Участники экспедиции, совершенно мокрые и обессилевшие, столпились на берегу. Никто не мог прийти в себя и толком осознать, что долгожданная цель наконец достигнута. Их ошалелые взгляды перемещались то на прозрачную гладь озера, из которого они только что выплыли, то на седовласого индейца, смотревшегося грозно, несмотря на почтенный возраст.

Родин первым сумел сбросить с себя оцепенение и, выйдя вперед, обратился к вождю племени любви:

– Приветствую великое племя карихона и его мудрого вождя. Мы пришли из далеких стран, чтобы вернуть вам Золотое сердце.

Георгий ожидал, что возвращение столь ценной реликвии наделает много шума в племени, но вождь лишь усмехнулся и приветственным жестом пригласил их в деревню. На немой вопрос Родина, старик ответил:

– Я знаю, что вы принесли с собой могущественный талисман, несущий в себе частицу силы и света солнца. Мы давно ждали вас, чувствуя его приближение. Проходите же, – продолжал он уже гораздо более тепло и дружелюбно, – обсохните у нашего огня, разделите с нами трапезу, будьте нашими гостями.

Путешественники проследовали вглубь острова, Ирину снова усадили в люльку ко Всеволоду, так как обессиленный Георгий еле передвигал ноги. Воины карихона сопровождали их почетным караулом, а старый касик завершал процессию.

Всеволод обернулся к брату и пояснил громким шепотом:

– Алтарь их, где этому Сердечку место, видать, в центре острова. Туда и идем.

И правда, с каждым шагом невыносимая тягость Золотого сердца ослабевала, и – о чудо! – Ирина начала возвращаться к жизни. Через несколько мгновений ресницы ее затрепетали и рыжеволосая красавица с легким стоном открыла глаза. Взгляд был еще замутнен многодневным параличом воли, но с каждой секундой в нем сквозило все больше и больше осознанности.

Глядя на это, маленький отряд заметно приободрился. Скоро их непростая и опасная миссия подойдет к концу. Душа Родина пела – наконец-то после стольких испытаний судьбы его возлюбленная будет спасена. Радость настолько переполняла его, что Георгию хотелось с кем-нибудь этой радостью поделиться. Он убавил шаг и, поравнявшись с Пабло, шедшим в хвосте колонны, заговорил с ним заговорщическим шепотом:

– Ну что, Пачакутек, как тебе снова вернуться домой? Узнаешь родные места?

Родин заглянул индейцу в лицо и неожиданно увидел слезы, стоящие в его глазах. Лицо блудного сына племени любви по-прежнему оставалось маской каменного бесстрастия, но под этой маской бушевал невиданный ураган. Пабло ответил сдавленным шепотом, глядя прямо перед собой:

– Ты не сможешь понять, что я чувствую, белый знахарь. Тридцать долгих лет я ждал этой минуты. И вот я здесь. Мои ноги снова ступают по этой священной земле.

– Тридцать лет ты ждал встречи с отцом? Ведь ты же говорил, что ты сын вождя? Почему же тогда ты держишься так холодно и отстраненно с этим благородным старцем? – еще сильнее понизил голос Георгий.

Пабло на секунду закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Моего отца предательски убили во время большого бунта много лет назад. А этот старик вовсе не так благороден, как кажется. Он был главным советником моего отца, его правой рукой и лучшим другом. После смерти касика он натравил на наше племя проклятых бледнолицых работорговцев. Они угнали многих членов племени. И мужчин, и женщин, и детей. Среди прочих они забрали и меня. Когда единственный наследник бесследно исчез, он легко смог добиться власти и вскоре занял место вождя, место моего отца, мое место. – Раскосые глаза индейца полыхнули молнией. – Но, к сожалению, человеческая память очень коротка, и все предпочли забыть эту историю, людям нужен вождь.

– Почему же ты не хочешь открыться ему и заявить о своем право на власть в племени? Никто не посмеет перечить законному наследнику.

– Нет, – Пачакутек уверенно покачал головой. – Сперва нужно закончить более важное дело. Сердце должно быть возвращено на свое место, на алтарь. Не зря же я столько времени вел вас этими гиблыми тропами, помогая уходить от смертельных опасностей. Без моей помощи вас скорее всего ждала бы ужасная смерть.

