— Что… что тебе нужно от меня? — мужчина явно пытался скрыть страх в голосе. — Убирайся! Убирайся в Царство Мертвых!

— Я пришла сказать, что сегодня тебе повезло, но недалек тот день, когда ты отправишься в сырую землю вслед за всеми теми, кого ты убил, — медленно, четко проговаривая каждое слово, произнел "призрачный" ребенок.

— Ты ничего не знаешь! Они заслуживали смерти!

О ком это он?

— Я знаю, что ты убивал и этим проклял сам себя! — обличительно бросила племянница ему прямо в лицо. — И ты поплатишься за все!

— Это все бред, — легендарный вдовец прикрыл глаза и начал лихорадочно шептать себе под нос. — Это все бред… Ты не могла знать, что свечи отравлены, этот яд я разработал лично… Ты не нашла бы тайник, о нем знал только… только… — тут его стеклянные глаза снова распахнулись, вытаращившись на милого ребенка, продолжающего безмятежно улыбаться. — Нет… Нет, он не мог… он…

Тут граф нечеловечески быстро развернулся и припустился куда-то так, что рванувшая за ним я едва поспевала. Фу ты, никогда не заподозрила бы его в такой прыти, на вид ведь дохлый!

Сбегая по парадному крыльцу, граф ненадолго притормозил. Остановив ближайший патруль, обходивший по периметру территорию Зеленого Горба, и голосом, к воротам то и дело прорывалось шипение и рычание, проговорил:

— Собрать всех, прочесать особняк! Чтобы через четверть часа мой брат был в допросной! Будет сопротивляться — приволочь! Живым или мертвым!

И рванул дальше, по направлению к саду.

Природа, пробуждающаяся в первых лучах восходного солнца, была прекрасно, но сейчас ни мне, ни ему не было до этого дела. Добежав до неприметного плетня, который, если я правильно помню, к концу лета должен порадовать обитателей Зеленого Горба сладким виноградом, из которого потом сделают фирменное южное вино, которое в цене не только в этих местах, но и в Веридоре, и у на на севере, Его Светлость рухнул коленями прямо на землю и начал рыть… Я оцепенела, глядя на то, как граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, пачкая дорогущий квезот, расшитый серебряными нитями, словно мародёр, вскрывающий могилу, отбрасывал в стороны комья земли, разгребал целые пригоршни, копал все глубже и глубже…

Я не верила до последнего. До той самой минуты, пока Его Светлость не вытащил на свет божий небольшой сундук со сбитым замком, не открыл и не завыл раненым зверем, вытряхивая на землю одну небольшую простнынку…

Выпустив сундук из рук, Себастьян закрыл перемазанными в грязи ладонями лицо и вдруг всхлипнул. Самый завидный жених всего юга, а может и всего мира, сидел возле собственноручно закопанного у тихом уголке сада "гробика"… и плакал.

Наверное, нужно было уйти. Бежать как можно дальше, ужасаясь столь неожиданно всплывшей правде. Сожалеть в душе, что граф оказался преступником… не просто преступником, убийцей. Более того, в коридоре он обронил, что отнял жизнь не только у своей племянницы. Может, тела его жертв тоже где-то здесь, зарытые много лет назад в стылой земле, не оплаканные и не отпетые… может, пропавшие без вести, и их не найдут никогда…

Да, бежать — вот та единственная здравая мысль, которая посещала меня в Зеленом Горбе. Отсюда надо было бежать с самого начала, без оглядки, пока еще можно было уйти. Но теперь уже, наверное, поздно. Как сказал Его Светлость в нашу первую встречу, проклятые люди и проклятые места никогда не отпускают тех, кто имел смелость (или глупость?) приблизиться к ним. Вот и я не смогла просто отвернуться от поникшего мужчины, тихо плачущего над пустой "могилой", и уйти, не оборачиваясь. Вместо этого я перекинулась в девушку и осторожно направилась к нему.

— Не говори ему, что я живая, — прилетело мне в спину. Значит, Франсуаза последовала за нами. Что ж, может, оно и к лучшему, путь увидит, что "страшный лорд" раскаивается. Но выдавать ее я не собралась.

