– О чем вы, Мечислав Николаевич, какой отчет! Мы же интеллигентные люди! Я даю вам задаток…

– Я же сказал, деньги не мне, а на расходы. На расходы мне нужна вся сумма сразу. А кольца я вам найду. Слово дворянина.

– Все! Мне больше ничего не нужно! Вот, дегжите сто пятьдесят гублей, больше никаких газговогов!

– Прекрасно. Остановите экипаж.

– Как, мы же не доехали!

– Я доберусь.

Кунцевич спрыгнул на дорогу.

– Завтра, послезавтра, самое позднее, через три дня я к вам приду и принесу кольца. Ждите.

– Леня, хочешь получить благодарность в приказе?

– Кто ж не хочет, что делать надо?

– Водку пить да людей бить.

– Это я с радостью.

Для того, чтобы не выдать агента, Кунцевич решил поступить следующим образом: Лука покупает у воров только одно кольцо, ворам говорит, что проверит его у ювелира и, если кольцо действительно стоящее, купит остальные.

Получив деньги, воры пойдут в ближайший трактир. В этом Кунцевич был уверен на 99 %, куда еще идти вору, когда деньги жгут ляжку?

В трактире к ним присоединится загулявший купчина, который сначала их угостит, а потом затеет драку. Хозяин вызовет полицию, полиция прибудет быстро, всех пьяных отведет в участок. Там их обыщут в присутствии случайно оказавшегося в участке агента сыскной полиции и найдут кольца. Остальное дело техники. Купчине же удастся убежать.

Если же воры не пойдут в кабак, то сыскные узнают их место жительства и будут действовать по обстановке.

Все прошло как по маслу. Выйдя из мелочной лавки Михайлова, два господина мещанской наружности, один – высокий, белесый, лет сорока, другой среднего роста, лет двадцати с небольшим, чуть не вприпрыжку побежали в ближайший трактир. Через несколько минут туда зашел одетый в красную косоворотку, синий английский пиджак и сапоги-бутылки агент Леонид Петровский. Еще через полчаса из трактира выскочил половой и стал громко звать полицию. К трактиру прибежало двое городовых с ближайших постов и двое дворников. Вскоре они вывели на улицу троих упирающихся и громко ругающихся мужчин с разбитыми физиономиями. Один из мужчин – купеческого вида, оттолкнул державшего его городового и, несмотря на довольно грузную комплекцию, стремительно понесся по улице. Городовые и дворники, опасаясь, как бы не разбежались оставшиеся нарушители, за купцом не погнались. Через несколько минут вся тяжело дышащая компания была в участке.

Дежурный околоточный, узнав, в чем дело, велел отправить задержанных в кордегардию, сказав, что протокол ему сейчас писать некогда. Задержанных стали обыскивать. У высокого в сапоге нашли три кольца желтого металла с камнями, в кармане пиджака – четыре десятирублевые купюры, пятерку, трешку, рубль и мелочь. Сидевший рядом с околоточным одетый в партикулярное платье мужчина с большими рыжими усами аж подпрыгнул:

– Ну-ка, ну-ка.

Он внимательно осмотрел кольца, достал из кармана пиджака блокнот, лихорадочно его пролистал, нашел нужную страницу, опять осмотрел кольца, перевел внимательный взгляд на воров и обратился к околоточному:

– Силантий Ильич, я тебя очень попрошу, помести их отдельно друг от друга и не дай возможности общаться. Я сейчас телефонирую к нам в сыскную, за ними экипаж пришлют.

В сыскной задержанных развели по кабинетам.

Судя по отобранным видам на жительство, это были санкт-петербургский мещанин Николай Васильев Петров и крестьянин Московской губернии Севастьян Иванов Краюшкин. Разбиравшемуся с задержанными чиновнику для поручений Жеребцову паспорт Петрова сразу же не понравился.

– Я думаю, вид липовый. Мечислав Николаевич, вы работайте с Краюшкиным, а я займусь его старшим товарищем.

– Ну, Савося, рассказывай.

– Чаво рассказывать?

– А как квартиры мирных обывателей обворовывал.

– Хто обворовывал, я? Да не в жись. Это что же деятся! Мне морду бьют и меня же в полицию забирают. А того купчину отпустили! Есть справедливость али нет?

– Откуда у вас кольца, справедливый ты мой?

– У кого, у нас? У меня никаких колец нету.

