Кунцевич осекся, но тут же нашелся:

– Так он сказал мне, что действует по приказанию господина градоначальства и мой начальник уже поставлен в известность.

Харланов подозрительно посмотрел на губернского секретаря, но сказал лишь:

– Продолжайте.

– Да тут и продолжать нечего… Когда у Усова не получилось убить Трофима, это сделал сам Яременко.

– Как вы думаете, почему Усов не убил Чуйкова по дороге из бара, почему он дождался, пока тот зайдет в квартиру, почему за вами вернулся, наконец?

– Наверно не знаю, – пожал плечами Кунцевич. – Скорее всего, Усов хотел перестрелять всех находившихся в квартире, опасаясь, что Трошка мог рассказать им о своих приключениях под руководством Яременко. Ну а меня взял на подмогу.

– Пожалуй, все так и было. Только что от этого толку? Доказательств-то как не было, так и нет. Пятьдесят похищенных тысяч вы так и не нашли, свидетелей всех переубивали. Да даже если бы и были у нас доказательства? – Чиновник градоначальства вздохнул. – Вы когда-нибудь слышали, чтобы сотрудника политической полиции привлекали к законной ответственности? Никто такой сор из избы вынести не позволит! В лучшем случае уволят господина коллежского асессора без прошения, на том и успокоятся. Так что, как это ни прискорбно, придется нам с вами забыть обо всем случившемся и заняться другими делами.

– Но ведь по вине Яременко стольку народу погибло, а одного он вообще на моих глазах застрелил собственноручно!

Титулярный советник опять вздохнул:

– Будем надеяться, что его Господь накажет.

Мечислав Николаевич молча встал, поклонился и вышел из кабинета.

На набережной он подрядил извозчика до Литейного и, садясь в пролетку, подумал: «Господь накажет, это точно, и я ему в этом помогу».

Не обращая никакого внимания на аптекаря, Кунцевич поднял прилавок и проследовал в его квартиру. Старший Сиверс бросился следом, закричав:

– Ади, Ади!

Когда губернский секретарь ворвался в комнату Адольфа, тот стоял у окна, безуспешно борясь со шпингалетом на раме.

– Тише, тише, Адольф Густавович, не торопитесь. Давайте сначала побеседуем, а уж потом вы в окошко сигать будете. Если захотите, конечно.

Аптекарский сын повернулся к полицейскому и стоял, набычив голову.

Губернский секретарь тоже сверлил его недобрым взглядом:

– За какие такие грехи вы меня к праотцам решили отправить? Я же пред вами ни в чем не повинен. Сомневаетесь? Зря. Я вам сейчас все доказательства представлю.

Через четыре дня некий молодой человек снял двухкомнатную квартиру с мебелью в доме 25 по Астраханской улице. Вселился он туда один, причем из вещей имел только небольшой, но довольно тяжелый фанерный чемодан. Выдавая помогавшему ему вселяться дворнику гривенник на чай, юноша поинтересовался, не будет ли возражать хозяин, если он поставит на дверь электрический звонок. Дворник обещал справиться. Когда сидор [160] через пару часов вернулся в квартиру, чтобы сообщить жильцу о том, что препятствий к переоборудованию жилого помещения со стороны домовладельца не имеется, то застал молодого человека в подъезде. Тот прикручивал к дверному косяку бронзовую ручку звонка и уже почти закончил свое занятие. Получив от нового жильца еще один гривенник и заверения, что паспорт на прописку будет представлен завтра поутру, домовой страж направился на улицу – надобно было подмести панель перед фасадом. Еще через час на улицу вышел и молодой человек. Он кликнул извозчика и укатил.

