Побродив по китайскому Сахаляну, Тараканов свернул в европейский.

На главной улице около универсального японского магазина он встретил нагруженного покупками юриста и поспешил к нему:

– Вы что же, уже на пароход?

– Нет. Могу быть, как обещал, к вашим услугам, – ответил юрист. – Только я немного замаялся. Давайте зайдем вот в этот магазин, тут можно посидеть, отдохнуть, выпить ликеру, переговорить. Кстати, ликер замечательно дешевый. Японцы продают четверку кюрасо всего за пятьдесят шесть копеек!

Зашли в винный магазин, и юрист тут же попросил у японца-приказчика бутылку ликера и коробку биск-вита.

Они уселись за маленький столик, стоявший у окна. Приказчик принес ликер и бисквиты.

– Открыть прикажете? – спросил он на чистом русском языке.

– Пожалуйста, – ответил юрист и, обращаясь к Тараканову, посоветовал: – Вы бы сходили в уборную, руки помыли, прежде чем бисквиты есть, тут с грязными руками нельзя, заразы много.

Осип Григорьевич совету внял и минут пять тщательно, с мылом мыл руки. Когда он вернулся, Плетнев последовал его примеру. Наконец выпили по первой.

– Не правда ли, ликер прекрасный, настоящий японский, не то что харбинская дрянь?

Тараканов, который пивал напитки и получше, вежливо согласился.

Выпили по второй.

– Я, знаете ли, хочу с собой флакона два захватить, – сказал юрист. – Не будут же у меня, судейского чиновника, карманы на таможенной рогатке осматривать? Однако не будем терять времени. Я готов прямо опиваться этим истинным даром Бахуса. Поднимайте чару…

– Я, с вашего позволения, пропущу, – ответил Тараканов. – Мне что-то тяжеленько стало…

– От двух рюмок-то? Ну как хотите, тогда я один. За ваше…

Тараканов последней фразы не услышал. Мысли у него в голове запрыгали, а ноги отяжелели до такой степени, что он не смог подняться со стула. Стена магазина, на которую он смотрел, стала уходить вдаль, расположенные рядом предметы сделались меньше.

Он силился подняться, что-то сказать, но у него ничего не получалось. Наконец он свалился со стула и так и остался лежать на полу с отвисшей нижней губой, по которой текли слюни.

Очнулся Тараканов поздно вечером в совершенно незнакомом помещении. На столе около кровати тускло горели свечи, около него суетились какие-то люди. Ужасно болела голова, перед глазами все расплывалось. Через несколько минут зрение восстановилось, и он увидел прямо перед собой желтое лицо с черными, раскосыми глазами, широким носом и усиками щеткой. Лицо отодвинулось, и Осип Григорьевич смог разглядеть черный галстук с золотой булавкой и белую сорочку. Человек поднял руку, и Тараканов почувствовал боль от укола. Через минуту в голове и глазах стало яснее, и коллежский секретарь вспомнил всю цепь случившихся с ним событий.

– Меня что, отравили?

– Да, вы были отравлены. – Человек говорил по-русски с едва заметным акцентом. – Но теперь все будет хорошо, будете здоровы, только надо поспать.

Осип Григорьевич, как послушный ребенок, закрыл глаза и тут же уснул.

Разбудил его звук шагов. Сыщик открыл глаза и увидел, что рядом с его кроватью стоит молодой человек с кудрявой рыжей головой и лицом, обсыпанным веснушками. За окном светило солнце.

– Как вы себя чувствуете? – спросил рыжий.

– Спасибо, значительно лучше, чем вчера.

– Я начальник благовещенского сыскного отделения Колмаков. С кем имею честь?

– Эриксон, Людвиг Теодорович, коммерсант.

– Очень приятно. Вы помните, что с вами произошло?

– Да.

– Если вас не затруднит, расскажите, пожалуйста.

Тараканов, скрыв причины своего появления на китайской стороне Амура, рассказал Колмакову о своем знакомстве с судейским и всех последовавших событиях.

– А раньше вам этого юриста видеть не приходилось?

– Нет.

– Странно. Ведь именно он вас и отравил. Но какова причина отравления? Ваши часы, паспорт и бумажник целы. Денег у вас много с собой было?

– Семьдесят шесть рублей.

– Именно столько и находилось в бумажнике. Кому же вы, Людвиг Теодорович, дорогу перешли?

– Даже и подумать не могу.

– После того как вы упали, ваш приятель заявил японцам, что с вами случился удар и что вы, мол, склонны к ударам, а потом в поднявшейся суете скрылся. Японцы вызвали вам китайского доктора. У китайцев очень развито траволечение, которое вас и спасло. Если бы вы попали к врачу-европейцу, то вряд ли бы выжили, а китайский эскулап своими травками вам все кишки прочистил. Не забудьте его хорошенько поблагодарить. Четвертную дайте, минимум.

