Коллежский асессор долго молчал и наконец ответил:

– Недавно я вычитал в журнале «Вокруг света» про негров-альбиносов. Интересная, скажу я вам, статья! Не читали? Нет? Есть такие негры, у которых и волосы и кожа белые, заболевание у них такое. Один англичанин путешествовал по Африке и про них написал. Альбиносов очень мало, один, может, на много тысяч. А жители той деревни, где есть альбинос, считают, что он приносит им несчастье, и из деревни его выгоняют. Альбинос этот бедный начинает скитаться, но в покое его оставить уже не могут. Соседние племена устраивают на него настоящую охоту и в конце концов убивают. В общем, век у него недолог. Честные таможенники – что негры-альбиносы. Один на тысячу, все считают, что он им приносит несчастье, и хотят его со свету изжить. А больше я вам ничего не скажу.

– А мне и этого достаточно. Про вас я больше спрашивать не буду, расскажите мне про Гладыку Вацлава Мариановича, – сказал Кунцевич.

– Ну уж этот точно не из альбиносов. Но в контролеры попал не в наказание, летом сам попросился. Я удивился этому обстоятельству несказанно и первое время очень пристально за ним приглядывал, но ничего не углядел. Подумал, что человека совесть замучила, и решил он праведную жизнь начать. А оказалось – вон оно как! Мне, конечно, надобно ходатайствовать о его увольнении за упущения по службе. Но может быть, его и так привлекут?

– Вряд ли. Улик-то против него никаких. Если, конечно, Дунаевский прямо на него не укажет. Но Дунаевский молчит и дальше молчать будет, я такую породу знаю. Так что пишите ходатайство, да и я в рапорте про Вацлава Мариановича упомяну.

Вице-директор Департамента полиции действительный статский советник Константин Дмитриевич Кафафов перебил Лебедева:

– Сколько, сколько этот пруссак хочет?

– Десять тысяч, ваше превосходительство.

– Ну и аппетитец у этого, как бишь его?.. – Кафафов заглянул в бумаги. – Герлицкого! Куда ему столько? – Голос вельможи, только официально получавшего в год в два раза больше, клокотал от возмущения.

– Говорит, что в случае открытия шайки в целях безопасности вынужден будет скрываться, – доложил Кунцевич.

– Скрываться? Это пустое. От кого ему скрываться? Кто его обидит, если мы всех мазуриков заарестуем? Нет, столько денег мне выбить не удастся. Скажите, а нельзя ли управиться без этого трактирщика?

– Попытаться можно, – сказал Лебедев. – Задержанный Дунаевский имел при себе билеты от пункта отбытия до пункта назначения. Он выехал из Ниццы и должен был позавчера прибыть в Петербург. Очевидно, что фальшивки фабрикуют на Лазурном Берегу. Одно из отделений французской Сюрте Женераль занимается надзором за иностранцами и внимательно следит за всеми гостиницами и меблированными комнатами, а также и за частными лицами, сдающими жилье. Можно отправить во французское МВД запрос относительно места прописки Дунаевского в Ницце, узнать, где и с кем он жил, и потянуть за эту ниточку. Я не думаю, что изготовители фальшивок ставили на своих письмах загадочному александровскому еврею свой точный домашний адрес, стало быть, Герлицкому их место жительства тоже неизвестно. Но без трактирщика мы вряд ли установим личность еврея.

– Помилуйте! Платить за этого жида десять тысяч! Моисей с ним, пусть останется неизвестным, невелика птица, пущай летает.

– Все-таки он может сообщить нам много ценного. Да и не так уж мала его роль в этой шайке. Судя по рассказам Герлицкого, это организатор сети сбыта фальшивок.

Кафафов разгладил рукой свои роскошные бакен-барды:

– Ну хорошо, хорошо, я поговорю со Степаном Петровичем. Но десять тысяч! Нет-с, столько нам никто не даст. Пресловутый Азеф получал не намного больше… Вы не пытались сбить цену? – обратился действительный статский советник к Кунцевичу.

– Герлицкий сказал, что торговаться не намерен.