Вечером помощник начальника Агентурного отдела Санкт-Петербургского охранного отделения коллежский асессор Яременко получил по городской почте плотный конверт без обратного адреса. Внутри конверта находился исписанный листок бумаги и ключ. На листке незнакомым коллежскому асессору почерком было написано следующее:

«Милостивый государь! Убитый Вами Трофим Чуйков был моим другом. Он оставил письмо, в котором указывает на Вас как на организатора вооруженного налета на кассира завода Нобеля, а также сообщает о месте нахождения доказательств, полностью изобличающих Вас в совершении этого преступления. Я могу передать Вам это письмо и указанные доказательства в обмен на половину доставшейся Вам суммы – 25 000 рублей. Для переговоров предлагаю Вам прибыть сегодня к половине двенадцатого ночи по адресу: Астраханская, 25, квартира 12. Вы должны быть один. Не вздумайте меня обмануть, я буду следить за вами. Приложенным к сему письму ключом Вы сможете открыть дверь в квартиру. Ожидайте меня там. Как только я буду убежден, что с Вами никто не пришел, мы сможем поговорить. Если вы отклоните мое предложение, то все доказательства я буду вынужден передать его превосходительству господину градоначальнику, а также в иностранные газеты. Надеюсь на ваше благоразумие. N.»

Яременко задумчиво покрутил в руках ключ, встал, походил по кабинету.

«Это Сиверс. Или провокация? Нет, на провокацию не похоже… Впрочем, даже если это и провокация, мне все равно надобно ехать. Поговорю с ним, потом скручу и обыщу. Если письмо существует, то, стало быть, у сыскных нет нужды и в провокации, тогда я убью щенка, и дело с концом. Ну а если никакого письма нет – отвезу Сиверса к нам и представлю по начальству как вымогателя. Если они хотят меня изобличить, то ничего у них не получится. Да, коли не поеду, то может быть хуже. Нет, поеду, непременно поеду. Прямо сейчас! После одиннадцати дворник закроет ворота, придется звонить, и он может запомнить мое лицо. А сейчас можно пройти незаметно. Бороду нацеплю!»

Коллежский асессор сунул письмо во внутренний карман сюртука, достал из ящика стола револьвер, запихнул его за пояс, позвонил и велел явившемуся сторожу найти ему извозчика.

Мечислав Николаевич уселся на скамейку Александровского сада, развернул «Петербургский листок» и углубился в чтение.

«Убийство сотрудника Санкт-Петербургского охранного отделения.

Вчера, 8 июля, около 10 часов вечера, на Выборгской стороне, в д. 25 по Астраханской улице раздался страшной силы взрыв, сопровождавшийся сильным сотрясением стен четырехэтажного дома. Во многих его окнах разбились стекла. В квартире второго этажа, в котором произошел взрыв, оказались выбитыми все окна, как со стороны улицы, так и со двора. Квартира оказалась вся разрушенной, пол в одной комнате пробит воронкообразно, причем пробиты насквозь и черный пол, и потолок квартиры первого этажа домовладельца, подрядчика Иванова. Вслед за взрывом из подъезда выбежал молодой человек. Он пробежал до Финляндского пр., где был настигнут погнавшимися за ним дворником и городовым. Понимая, что ему не уйти от погони, молодой человек вытащил из кармана браунинг и выстрелил себе в рот. Когда судебные и полицейские власти вошли в квартиру, то нашли в ней труп убитого взрывом человека. По последним сведениям, погибший – помощник начальника агентурного отдела с. – петербургского охранного отделения коллежский асессор Яременко.

Убийца привел в исполнение свой преступный замысел при помощи скрытой в мебели адской машины, соединенной проводами с электрическим звонком.

Труп Яременко был найден обезображенным до неузнаваемости, с окровавленной раненной во многих местах головой и без ног. Ноги были найдены в нижней квартире, куда их силой взрыва снесло вниз сквозь пробитую в полу брешь. Обезображенное тело коллежского асессора было покрыто известью, обломками и щепками. Судебные и полицейские власти не сразу опознали труп. Лишь находка серебряного портсигара с монограммой позволила сделать предположение, что это Яременко».

Губернский секретарь прочитал передовицу и, несмотря на то, что на сей раз от чтения его отвлекать никто не собирался, выкинул газету в урну и поспешил покинуть сад. Его мутило.

Издательство благодарит литературного агента Ирину Горюнову за содействие в приобретении прав.