– А чем меня отравили?

– А черт его знает! Доктор на древесный спирт грешит. На этом берегу реки очень много фальшивого алкоголя, из чего его здесь только ни делают. Отравление спиртными напитками для Сахаляна явление обыденное. Каждый месяц человек десять русских «туристов» на тот свет убирается. И я бы вряд ли здесь появился, если бы не одно обстоятельство. Вы пили ликер, купленный в магазине, пользующемся безупречной репутацией. В нем торгуют алкоголем только фабричной выделки, и за этим товаром сюда приезжает все наше полицейское управление, в том числе и ваш покорный слуга. О происшествии с вами я узнал на рапорте у полицмейстера – китайцы сообщают обо всех несчастьях с нашими соотечественниками русским властям. И беспокоясь прежде всего о своем здоровье, немедленно направился сюда. Я расспросил приказчиков, изъял бутылку и провел в Благовещенске анализ ее содержимого. Сведущие люди под присягой заявили, что в бутылке ничего, кроме прекрасного японского напитка, не было. Из этого я сделал вывод, что яд подлили вам в рюмку. Кстати, рюмки с места происшествия исчезли, что косвенно подтверждает мои умозаключения. Стало быть, здесь не случайное отравление некачественным товаром, а покушение на убийство. Впрочем, мое начальство думает, что покушение удалось.

– Простите, я не совсем понял последнюю фразу?

– Я доложил начальству, что вы отправились на тот свет.

– Зачем?!

– А затем, чтобы вас не убили во второй раз, теперь уж на моей земле и более качественно. Мне лишнее нераскрытое убийство ни к чему.

– Почему же сразу нераскрытое? Вы в свои силы не верите?

– Я реалист. Раскрыть убийство человека, который не хочет, чтобы оно было раскрыто, крайне трудно.

– Отчего вы решили, что я не хочу, чтобы мое убийство, тьфу ты черт, чтобы это покушение было раскрыто?

– Если бы хотели, то не врали бы.

– Как вы смеете обвинять меня по лжи! – возмутился Осип Григорьевич.

– Смею, потому как точно знаю, что вы врете. И вообще, вы никакой не Людвиг Эриксон.

Колмаков говорил совершенно спокойно и поглядывал на Тараканова с усмешкой.

– За те три дня, которые вы провели, находясь между жизнью и смертью…

– Простите, сколько дней?

– Три, четвертый пошел. Так вот, за эти три дня я сложа руки не сидел. Я обыскал вашу одежду, посредством адресного стола установил меблирашки, в которых вы ночевали, и обыскал ваши вещи. И ничего не нашел. Ничего! А это очень странно, вы не находите? Коммерсант едет за тридевять земель и не берет с собой ни одного документа. Ни одного прейскуранта, ни одного счета, ни одного договора! Странно? Странно. Идем далее. Вы прописались представителем московской пробковой мануфактуры. Я, конечно, в производстве пробок понимаю мало, но и моих знаний в этом вопросе достаточно, чтобы догадаться, что вам у нас делать абсолютно нечего. Где, извините, пробка, а где Благовещенск? Опять странность! Дальше. Вы были прописаны вместе с женой, молодой красивой дамой, а жили в разных номерах. При этом в ссоре не находились, коридорный говорит, что супруга буквально ела вас глазами. По дате вашего вселения в меблированные комнаты я установил судно, на котором вы прибыли. «Барон Корф» стоит в Благовещенске на ремонте – что-то случилось с машиной, и мне удалось расспросить команду. И я, к своему удивлению, выяснил, что с «женой» вы познакомились только на пароходе! Знаете, у матросов, обслуживающих классных пассажиров, глаз не менее наметан, чем у гостиничной прислуги. Хотя после этого у меня все сомнения относительно того, что вы не тот, за кого себя выдаете, развеялись, я продолжил проверку. У нас в библиотеке есть книжка «Москва – Сибирь», с указанием всех купцов первых двух гильдий, выбравших в прошлом году промысловые свидетельства. Там числится некто Теодор Людвигович Эриксон, пятидесяти шести лет – должно быть, ваш батюшка. Согласно книжке, у него лютеранское вероисповедание. А крестик на вас наш, православный. Ну и последнее. В паспорте указан адрес вашей московской прописки. Я отбил срочную телеграмму, сообщив вашим близким о приключившемся несчастье. И сегодня получил ответ. В нем говорится, что господин Эриксон жив-здоров и находится в Москве. Ответ подписан самим Людвигом Теодоровичем. Ну что, расскажете о себе?