– Гражданина, дай мне огня, пожалюстя!

Иван протянул окурок. Осип Григорьевич прикурил и, не поднимая глаз, произнес:

– Ты чего здесь, Ванька, делаешь?

Папироска в руках у Маслова дрогнула.

– Ищут нас, Оська. Мать твоя не приедет. Иди за мной, нас неподалеку Леха на автомобиле ждет.

Иван докурил, выбросил окурок в урну и пошел вдоль здания вокзала по направлению к Коломенской-Ямской. Тараканов подождал, когда бывший коллега отойдет шагов на двадцать, выбросил свою самокрутку в ту же урну и двинулся следом.

Гэпэушников он заметил почти сразу. Они подошли к Маслову с разных сторон и одновременно схватили его за руки. Тараканов ускорил шаг.

– Агент первого разряда ОГПУ Меншиков. Вы арестованы, гражданин Маслов, – говорил Ивану какой-то мужчина во френче защитного цвета, доставая из кармана удостоверение. Рядом уже маячил милиционер в форме.

«Четверо, и это только те, кого я вижу. Пропали мы с Ванькой», – мелькало в голове, а руки уже поднимали посох. Первым он ударил стоявшего справа, вторым – стоявшего слева. Маслов среагировал тут же – боднул головой в живот Меншикова, всем корпусом оттолкнул милиционера и бросился бежать, одновременно доставая из-за пояса револьвер. Осип Григорьевич выбросил посох и кинулся вслед за товарищем. Прохожие, видя вооруженного человека, отскакивали в стороны, освобождая дорогу. Сзади раздался хлопок, потом еще один. Маслов развернулся и три раза не целясь выстрелил.

Они выскочили на Ямскую, пересекли ее под острым углом и очутились в Стремянном переулке. «Паккард» стоял справа, передом в сторону Большой Серпуховской. Из трубы глушителя вился дымок.

– Ходу, Леха! – заорал Маслов, «рыбкой» юркнув в машину.

Дважды младшего брата просить не пришлось: Тараканов вскочил в «Паккард», и автомобиль ринулся с места.

Переулками, избегая больших улиц, они сначала мчались на юг, потом повернули на запад. Покружив, выехали на Крымский вал, пересекли мост, на Зубовском бульваре свернули в переулки. Лешка выбрал самый безлюдный и остановился.

– Ну, здравствуй, дядя Ося! – повернулся он к Тараканову. – Да, наделали вы с братцем делов.

– Нет, Лешк, они не Оську, они меня узнали, – сообщил Иван.

– Какая разница, кого они узнали, кашу-то Осип Григорьевич заварил! Ладно, ругаться времени нету. Искать нас будут троих разом, потому предлагаю разделиться. Где будем границу переходить?

– Во Пскове, трактир «Берега», Плехановский посад, – ответил Осип Григорьевич, снимая халат и тюбетейку. Он хотел было сорвать бородку, но передумал. – У буфетчика спросите Пашку Антонова. Тот скажет, что не знает такого. После этого надо попросить комнату и обязательно сказать, чтобы она была без клопов, непременно без клопов.

– Хорошо. Первый, кто доберется, ждет других до… – Алексей немного подумал, – до пятнадцатого, потом уходит. Ну а теперь разбегаемся.

Младший Маслов выскочил из машины, подхватил с заднего сиденья небольшой чемоданчик и был таков. Иван кинулся было в другую сторону. Тараканов схватил его за руку:

– Стой! Тебя вся ЧК сейчас ищет, убежать сможешь только до первого постового.

– А ты что, предлагаешь здесь их дожидаться?

– Нет, я предлагаю внешность сменить. Для начала – надень мой пиджак. Я в одной рубашке побуду. – Осип Григорьевич достал из мешка купленный в Туле пиджак и протянул его Маслову.

– Невелика маскировка, – сказал Иван, надевая таракановскую одежду. – Да и тесноват он мне в плечах, рукава коротки.

– Ничего, на прием в Кремль мы в нем не пойдем, а там, куда я тебя собираюсь отвести, на одежду внимания мало обращают. Тут шалман один неподалеку раньше был, его хозяин кое-чем мне обязан. Авось не откажет в приюте. Если живой, конечно.

Столовая-чайная «Низок» на Плющихе, несмотря на праздничный день, была открыта. Названа она была так потому, что находилась в полуподвальном помещении и ее никогда не мывшиеся окна были на одном уровне с тротуаром.

