Дежурный поинтересовался у Кунцевича целью визита и, узнав ее, с интересом и, как показалось, жалостью посмотрел на него.

В очереди кандидат на место просидел минут сорок. Наконец его позвали в кабинет.

Взгляд начальника сыскного отделения – сорокапятилетнего плотного мужчины с николаевскими бакенбардами – был точно таким же, как у дежурного чиновника.

– Дежурный мне доложил о цели вашего визита. Да, у нас сейчас есть вакансии, но на службу мы не всякого принимаем. Вы дворянин?

– Да-с, потомственный. Сын статского советника.

– По какому ведомству батюшка служит?

– Служил по медицинской части, по военному ведомству.

– В отставке?

– Надеюсь, что в раю.

– Прошу прощения… Где учились, где ранее трудились?

– Вышел из пятого класса гимназии, служил писцом в губернском казначействе в Могилеве, потом в конторе Московско-Брестской железной дороги, сейчас – в Экспедиции заготовления государственных бумаг, в бухгалтерии.

– И чего же вас из бухгалтерии в сыскную потянуло?

– Не буду скрывать, прежде всего обстоятельства материального характера-с. У вас, говорят, жалованье больше.

– То, что не юлите, это хорошо. А то, знаете ли, придет какой-нибудь молодец и заявляет, что хочет защищать обывателей от разных мазуриков, не щадя живота своего, и служить готов даром, из одной любви к человечеству. Возьмешь такого на службу – глядишь, через месяц, много другой, бумаги приходится писать на имя градоначальника о том, почему этого молодца на каторгу отправлять не надо, а следует ограничиться одним только увольнением без прошения. Кхм. Что умеете?

– …Да я все больше по бухгалтерии… Английский язык знаю!

– Английский? Английский – это хорошо, его мало кто знает, но на нашей службе это вряд ли пригодится. Зачем нам в Питере английский? Но образованные люди мне нужны, а то у меня половина служащих слово «зеленый» через два ять пишут. С условиями службы знакомы?

– Весьма поверхностно.

– В присутствие должны являться каждый день, в том числе и в праздники, поутру, к десяти часам. Я определю вас в центральный район, поэтому вашим ближайшим начальством будет чиновник для поручений коллежский секретарь Жеребцов. Он в некотором роде наша знаменитость, пользуется славою Лекока. Я поручаю ему дознания по самым важным и запутанным делам. Поэтому под его началом вы многому научитесь, если, конечно, проявите старание. Присутствие длится до трех часов пополудни, потом обед, в семь с половиной – опять на службу, ну а заканчиваем мы – как Бог даст. Получка жалованья первого числа, жалованье у вас будет по низшему окладу, шестьсот рублей в год. Ну а дальше – как себя покажете. В понедельник принесете выпись о рождении и крещении, аттестат из гимназии, ну и аттестат с прежнего места. Вы там по вольному найму?

– Точно так-с.

– Тогда можете прошение об увольнении писать. Вы мне подходите. Вопросы есть?

– Да. Револьвер мне дадут?

– Кхм. Я бы вам советовал самому его приобрести, казенные дрянь, случится, не дай Бог, стрелять – надежды на них никакой. Сходите в магазин Феттеля на Мариинский рынок, у него для полиции хорошие скидки, да и рассрочку он предоставит. Но это потом, как карточку полицейскую получите. Все, завтра жду вас с прошением и документами. Да! Не забудьте гербовый сбор оплатить.

На выходе Кунцевич столкнулся с Митей. На лице друга детства безо всякого труда можно было прочитать, что вчерашняя гулянка удалась на славу.

– Мечислав! Рад тебя видеть! Пришел, значит? Молодец. А я, брат, припоздал немного, дворник, сволочь, не разбудил вовремя. Понимаешь, сейчас меня уже его высокоблагородие не примет, да и показываться ему я в таком виде не хочу… Поэтому протекции тебе сегодня не составлю. Давай я завтра с начальством поговорю, а ты послезавтра приходи.

– Спасибо, я уже.

– Что уже?

– Уже был, говорил и вроде получил место.

