— Я... — Сандре захотелось оправдаться, но девушка не нашла нужных слов. — Просто...это всё, что у меня осталось. Это единственное, Анвиль. Я — пустышка. Без родных, без дома, без денег. Я-я никому не нужна. Если отдам то, что ты просишь, то... я потеряю последнюю надежду на спасение. Пока люди верят моей красоте, я могу как-то жить...мы можем. Но если это исчезнет, то... — она всхлипнула, и не смогла закончить фразу.

— Жить можно и чем-то другим. На хлеб и кров можно разрабатывать, но разве ты пыталась?

— Я всю жизнь трудилась ради хлеба! Мои руки в одеревеневших мозолях, Анвиль!

— Но это ведь не моя проблема! Почему мне должно быть не плевать, Сандра? Тебе ведь плевать на то, каково мне! Посмотри на меня! Посмотри! — Он двинулся на девушку, но та не отстранилась. Она лишь с тоской взглянула на него и дрожащими холодными пальцами коснулась рубцеватой щеки. От этого прикосновения Анвиль вздрогнул и отстранился, но Сандра вдруг ухватилась ладонью за его шею, и прильнула к нему. Юноша оторопел. Светлые волосы коснулись его лица. Он почувствовал, что девушка дрожит, и на мгновение раскаялся, что повысил на неё тон.

— Не пытайся сделать вид, что я тебе не противен. Тебе противно даже твоё отражение в зеркале, хотя его не уродуют ни шрамы, ни мох. В погоне за совершенством, ты готова пойти по головам, толкнуть в бездну любого. Единственное, что тебя интересует — это собственное благополучие. Ты тоже стала противна мне... не твоя внешность, а твоя натура. Она гнилая. Ты разлагаешься изнутри, пытаясь остаться совершенной снаружи.

Сандра с болью выслушивала эти слова, но всё равно не пытались отстраниться. Они стояли посреди пыльной дороги, но девушка не замечала проходящих мимо людей, бросающих на парочку удивлённые и любопытные взгляды.

— Я не такое уж и зло...

— Не пытайся убедить себя в этом. Ты забрала то единственное, что было у меня и просишь, чтобы я не поступал так же с тобой. Я едва не был назван преступником из-за тебя.

— Ты так ко мне жесток и помнишь только гадкое! — Упрекнула его Сандра. — Ты обвиняешь меня во зле, не думая о том, что я уже искупила вину. Я вытащила тебя на свободу. Я убила человека, спасая твою жизнь, но ты по-прежнему винишь меня в проклятье, которое наслал твой жрец...не я...

Юноша промолчал. На мгновение ему показалось, что Сандра права. Девушка подняла голову и посмотрела на него с удушающей тоской. Из её крупный ангельских глаз катились слёзы, так что Анвиль почувствовал царапающую в груди вину. Эта девушка показалась ему такой беззащитной и несчастной, что он был готов простить ей все прегрешения. Она стояла совсем близко, и Анвиль чувствовал её отрывистое тёплое дыхание. Он смотрел на её слипшиеся ресницы, на капельки пота, возникшие на висках, и все эти мелочи казались ему какими-то совершенными, неземными. Ему чудилось, что некое божество снизошло на землю, то ли утешить, то ли посмеяться. Он не мог определить, пока не почувствовал её влажные губы на своих потрескавшихся, пока не утонул в этом мгновении, что длилось секунду, но в его сознании растянулось на минуты, замерло, повисло в пространстве. Он как будто впал в забытье и очнулся, когда Сандра отстранилась. Она осторожно стянула браслет с запястья, сунув его в руки Анвилю, и посмотрела на него всё теми же глазами, пусть и на менее совершенном лице, впрочем, юноша даже не заметил разницу.

— Запомни меня такой... — Девушка попятилась и кивнула ему как бы на прощание. Внезапно испугавшись, что она растворится в толпе, Анвиль вдруг опомнился.

— Сандра!

Уже собравшись развернуться, она неуверенно замерла, как будто боялась, что обязана ещё чем-то, что не отдала то последнее, которое так долго надеялась сохранить.

— Тебе не нужны эти чары, — сказал Анвиль спокойнее, опустив кисть, в которой сжимал браслет. — Ты и без них прекрасна.

— Бессовестный льстец. — прошептала девушка, попытавшись выдавить из себя улыбку. — Продолжай презирать меня, если ещё есть за что.