Беглецы зашли внутрь и заняли столик в самом дальнем и темном углу. К ним тут же подскочил услужающий-татарин.

– Чего желаете, граждане?

– Пива нам принеси.

– Слушаюсь. А кушать что будете? Есть колбаска кровяная, есть судачок окский свежайший, только вчера плавал!

– Неси и судака.

– Есть!

Вскоре половой поставил перед клиентами две кружки пива.

– Судачок приготовляется, сей момент готов будет.

– А что, Абдула Кадирович в заведении? – спросил Осип Григорьевич.

– А кто его спрашивать изволит? – насторожился татарин.

– Передай, что Осип Тараканов велел кланяться.

Половой удалился, ничего не ответив.

Через минуту у столика появился кряжистый старик в кумачовой рубахе и жилетке с блестками. В правой руке он держал черные деревянные четки.

– Гражданин начальник! Сколько лет, сколько зим! А мне сказывали, что вас в восемнадцатом шлепнули.

– Соврали, Абдула Кадирович.

– Вижу, что соврали. Ну и слава Аллаху! Чем обязан, товарищ бывший коллежский секретарь?

Тараканов уставился на полового.

– При Файзулле можно говорить, – успокоил его Абдула.

– Приют нам с товарищем нужен на пару-тройку деньков, одежда новая, бритье. стрижка. Деньги есть.

Татарин ухмыльнулся:

– Я вижу, гражданин начальник, вы в нашу шкуру влезли! Ну и как вам в ней? Не жмет?

– Век бы я в вашей шкуре не ходил. Обстоятельства заставляют.

– А у нас у всех обстоятельства. Эх, Осип Григорьевич, не в моих правилах лягашам помогать, да и хевра[87] меня не поймет, если узнает. Только вот долги я свои привык отдавать. И вам отдам. Живите, сколько надо, и ничего я за это с вас не возьму. Ну а что касается шмоток и прочего, то за это заплатить придется, у меня лишних денег нет. Файзулла, покажи господам их апартаменты.

Гусаков позвонил на Лубянку, и вскоре все столичные правоохранители были ориентированы на розыск скрывшихся белобандитов.

Всю дорогу до ДТО оба молчали. Гусаков курил одну папиросу за другой, а Буевич смотрел из автомобиля на московские улицы. В кабинете железнодорожный чекист осушил стакан воды из графина и закурил очередную папиросу.

К вечеру доложили об обнаружении в Хамовниках «Паккарда». Буевич и москвич бросились на Зубовский. Ничего интересного, кроме халата и тюбетейки, в машине обнаружить не удалось. Одно радовало – автомобиль начальника тульского ГПУ вернулся к своему владельцу. Сотоспор велел прибывшему с ним шоферу отогнать машину в Тулу и возвращаться в столицу на поезде.

– Ты в Москве устроился? – спросил Гусаков.

– Какой там! Как только приехал – сразу к тебе. – Туляк тоже решил перейти на «ты».

– Я тебе сейчас записку дам в гостиницу нашей дороги, она тут неподалеку, езжай, отдохни. Ну а завтра приходи пораньше, будем думать, как этих гадов искать, надежды на то, что ночью их изловит какой-нибудь вокзальный агент, мало.

Через двадцать минут Буевич зашел в малюсенький номер и не раздеваясь рухнул на постель – за последние трое суток он спал два часа.

На следующий день его с Гусаковым вызвали на Лубянку.

Как только они вошли в здание, которое прежде занимало страховое общество «Россия», дорогу им преградил чекист с красной повязкой на рукаве.

– Вы к кому, товарищи? – строго спросил он.

– Я Гусаков из ДТО Курской дороги, это – товарищ Буевич из тульского отдела. Нам поступил приказ срочно прибыть.

– Минуточку! – Дежурный снял телефонную трубку и набрал какой-то короткий номер.

– Гусаков и Буевич… Есть! Васильев! – дежурный позвал помощника. – Проводи товарищей к товарищу Ягоде.

Буевич почувствовал, как у него задрожали колени.

Алексею Маслову никогда в жизни не было так страшно. Он, озираясь, шел Хамовническими переулками и думал только об одном: как бы побыстрее выбраться из города. В принципе, к такому исходу своей чекистской карьеры старсотос был готов, – как говорится, сколько веревочке ни виться, но все равно сейчас чувствовал себя словно обухом по голове ударенным и еле держал себя в руках.