– Очень прекрасно! Тогда с тебя причитается. Я через полчаса освобожусь, так ты жди меня в трактире Васильева, он рядом, по этой улице в тридцать шестом нумере. Позавтракаем, заодно и обмоем твое назначение.

– Меня еще не назначили.

– Брось! Если начальник место обещал, так тому и быть. Иди в трактир, требуй отдельный кабинет, скажи, Дмитрий Спиридонович просил, пусть приготовят, как я люблю.

Домой кандидат на полицейскую должность возвращался на извозчике, истратив последний двугривенный, – пешком боялся не дойти. Митя остался в трактире в компании мрачного типа, которого представил Тошей, и двух развеселых девиц, появившихся где-то через час после начала «завтрака». На уговоры продолжить Кунцевич не поддался, завтра ему надо было на службу, а туда он привык являться вовремя и со светлой головой. Дома он потребовал самовар, выпил три стакана крепкого чаю и завалился спать.

Через две недели к нему домой явился рассыльный и передал письмо с просьбой срочно явиться в сыскную. Оказывается, там поменялся начальник, и назначенный на место Виноградова Вощинин пожелал лично побеседовать с кандидатом. Результатом беседы новый начальник сыскной остался доволен, и в начале сентября в «Ведомостях градоначальства» появился приказ о зачислении Кунцевича на службу.

В небольшом, всего две квадратных сажени, кабинете чиновника для поручений санкт-петербургской сыскной полиции Жеребцова было не протолкнуться – хозяин кабинета проводил утренний развод подчиненных. Несмотря на такую фамилию и гордое имя Аполлон, Жеребцов ни статью, ни красотой не отличался. Как и большинство чиновников, работавших в сыскной, он выслужился из самых низов, с должности вольнонаемного агента, знал сыск от и до, фанатично был предан делу и требовал такого же отношения от подчиненных. Он мог закрыть глаза на многое: на пьянку, на мздоимство (если оно, конечно, не переходило известных границ), но только не на равнодушное отношение к поручениям.

– Господа, позвольте вам представить новообращенного. Кунцевич Мечислав Николаевич с сегодняшнего дня назначен на должность полицейского надзирателя. Господа, прошу отнестись к новому члену нашего коллектива с тем искренним вниманием и добротой, с которым когда-то коллектив отнесся к каждому из вас. Научите его всему хорошему, что вы знаете. Теперь о делах наших грешных. Макаров, ты вчера ездил на кражу из дома генеральши Ермолаевой?

– Так точно-с.

– Что там?

– Работаем, ваше благородие, кой-какие кончики уже есть, я вам приватно доложу.

– Это хорошо, что есть кончики.

Выслушав отчет каждого из надзирателей и дав каждому урок на день, Жеребцов обратился к Кунцевичу:

– Мечислав Николаевич, вот вам первое задание. Вчера пристав второго Спасского участка Хоменко (скажу честно, его фамилию надобно писать через «а») прислал матерьялец. У крестьянина Панова в Апраксином дворе украли серебряные часы в пятнадцать рублей стоимости. Вы, конечно, спросите, при чем здесь сыскная? А я вам отвечу, что никакой другой пристав такую ерунду нам бы спихнуть не смог. Но Хоменко – статский советник и состоит при МВД! Такому отказать нельзя. Поэтому дознание от него в градоначальстве приняли и мне передали. А я – вам. Ищите часы, Мечислав Николаевич.

Через пять минут Кунцевич с отрешенным видом сидел в комнате надзирателей, уставившись в тощую папку с надписью: «Дело о краже часов у крестьянина Якова Панова».

В папке было всего четыре бумажки. Первая называлась «Протокол». Кунцевич углубился в чтение:

«1889 года, сентября месяца, третьего дня, в третьем часу ночи, явился ко мне, околоточному надзирателю 2-го участка Спасской части, губернскому секретарю Константину Данилову Трутневу, неизвестный для меня человек, который заявил, что сегодня он отдыхал у лавки, находящейся по Банковской линии Апраксина двора, и неизвестные сняли с него, спящего, часы серебряные, на цепочке, глухие, которые оценивает он в 15 рублей, а также похитили узелок с бельем.