– А у товарища твоего?

– У какого товарища? Никакой он мне не товарищ, так, собутыльник. Познакомились в трактире, сидели тихо, мирно, водку пили. Пока энтот купчина не влез. Сначала показалось – человек хороший, угостил нас, говорит, не могу пить в одиночестве. А как три чарки выпил, так понес. Вы, говорит, меня, купца, не уважаете, вы должны мне в пояс кланяться. А кому такие разговоры пондравятся? Не сдержались мы, наша вина, разбили морду-то купчине, так и он не стоял, тоже руками махал будь здоров. Вон, глаз один еле видит. А за посуду мы заплатим, деньги есть…

– Кто это мы?

– Ну, в смысле, собутыльник мой, Коля, он мне так назвался, обещал заплатить. Да и купец, как я погляжу, без претензиев?

– Чем в столице занимаешься?

– Да я только месяц, как из деревни. Торговлишка у земляков на Алексеевском рынке, я на подмоге – подай-принеси, подводу разгрузи. Пачпорт в порядке, прописка есть, все чин чином.

«Да, не хочет колоться. Что делать? Сводом законов по голове? Все равно говорить не станет – он к битью привычный. Пугать? Чем, тюрьмой? Сибирью? Так он понимает, что чем больше он скажет, тем скорее в Сибири окажется. Что же делать?»

В это время зазвонил телефон. Краюшкин вздрогнул и выпучил на аппарат глаза. Кунцевич внимательно на него посмотрел. «Месяц как из деревни, говоришь»! Поговорив по телефону и повесив рожок, спросил:

– Знаешь ты, что это за инструмент?

Севастьян покачал головой.

– Откуда мне знать? Штука диковинная. Сама звонит.

– А это такая штука, что нам помогает. Видишь эту трубку? – Кунцевич показал на слуховой рожок.

Сева кивнул.

– Вот если я ее к твоей голове приставлю, а сам тебя спрашивать буду, а ты, допустим, мне начнешь врать, то тебя из этой трубки так громом шарахнет, что мало не покажется! Подойди сюда!

Весь дрожа, Савося встал.

– Иди, иди!

Он подошел. Кунцевич приложил ему трубку к уху и сказал:

– Не веришь? Говори: воровал?

Савося оттолкнул от себя трубку и прерывающимся голосом забормотал:

– Чего уж тут… вестимо… грешен… мое дело.

Он рассказал о трех совершенных им в компании с высоким краж, назвал настоящие имя и фамилию подельника – Николай Гец. Кунцевич проверил Геца по учетам. Тот числился в их картотеке. Подельник оказался немцем, крестьянином-колонистом Новосаратовской колонии Санкт-Петербургского уезда, высланным по приговору своего общества на выдворение в Сибирь [105].

– А вещи где?

– Коля все вещи у своей сестры держит, у Катьки, где она жительствует, я знаю, покажу. Еще мы часть в ломбарды снесли, но потом Коля сказал, что полиция может в ломбарды дать знать об энтих вещах, и нас там заарестуют. Он нашел одного скупщика…

– Ладно, про скупщика потом. Поехали.

– Куда?

– Покажешь, где Катька живет. Далеко?

– Далеко, за Московской заставою.

Кунцевич открыл дверь кабинета Жеребцова.

– Аполлон Александрович, можно вас на минуточку.

Жеребцов вышел в коридор.

– Ну, как успехи?

– Пишите постановление на обыск, поедем вещи изымать.

– Вот это молодец! А мой не колется.

– Вещи изымем, расколется.

– Вот что, Мечислав Николаевич, мы на обыск без вас съездим, а вы кражей у герцога занимайтесь, и так много времени потеряли.

– Лука, меха, которые тебе немец принес, соберешь в узел и отнесешь сегодня в десять вечера на Английскую набережную, к дому сорок три. Их потом швейцар найдет и в полицию снесет. Смотри только аккуратно, а то какой ретивый городовой повяжет, спасай тебя потом. Если кто из воров спросит, всегда отговоришься, мол, видел, как полиция Геца с товарищем повязала, побоялся, что они расколются, да и отнес их вещички от греха. Савося на Шпалерной [106] посидит, ума наберется, про тебя говорить не станет, ему кража мехов ни к чему. А Гец тем более молчать будет, человек опытный. Давай кольцо, я его потерпевшему отнесу.