с указом идти на Нежин. От Куракина и Ромодановского продолжали приходить победные вести; один из сеунщиков разыскал царя даже во время его традиционной поездки в Новодевичий монастырь 28 июля, чтобы доложить о наказании города Воронежец (там 15 конных сотен царского войска «высекли» саблями 700 казаков). Отчитывались о приведении в покорность «черкасских» городов Харькова и Калентаева. 30 июля, после целого месяца пребывания в Севске, войско Куракина двинулось на выручку московским войскам, осажденным в Нежине. Однако успело дойти только до Глухова и после недолгой осады снова отошло к Путивлю (Второй выборный полк Матвея Кровкова, принимавший участие в боях под Глуховом, оказался в Путивле 15 августа){656}.
Связано это перестроение войск с желанием создать одну, объединенную армию для наступления на Нежин. Прямой поход Белгородского полка князя Ромодановского из Ахтырки в Нежин был опасен, поэтому воеводе тоже указали идти в Путивль, куда он вышел 2 августа. Когда обе части войска объединились в Путивле, произошла смена заболевшего и давно просившегося в отставку старого главнокомандующего боярина князя Григория Семеновича Куракина («…А я, холоп твой, за своею дряхлостью и болезнью в походы ходить не смогу, насилу и в съезжую избу волочусь», — писал он царю Алексею Михайловичу). 6 августа, в день Преображения, наказ и списки служилых людей из Разрядного приказа были посланы в Путивль еще к боярину воеводе князю Куракину (и велено было его «о здоровье спросить»), однако все руководство армией и те же списки были переданы боярину князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому. Он и должен был выполнить присланный указ идти «на выручку государевым людям» к Нежину и Чернигову. Боярина же князя Куракина оставили в Путивле, чтобы не давать повода для любителей спорить о местах. В начале октября он присылал вести к войску князя Ромодановского под Черниговом о «мирной» дороге к Путивлю.
Князь Ромодановский быстро выполнил поставленные задачи. Около 28 августа он выступил в поход из Путивля «на малороссийские городы» (вознаграждение за службу получили только те, кто успел приехать в полки до 27–28 августа 1668 года). 8 сентября, в день Рождества Богородицы, его армия заняла сдавшийся без боя Нежин, а 25 сентября был освобожден от блокады русский гарнизон в Чернигове. Уже на следующий день Чигиринский полковник и «гетман Войска Запорожского северский» Демьян Многогрешный вместе со стародубским полковником Петром Рославченко обратился к посредничеству черниговского архиепископа Лазаря Барановича: они просили написать царю Алексею Михайловичу и боярам о своей готовности «с полками сее стороны Днепра поклонитися». Условия, выдвигавшиеся казаками, касались возвращения к «прежним вольностям покойнаго, славныя памяти Богдана Хмелницкого», к его «постановленным статьям» в Переяславле и подтвержденным «привильями». Наказной гетман Многогрешный и стародубский полковник Рославченко требовали также вывода царских ратных людей из Переяславля, Нежина и Чернигова, перекладывая всю ответственность за произошедшее на покойного гетмана Брюховецкого. Именно по его «подущению», как они писали, и случилось «насилие воевод и водностей Войска Запорожского унятие».
Как видим, когда верные гетману Дорошенко наказные гетманы, полковники и другая казачья старшина остались один на один с пришедшими на Украину царскими войсками, они сразу переориентировались на возвращение в подданство к московскому царю. Поддержка, оказанная им Петром Дорошенко, была недостаточной; кроме того, и сам Дорошенко оказался под ударом. Его присяга турецкому султану, заставившему гетмана надеть присланный ему султанский «халат», не устраивала крымскую знать. В Крыму конкурировали с османами за идеальные для построенной на работорговле экономики украинские места. Возможная присылка янычар в Чигирин в поддержку гетмана Дорошенко могла означать передачу им контроля над территориями по обе стороны Днепра.
Следствием одного из самых причудливых военно-политических союзов на Украине стало избрание в казачьи гетманы от имени крымского хана молодого 23-летнего войскового писаря Запорожской Сечи Петра Суховеенко. Он немедленно начал борьбу с Петром Дорошенко за гетманскую булаву. Известна описанная еще С. М. Соловьевым история с присылкой от гетмана Петра Суховеенко именем «ханова величества» к гетману Петру Дорошенко грамоты с новой символикой гетманской власти, где вместо традиционного для Запорожского Войска изображения казака с мушкетом использовалась печать крымского хана — лук и стрелы. Дорошенко в бешенстве обещал «своею саблею обернуть Крым вверх ногами, как дед мой Дорошенко четырьмя тысячами Крым ни во что обернул».
Желающих «поломать ханские стрелы мушкетами своими» оставалось немало и в Запорожской Сечи. Они звали Дорошенко на общую раду, обещая ему поддержку, но исход таких прямых выборов был мало предсказуем. Наказной гетман Многогрешный — представитель гетмана Дорошенко на Левобережье — тоже должен был выбирать, кому служить. При поддержке крымской орды он встал на Липовой долине недалеко от Путивля. Расклад сил на Левобережье поменялся; теперь северная его часть контролировалась армией князя Ромодановского, а южная подчинялась гетману Суховеенко, стремившемуся вытеснить ставленников Дорошенко, в первую очередь наказного северского гетмана Демьяна Многогрешного. Никакой единой и свободной Украины опять не получилось.
