– Бороду ты где взял? – не удержался Осип Григорьевич от вопроса.

– Была у меня одно время душечка из театральных, старая, ей тридцать пять, но горячая! Я как-то у нее в гримерке в гостях был, там бородку и зацепил, так, на всякий случай. Она и пригодилась. В общем, после дела мы машину загнали во двор к одному дядюшкиному знакомцу, что в подгородней деревне живет, которую, извините, называть не буду, а через несколько дней, когда все поспокойней стало, я ночью ее сюда пригнал. Ладноть, – спохватился Сашка, – некогда мне с вами разговоры разговаривать, да и вам надо товарищу помочь. На сем – адью!

Наумов шутовски приложил руку к кепке и был таков. Осип Григорьевич поднялся и побежал к Михельсону. Через некоторое время из леса послышался шум мотора.

Пока Тараканов перевязывал рану, пока бегал за телегой, пока грузил туда едва живого сыскного чиновника, стемнело. В темноте быстро ехать на получалось, и в Изборск он прибыл только во втором часу ночи. Он разбудил начальника участка, тот телефонировал в Печоры, оттуда дали знать в пограничную стражу, но время было упущено. Сашка, скорее всего, был уже в России.

Осип Григорьевич оставил Михельсона в Печорской больнице, а сам поехал домой.

Цейзиг сначала долго бранился, потом вызвал к себе Макку и показал ему привезенные Таракановым фотографии трупа Жилина. Конторщик сразу же уверенно опознал в нем «экспедитора».

– Ну хоть что-то, – пробурчал начальник КриПо и сел писать рапорт в Таллин.

Через три дня из столицы прибыл новоиспеченный шофер Ангелиус, и автомобиль у Осипа Григорьевича отобрали. Цейзиг предложил ему место сторожа, все за те же пятьсот марок в неделю, Тараканов поблагодарил, но отказался. На следующий день он сел на утренний поезд и уехал в Ревель.

Якобсон принял его сразу же, долго жал руку и угостил чаем с коньяком.

– Значит, перед законом вы теперь чисты? Ну что ж, никаких препятствий для поступления на службу я не вижу. Только… Я-то не вижу, а начальство мое видит. Бюджет республики трещит по швам, поэтому везде идут сокращения, вот, посмотрите – проект приказа. В нарвской полиции сокращают одного сыскного чиновника и двух канцеляристов. Представляете, что со мной сделают, если я сейчас предложу взять на службу нового человека, да еще с фамилией Тараканов! Впрочем…. Вопрос этот решить можно. Но… Как бы вам это сказать?.. Потребуются некоторые средства. Но вы не печальтесь, жалованье сейчас у нас хорошее, так что вы эти средства быстро вернете.

– Сколько?

– Да всего двести.

– Двести тысяч?

– Да ну нет, конечно! Двести фунтов стерлингов.

– Это же четыреста тысяч марок!

– Я же говорю – времена нынче сложные. Так что как-то так.

Тараканов поднялся, Якобсон последовал его примеру:

– Будут деньги – заходите, место гарантирую. Служба-то выгодная – жалованье, наградные, пенсия, лечение в больнице бесплатно. В Гунгербурге даже санаторию недавно для чинов полиции открыли. Имя поменяете и…

– Это как же я имя поменяю?

– Да очень просто. Вы мне говорили, что ваша супруга носила в девичестве фамилию фон Клопп, так? Разведетесь, она возьмет девичью фамилию, потом вновь заключите брак, только теперь вы возьмете фамилию супруги. Станете вместо Тараканов Клопом.

Хотя Якобсон и сделал ударение на первом слоге предполагаемой новой фамилии Осипа Григорьевича, тот обиделся и не попрощавшись вышел из кабинета.

«На торфяники пойду! Там еще пару месяцев можно перекантоваться, ну а к зиме ближе что-нибудь придумаю!» – Тараканов растянулся на верхней полке вагона третьего класса полупустого поезда, заложил руки за голову и глядел в потолок. Глядел и понимал, что придумать что-то будет ох как непросто.

Когда он вышел на нарвский вокзал, шел дождь. Осип Григорьевич не брал с собой зонта. Он хотел было кликнуть извозчика, но, пересчитав деньги, поднял воротник пиджака и потрусил домой пешком. Буквально через пару минут весь вымок, и так замерз, что его начала бить дрожь.

