– Уже шестнадцать! – гордо ответила Люся.

– Уже!.. Было бы вам «уже»… Ладно, давайте пока чайку попьем, потом вы отдохнете в своем номере, а я схожу кое-куда.

Тараканов вышел на улицу и кликнул извозчика:

– Сколько до почты возьмешь?

– Как по таксе положено – двадцать пять копеек.

«Раз извозчик про таксу вспомнил, значит, непременно надуть хочет», – подумал Осип Григорьевич, а извозчику сказал:

– Отдумал я ехать.

– Ну хорошо, хорошо, барин, за пятиалтынный свезу!

– Езжай, езжай с Богом, я пешком дойду.

«Ванька» плюнул на землю и хлестнул лошаденку.

– Не подскажете, где здесь почтовая контора? – спросил коллежский секретарь у прохожего гимназиста.

– Так вот же она. – Юноша указал на дом, расположенный не более чем в пятидесяти саженях.

«Вот прощелыга! – удивился наглости извозчика столичный сыщик. – Надо обязательно карту города купить, а то, не зная концов, на извозчиках разоришься».

Тараканов зашел в почтовую контору и отбил телеграмму следующего содержания: «

»[40]. Тут же, на почте, Осип Григорьевич за полтинник приобрел набор открытых писем с видами города и выпускаемый городской управой план Благовещенска.

В соседней мелочной лавке он купил связку баранок и полфунта сахару, отнес покупки домой, изучил план города, взял извозчика и поехал в гостиницу «Россия», на прежнее место службы господина Дунаевского.

Город стремительно рос и развивался – его население составляло уже более семидесяти тысяч человек и все увеличилось и увеличивалось. В декабре обещали достроить Амурскую железную дорогу, и тогда поток переселенцев в край должен был возрасти в несколько раз.

Отель помещался на Большой улице и представлял собой трехэтажную громаду со стеклянными дверями и башенкой по центру фасада.

Осип Григорьевич подошел к стойке портье и поинтересовался:

– Скажите, любезный, а где я могу увидеть Николая Даниловича, господина Дунаевского?

– Не могу знать-с, они у нас уже давно не служат.

– Как не служит?

– Взяли расчет-с и уехали. Еще в прошлом годе.

– Вот те раз! А он мне был нужен, ой как нужен. А куда уехал, не знаете? Может адресок оставлял?

– Куда выбыли, нам неизвестно-с, а письма им до сих пор приходят. Вы у управляющего справьтесь.

– А как мне его найти?

– Прошка! – кликнул портье гостиничного мальчишку, и когда тот прибежал, приказал: – Отведи барина к Андрей Андреечу.

Новый управляющий – молодой, но очень толстый и уже совершенно лысый человек – важно восседал за огромным столом и курил сигару.

– Чем могу служить? – спросил он у Тараканова.

– Разрешите представиться – Эриксон Людвиг Теодорович, коммерсант.

– Алафузов Андрей Андреевич, так чему же обязан? – вновь спросил управляющий несколько раздраженно.

– Я ищу вашего предместника – господина Дунаевского. Портье мне сказал, что вы получали письма на имя Николая Даниловича, вот я и подумал, может быть, вам известен его сегодняшний адрес?

– Я действительно забираю корреспонденцию, адресованную Дунаевскому, но где его теперь искать, не знаю, письма до сих пор лежат у меня.

– Жаль, очень жаль, он так мне был нужен! Скажите, а может, стоит попытать счастья на его бывшей квартире?

– Попытайте.

– А где он проживал, не скажете?

– Не знаю, в адресном столе справьтесь.

– Ну что ж, благодарю и за это.

Тараканов поклонился и ушел.

Как только дверь за ним закрылась, управляющий очень проворно для своей фигуры вскочил с места, подбежал к двери, приоткрыл ее на вершок, посмотрел в коридор, потом так же проворно вернулся к столу и крутанул ручку телефонного аппарата.