– Ах вот он каков! – вице-директор Департамента полиции вскипел. – Условия нам ставит! Тогда вот ему. – Кафафов сложил из пальцев правой руки дулю. – Вот, а не десять тысяч! И говорить ни с кем не буду. Василий Иванович, направляйте запрос в Париж и варшавскому генерал-губернатору. Попросите его превосходительство поручить организовать самый тщательный розыск этого пресловутого еврея.

Кафафов встал, давая понять, что прием закончен. Сыщики тут же последовали его примеру.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – по-военному четко ответил Лебедев. – Не считаете ли необходимым направить в Ниццу кого-нибудь из чинов полиции? Мечислава Николаевича, например?

Кафафов несколько секунд думал:

– Нет. Пока нет. Рановато. Конец года, лимит на командировки департамент исчерпал, а за дополнительными средствами надобно обращаться: – Константин Дмитриевич поднял палец и указал на потолок. – Если только на свой счет?

– Я не при деньгах, – выпалил Кунцевич.

Лебедев привел Кунцевича в свой кабинет и предложил сигару.

– Спасибо, не курю-с.

– А я с вашего позволения.

Главный сыщик империи отрезал кончик «гаваны» настольной гильотиной, сунул сигару в рот и чиркнул спичкой. По кабинету поплыл ароматный дым.

– Нервы замечательно успокаивает! А с нервами на этой службе беда. Да что я вам говорю, вы сами все изволили слышать. Ну, и как прикажете работать, Мечислав Николаевич? Сто пятьдесят тысяч фальшивых рублей вами изъято, а они десять тысяч жалеют на розыски! А эти сто пятьдесят наверняка не первая и не последняя партия. Тут счет на миллионы идет! На миллионы! А они… Даже на вашу командировку денег пожалели! Что творят черти. Ох, доведут они Россию до цугундера, помяните мои слова, доведут!

«Ты сам-то не очень свою позицию отстаивал, – подумал Кунцевич. – Да и я тоже. Если России и правда крышка придет, мы все в этом будем виноваты, все», а вслух сказал:

– Что поделать, Василий Иванович, мы люди подневольные, нам что прикажут, то мы и делаем.

– Я все-таки составлю докладную записку на имя директора. Сейчас мне должны доставить официальное заключение Экспедиции заготовления государственных бумаг, я его к своему рапорту приложу. Вчера я на Фонтанке[32] полдня провел. Вот чем мне наша служба нравится, так это тем, что на ней постоянно что-то новое узнаешь. Вот вчера я стал практически специалистом по орловской сетке. Не знаете, что это?

– Нет, не имею представления.

– Тогда я вам с удовольствием расскажу. Наше правительство к делу защиты денежных знаков относится крайне внимательно. Поэтому Государственный банк регулярно, примерно один раз в десять лет, меняет кредитные билеты. Вы, наверное, обратили внимание, что с тысяча девятьсот десятого года в обороте находятся новые сторублевки?

– Обратил. Хотя видеть эти купюры мне приходится крайне редко.

– А вы думаете, я их часто вижу? Ну, так вот-с. Когда вводили новые «катеринки», изменили не только цвет бумаги. Теперь эти билеты изготовляют по новейшим технологиям. На них имеются водяные знаки. Лицевая сторона печатается металлографской печатью по типографской подложечной сетке, оборотная – типографской печатью по орловской подложечной сетке в пять красок. Не понимаете? Неудивительно, до вчерашнего дня я сам ничего этого не знал. Ну, я вам на примере покажу. Вот, извольте – одна из изъятых вами подделок. Как она вам?

– Весьма на настоящую похожа.

– Похожа очень, я думаю, что у злодеев проблем с их разменом в магазинах и лавках не будет. А вот – настоящая. – Делопроизводитель, крайне редко видевший сторублевые купюры, достал из своего бумажника радужную. – Давайте положим их рядом. Видны различия?

– Признаться, никаких различий я не вижу.

– А вы повнимательней, повнимательней.

Надворный советник взял в руки оба кредитных билета. На первый взгляд они показались ему абсолютно одинаковыми. Но присмотревшись, разницу он увидел. Текст на подделке был не так отчетлив, как на оригинале. А на обороте тона краски были гораздо бледнее, да и переход от одной краски к другой был намного заметнее.