– Что-то не похож ты на нашего ангела-хранителя, – язвительно ответил Родин. – Продырявил нашу пирогу, подстроил ловушку с подрезанными лианами у входа в подземелье, распотрошил мешки с припасами, бросил траву в костер на ночной стоянке, чтобы людям-кайманам было сподручней найти нас и скрутить, как кабанчиков… И все это из-за того, что ты не доверял нам и не хотел, чтобы мы нашли твое племя? Я все верно говорю?

Лицо индейца по-прежнему оставалось совершенно непроницаемым. Он отвечал спокойно:

– Да, все верно. Я должен был испытать вас. Должен был позволить предначертанному случиться.

Родин пристально вгляделся в бесстрастное лицо индейца и наконец покачал головой:

– Верю. Верю, что по-другому было никак.

Некоторое время они шли молча, Георгий что-то напряженно обдумывал, нахмурив брови. Наконец он снова обратился к Пабло:

– У меня есть еще один вопрос. Жабий колдун. На его острове мы нашли огромное дерево с целой системой оповещения. Этот колдун – потомок того, другого колдуна, который изготовил Золотое сердце, а потом покинул ваше племя?

Пабло взглянул на Родина с интересом.

– Совершенно верно. Я рад, что ты так хорошо знаешь наши легенды.

– Но тогда зачем ты убил его? Зачем ты пустил ему пулю в лоб?

– Об этом ты узнаешь чуть позже, белый знахарь.

Тем временем невдалеке от них Лариса Анатольевна Большакова беседовала со Всеволодом. Впервые за все путешествие она выглядела действительно впечатленной. Из внутреннего кармашка Большакова извлекла чудом уцелевшую папиросу и теперь курила, выпуская сизые струи дыма. С момента прибытия в племя карихона она не расставалась с блокнотом, в который сосредоточенно записывала все увиденное. В какой-то момент Лариса Анатольевна оторвалась от своего занятия и заговорила со Всеволодом, который грузно шагал рядом, глубоко погруженный в собственные мысли.

– Что же, господин Родин, я не хочу, чтобы вы считали меня несправедливой по отношению к вам. Пожалуй, мне стоит высказать вам слова благодарности. Благодаря вам и вашему брату мы оказались в племени любви. Том племени, которое многие считали выдумкой, мистификацией. Что скрывать, в какой-то момент я и сама так считала. Всеволод Иванович, вы ведь читали записки Карла Фердинанда? Того, что служил у губернатора Венесуэлы?

Всеволод задумчиво кивнул.

– Ну так вот, если бы вы читали их внимательно, вы бы знали, что именно жизнь племени карихона считается своеобразным эталоном золотого века человечества. Люди здесь не знают ни войн, ни преступлений, они живут в мире и счастье. Медицина настолько хороша, что индейцы этого племени практически не болеют. Причем душевные раны они умеют врачевать ничуть не хуже, чем физические, поэтому людям здесь никогда не бывает грустно, они поют и танцуют каждый день, и любой попавший сюда становится счастлив. Вы верите в это?

Всеволод покачал головой, не выходя из своих раздумий.

– Я читал эти записки. И конечно, я не верю в этот восторженный вздор. Если кто-то и может сделать человека счастливым, то только он сам.

Большакова задержала папиросный дым на пару лишних секунд и с интересом взглянула на Всеволода. Тот шел, глядя себе под ноги, сосредоточенный на каком-то внутреннем переживании. Время от времени он бормотал что-то себе в бороду, будто вновь и вновь прокручивал диалог с кем-то из далекого прошлого.

Тем временем путешественники достигли центра деревни. Ко всеобщему недоумению, они не увидели ни алтаря, ни величественного храма, подобного рухнувшему строению на берегу смертоносного озера. Посреди деревенской площади, вытоптанной многими поколениями карихона во время радостных ритуальных танцев, располагался колодец в полсажени шириной, небрежно обложенный камнями. Воины почетного караула расположились полукругом и приняли вид весьма торжественный и благоговейный. Сам же касик, позволив путешественникам вдоволь наудивляться, расхаживая кругами вокруг загадочного отверстия, стоял совершенно безмолвно, и лишь глаза его лучились насмешкой, будто он задумал отличную шутку.