— Нет... — он выдержал паузу. — Скоро всё закончится. Мы где-нибудь осядем и сделаем всё, чтобы наша жизнь была неплохой. Хорошо?

Сандра слабо кивнула, и Анвилю показалось, что она не поверила в это.

Первое, что почувствовала Хаара при пробуждении — боль. Она была такой сильной, что вырвала её из забытья, из бездонной ледяной пустоты, казалось, из самой смерти. Жар, агония. Девушка боялась открыть глаза или пошевелиться. «Почему моё сознание не умерло вместе с телом?» — подумала она, и спустя несколько мучительных минут всё-таки решилась взглянуть на мир. Глаза до сих пор слезились.

Всё та же комнатка, тусклый свет факелов, смесь специфических запахов. Хаару тошнило и почти наверняка вывернуло бы на пол, окажись желудок к тому времени не пуст. Она несколько раз моргнула, пытаясь восстановить чёткую картинку. Куда же делись Шархадарт? Девушка не видела рогатых сознаний, хотя не исключала, что они были где-то поблизости. Шевелиться оказалось страшнее, чем она себе представляла, но собравшись с силами, Хаара слегка приподняла подбородок. Это далось ей почти без труда и позволило судить о том, что ремни и железо больше не сковывают.

«Мне отрубили руки», — в ужасе подумала Хаара и осторожно повернула голову вправо. Ожидая увидеть окровавленный обрубок, который с невероятной силой болел и зудел, девушка сильно удивилась, обнаружив руку на месте. То, что её отсекали, сомневаться не приходилось, поскольку пятнадцатью сантиметрами выше локтя появился жуткий багровый рубец, аккуратно зашитый плотными чёрными нитями. Хаару охватило смятение: радоваться или плакать от такой находки? Левая рука была пришита таким же образом, и хотя девушка верила в необыкновенную силу Шархадарт, она сомневалась, что когда-нибудь уже сможет использовать конечности. Из-за шока и тускловатого освещения она не заметила, что новые руки немного отличаются по тону и форме от её собственных.

Долгое время она смотрела на швы и всхлипывала, думая о своей несчастной жизни и о том, как нелепо то, что она до сих пор жива. Время растянулось в бесконечность, и когда девушка начала уставать от страдальческого занятия, она вдруг попробовала шевельнуть пальцами. Попытка обернулась успехом, и потрясённая Хаара заликовала. Она напрягла спину и приподнялась, испытав при этом волну острой неприступной боли и страха за то, как бы швы случайно не разошлись. Согнуть локоть Хаара не решилась, и только зажмурилась, пытаясь перетерпеть одолевающее чувство.

Она не услышала приближающихся шагов, но в комнате вскоре возникла женщина, та самая, что встретилась ей в лесу. Она приблизилась к Хааре, и та, заметив мелькнувшую тень, подняла голову.

— Ч-что вы сделали? — Девушка ещё раз окинула взглядом руки, что принадлежали как будто бы не ей. Они были женскими и светлыми, однако строение кисти и пропорции пальцев отличались. Хаара конечно рассудила, что ей мерещится от шока, однако не исключала возможность подмены.

— Дали то, что ты хотела.

— В-вы отрубили мне руки.

— Человеческие. Теперь у тебя руки мага.

— Что?

Хааре казалось, будто она находится в бреду. От боли мутился рассудок. Существо встало напротив, и Хаара рассмотрела в её руках небольшую глиняную чашу, наполненную сероватой, дурно пахнущей смесью. Шархадарт поставила её на стол, зачерпнула консистенцию пальцами и стала бережно смазывать рубцы. Девушка застонала от нестерпимого жгучего чувства.

— Это уменьшит боль, но остальное придётся перетерпеть. Я предупреждала сразу, что использовать магию как маг ты никогда не сможешь, но стихия будет подвластна тебе настолько, насколько ты разовьёшь её в своих руках.

— Это... — Из-за боли и обезвоживания Хаара с трудом формулировала мысли. — Вы пришили мне руки? А кость? Это же невозможно...

Шархадарт ничего не ответила, продолжив покрывать смесью рубцы. Постепенно Хаара начинала чувствовать, что боль отпускает. Она не исчезала полностью, но, во всяком случае, становилась терпимой. Девушка снова пошевелила пальцами.