Полностью ушедший в себя хозяин Зеленого Горба не услышал моих шагов и вздрогнул, когда мои пальцы осторожно коснулись его запястий. Меня тут же мертвой хваткой схватили за ладони и дернули вниз, так что я опустилась на землю рядом с ним. Ладно, это платье уже под землей побывало, навряд ли посиделки на ней сильно его испортят. А вот руки мгновенно стали грязными, да и граф, схватившийся за меня, как утопающий за соломинку, неосознанно растирал земляные разводы по моим рукам.

— Что это значит, Ваша Светлость? — я выразительно покосилась на валяющийся в шаге от нас сундук.

— Как вы нашли меня? Вы следили?

— Ни в коем случае, — отвечала, как на голубом глазу, — просто, когда направлялась к своим покоям, я вспомнила об одной вещи, которую хотел спросить у вас, и повернула назад. Я услышала, что вы как будто с кем-то разговариваете, но, повернув, не увидела в коридоре никого, кроме вас. А потом вы пробежали мимо меня так стремительно, что даже не заметили, приказали страже разыскать своего брата и направились сюда… и раскопали… это…

— Значит, все-таки душа… — облегченно выдохнул лорд Себастьян.

— Я не совсем понимаю…

— Знаете, леди Шамали, у каждого человека свои скелеты в шкафу. Эта тайна, — кивок на "гробик", — единственная, которую я пожелал бы унести с собой в могилу, похоронить, чтобы никто никогда… Дело не в моей репутации, напротив, многие, узнав всю историю до конца, не осудили бы меня. Но мне самому не простить себя…

— Расскажите мне все, — мягко попросила его, в душе надеясь, что действительно найдется какое-то оправдание или хотя бы объяснение… Боги, могла ли я месяц назад предположить, что буду всем сердцем обелить человека, живьем похоронившего свою только что родившуюся племянницу, тайком прикопав ее в саду?! Одно утешение — здесь кто угодно свихнется.

— Это была дочка Франсуа… Никалаэда, — начал лорд Себастьян, глядя мне прямо в душу и не отпуская мой взгляд. — Она пришла в Зеленый Горб средь ночи, спустя больше, чем полгода, после того скандала. У меня как раз наклевывалась вторая женитьба… Она плакала. Рыдала, рассказывала, что мой брат… ммм… бесчестно поступил с ней, и, захлебываясь слезами, умоляла помочь избавиться от ребенка. Кричала, что это отродье ей не нужно, что она будет вспоминать об унижении всякий раз, глядя на этого ребенка, что она сама выбросит ее на первый попавшийся порог, если я не дам ей средство, которое поможет вытравить плод, безопасно для нее и без повреждений репродуктивной системы. Но я отказался… Наверное, надо было согласиться. Надо… Я же понимал, что малыш будет никому не нужен. Франсуа тогда пропадал демоны ведают где, даже Франциска уже не было…

— Франциска? — не поняла я.

— Да, — тут по лицу Его Светлости пробежала теплая улыбка. — Франциск обожал детей. Любых детей. Мальчиков и девочек. Подрастающих и еще совсем маленьких. Капризных и совсем тихих. И дети тянулись к нему. Гарет даже шутил, что, если я женюсь на науке, а Франсуа обвенчается с лютней, Франциск с удовольствием настругает детей за троих, а отец говорил, что если его младшие сыновья все же сподобятся жениться и обзавестись семьей, наших детишек все равно будет нянчить Франциск. Но его не было, а мне надо было принять решение… Я поступил так, как, мне казалось, поступил бы отец: сказал, что помогу Никалэде родить и заберу младенца, выращу, как своего собственного ребенка. Помню, Никалаэда верещала, что я дурак, ведь я собирался жениться и закономерно у меня должен был появиться наследник. И в какие ворота, спрашивается, этот никому не нужный ребенок?

— Вы поступили благородно, — решила высказать свое мнение я.

— Благородно… — грустно усмехнулся граф. — Благородство оказалось мне не по плечу. В те годы как раз набрал силу культ Единого, и храмовники под предводительством Отче объявили Тринадцатого Принца Веридорского сосредоточением мирового зла и постановили изничтожить Бастарда Тьмы. Гарет тогда уехал, чтобы меня не подставлять, он этой истории не знает. Но кто-то донес Отче, что видел в Зеленом Горбе Бесноватого. Карательные отряды храмовников нагрянули в южные земли. Я не имел права развязывать войну. При поддержке Веридора мы, конечно, одержали бы верх, но многие бы полегли… Их было много, и я решил, что надо любой ценой сохранить худой мир и не допустить кровопролития.