Дома его ждать не должны были – Тараканов предполагал, что оформление на службу потребует времени, поэтому сказал жене, что переночует в столице.

Подойдя к входной двери, он услышал голоса – Настин и какой-то мужской. Слов разобрать было невозможно. «Этого еще не хватало!» – совсем поник головой Осип Григорьевич. Он позвонил, и голоса тут же умолкли. Дверь мучительно долго не открывали. Наконец жена испуганно спросила: «Кто там?»

– Открывайте, Анастасия Александровна, ваш супруг домой прибыл.

Дверь тут же отворилась. Настя улыбалась во весь рот:

– Ося! А я думаю, кого это принесло на ночь глядя! Ты же сказал, что в Ревеле останешься? А у нас гости!

– Я вижу. – Осип Григорьевич покосился на модное мужское пальто, висевшее в прихожей.

– Ты ни за что не угадаешь, кто!

– Да не собираюсь я гадать! – громко сказал Тараканов и вошел в комнату.

Сидевший за столом мужчина обернулся и встал.

– Добрый вечер, Осип Григорьевич! Сколько лет, сколько зим!

Кунцевич раскрыл объятия и двинулся в сторону хозяина квартиры.

Машину Сашка спрятал в лесу у Дубровки, дальше пошел пешком. Восемь верст по накатанной дороге преодолел быстро, никого не встретив. Когда подходил к Колосовке, было уже темно. Он осторожно прокрался к крайней на улице избе и постучал. Тут же за стеклом загорелась свечка, створка окна открылась, и хриплый голос тихо спросил:

– Кто?

– Это я, Сашка, Лешего племянник.

– А где он сам?

– Его лягаши на мызе сложили, а я еле ушел.

– Во как! Ко мне их не привел?

– Нет, им не до меня теперь, я там двоих укокошил.

– Лихой малый. Заходи, я сейчас дверь отопру.

В четыре часа утра избу покинули двое мужчин с заплечными мешками и огородом вышли к лесу.

– Все, Совдепия, – сказал проводник, снял кепку и вытер потный лоб. – Сейчас вот по этой стежке пойдешь, она к Любятину выведет, там дружок мой тебя встретит и дальше поведет. Давай обещанное!

Наумов достал из кармана несколько купюр, отдал проводнику, пожал ему руку и зашагал в указанном направлении.

Через час стало светать, лес поредел. Сашка шел крадучись, стараясь ступать как можно тише, прислушивался к каждому шороху, но засаду все равно не заметил.

– Стой, кто идет! – раздался справа грозный оклик. – Руки вверх!

Команда сопровождалась клацаньем нескольких затворов. Сашка проворно вздернул руки:

– Не стреляйте, товарищи, свой я!

– Сейчас посмотрим, какой ты свой! – На тропинку вышел молодой парень в фуражке с зеленой тульей, золотыми буквами «ПГПУ» на петлицах и двумя красными треугольниками под звездой на рукавах. – Документы!

Из кустов показалось еще двое бойцов с винтовками наперевес.

– Вот, пожалуйте-с. – Наумов судорожно достал из кармана пиджака и протянул пограничнику свой эстонский паспорт. Тот взял его и внимательно перелистал.

– А где виза? Где штамп о пересечении границы?

– Нет у меня визы! Я убежал из Эстонии, не могу больше терпеть гнет буржуазии. Совсем нам, пролетариям, они там на шею сели, товарищи, сил больше нет никаких! Хочу стать советским гражданином!

– Высокое право именоваться гражданином СССР надо заслужить! Да и кто тебя знает, пролетарий ты или совсем наоборот? Может, ты полицейский переодетый?

– Да вы что, братцы! Разве я похож на лягаша!

– Империалистические шпионы нынче хитрые, так маскируются под простого человека, что сразу и не узнаешь. Поэтому мы тебя сейчас отведем в комендатуру, а оттуда тебя отправят в Псков, на проверку. Ну а псковские товарищи разберутся, врешь ты или нет, там такие спецы сидят, что от них ничего не скроешь. Ну-ка скинь мешочек, я тебя обыщу.

– А нельзя ли без проверки? Мне бы не хотелось понапрасну время терять, я желаю сразу к труду приступить на пользу новой родины. Может, договоримся?