– Барышня, соедините с номером двести восемнадцать! – крикнул он в трубку.

Прежняя квартира Дунаевского, куда Осип Григорьевич прибыл в восьмом часу вечера, помещалась на втором этаже деревянного старого дома, неподалеку от гостиницы и давно была сдана другим жильцам. Квартирохозяйка – тощая старая дева – откровенничать с Таракановым не спешила.

– Я не знаю, где вам отыскать Николая Даниловича, я уж больше года его не видела. Как съехал от меня, так мы и не встречались.

– Скажите, а письма ему не приходили?

– Поначалу приходили, я два письма снесла на его прежнюю службу в гостиницу, как он просил, а последние месяцев десять ничего не было.

– А друзья вам его не известны? Может быть, он с кем переписывается? Мне очень нужен его адрес, я к нему из самой Москвы приехал, по очень важному делу! Что же мне, несолоно хлебавши теперь домой возвращаться?

Вид у Тараканова был такой грустный и потерянный, что хозяйка смягчилась.

– Был у него дружок закадычный и собутыльник – Панин Емельян Пантелеевич, балалаечник. Частенько у Николая Даниловича ночевать оставался, потому что домой идти не мог, уж очень слаб насчет водочки. Бывало, приедут они из ресторана под утро, хороши хороши, и давай продолжать. А когда водка у них кончалась – меня будили, у меня, знаете ли, всегда запасец есть для гостей. Но только рассорились они, года три, как рассорились. Точнее, мадам их рассорила.

– Мадам? Какая мадам?

– Мадам Саянина. Она как у Николая Даниловича поселилась, так строго-настрого запретила ему Панина принимать. Тот как-то зашел по старой памяти, будучи под сильной мухой, но получил от ворот поворот, и с той поры ходить перестал. А уж как он костерил Наталью Патрикеевну, как он ее только не называл! До мирового дошло, его к неделе ареста при полиции приговорили. Я по этому делу свидетельницей была.

– Так если они три года назад поссорились, откуда он может знать про Дунаевского?

– Вы знаете, я его прошлым октябрем, на Покров это было, на улице случайно встретила. Разговорились. И он мне рассказал, что видал недавно Николая Даниловича и его, как он выразился, «мымру». Поэтому может, что и знает.

– А где он живет?

– Где живет, не скажу, а найти его можно в Обществе приказчиков, он там по вечерам на балалайке играет, если его, конечно, еще не выгнали.

Глава 2

Тараканов вернулся в номера, заглянул к Люсе и увидел, что она спит. Ехать в клуб Общества приказчиков было еще рано, поэтому он, наказав коридорному следить за девушкой, пошел на набережную.

Осип Григорьевич присел на скамью и повернул лицо к солнцу, медленно садившемуся за изгибом сверкающей серебром реки. Далеко, на противоположной стороне Амура, едва видимы были невзрачные здания Сахаляна. Китайский берег был совершенно пустынен, и если бы не темные силуэты домов, можно было бы подумать, что там нет никакой жизни.

На набережной тоже было почти безлюдно – публика предпочитала проводить вечер в саду Общества спортс-менов, откуда ветер приносил звуки духового оркестра.

Скоро совсем стемнело. На стоявших вдоль берега судах зажглись электрические огни, засветились и редкие бульварные фонари. Тараканов посидел бы еще, но с реки потянуло холодом, и он поспешил в свое временное пристанище.

Люся уже проснулась и, не зажигая огня, сидела в своем номере у открытого окна.

– Где вы были? – набросилась она на Тараканова. – Зачем вы меня оставили одну?

– Дела-с, милостивая государыня. Я признаю свою вину перед вами и спешу ее загладить. Вы, наверное, голодны?

– Вы еще спрашиваете!

– Тогда одевайтесь, поедем ужинать.

Осип Григорьевич подвязывал галстук, когда в дверь постучали, уверенно и настойчиво, так, как стучат только власти предержащие. Тараканову самому неоднократно приходилось так стучать.