— Яна! — девушка вздрогнула, услышав это имя из уст Бесноватого, и только поэтому ему удалось, изловчившись, схватить её в объятия у самых дверей. — Яночка — Горяночка моя… Прости.

Это ещё что за номер? Что за приступ нежности и просветления сознания? На её немой вопрос, отразившийся в опаловых глазах, Гарет ответил:

— Мне очень тяжело понять тебя. Я ещё не видел таких девушек, как ты.

— Вы хотели сказать, служанок, — ощетинилась Горянка.

— Я правда не понимаю, на что ты обижаешься. Ты не моя единственная, я проверил, иначе было бы проще, я бы хоть улавливал твои чувства и отголоски мыслей, а так… Извиняться я с детства не приучен, не по статусу мне и не по сущности, поэтому вот…

Ну конечно же, еще один подарок! На этот раз хрупкая брошь, усыпанная маленькими бриллиантами, в центре которой горели алым огнем рубиновые лепестки распускающейся розы. Признаться, Его Высочеству вкуса было не занимать, но извиняться он действительно не умел. А даже если бы умел, Горянка извинения принимать не умела!

— И что же вы хотите за "право визжать от восторга при виде вашей подачки"? Поцелуй? О, не мелочитесь, давайте сразу с королевским размахом и без долгих прелюдий…!

— Яна! — оборвал её Гарет. — Мне не надо ничего взамен. Это просто тебе. Носи, пускай твои подружки увидят эту брошь и завистью поперхнутся.

— Или увидят, что нашелся-таки укротитель Горянки! Знаете что, Ваше Высочество? Я из ваших рук краюхи хлеба не возьму и гордость вашу не потешу!

Бастард Тьмы чуть было не задохнулся от взявшей его ярости. Эта девка, похоже, его в шуты записала! Вот уж кто чужую гордость тешит. "Тринадцатый Принц Веридорский просит прощения у оборванки" — бесплатный театр, к демонам! Последней каплей стал хруст прекрасной брошки под каблучком поношенных… да нет, даже не туфель, а жалкого подобия на них!

— Гордость не потешишь! — сверкая безумными глазами, Бесноватый схватил её за плечи и припечатал к стене. — Зарвалась ты, девочка! Меня королевы веселят и принцессы, и с тебя корона не упадет!

Служанка ожидала, что болезненный поцелуй вновь достанется её губам, но ошиблась, — Гарет рванул ворот её платья до самого пояса и припал губами у оголенной коже. Он не целовал, нет, он терзал и унижал её везде, куда мог дотянуться, а когда девушка попробовала вскрикнуть, грубо зажал ей рот. Её отчаянные попытки вырваться выглядели откровенно жалко перед его силой и властью, и она терпела. Терпела бесстыдные губы, которые клеймили ее своими прикосновениями, зубы, которые пару раз сжались на тонкой коже на шее и окрасились кровью, отчего Бесноватый чуть не заурчал от удовольствия. Терпела еще и еще, пока мужчина наносил выверенные удары по её гордости и самоуважению, медленно, смакуя каждое "ранение", ставил её на место.

Пытка казалась бесконечной, но и она закончилась, пусть даже намного позже, чем надо. Гарет отстранился от неё и, оглядев плоды своих стараний и удовлетворительно хмыкнув, отпустил её. Горянка, совершенно обессиленная и физически, и морально, осела на пол и тяжело привалилась к прохладной стене. Покосившись вниз на свое тело, она узрела множество следов так называемых поцелуев, уродливыми пятнами расползшихся от впадинки между ключиц практически до талии.

— Не хотела щеголять брошью — получай другой знак принадлежности, — жестко прокомментировал Бастард Тьмы. — Вон!

Подавив всхлип, девушка уперла в него горящий ненавистью взгляд и выплюнула в спину принца:

— Что ж это вы, Ваше Высочество, дело до конца не доводите? Раз уж начали насиловать, с чего на полпути останавливаться?!

— Как я уже говорил, — равнодушно промолвил Бесноватый. — Я предпочитаю ярких, красивых, эффектных женщин, а на деревенщин меня не тянуло даже в отрочестве. Меня "тешат" лучшие представительницы прекрасного пола, так что, сама понимаешь, было бы странно, если бы я позарился на девку, место которой на конюшне навоз месить и в стогу перед свинопасом ноги раздвигать. А теперь пошла вон!

Он не расслышал, как Горянка встала, как прошла к двери и удалилась, но его чуткого слуха отчетливо коснулся глухой шепот:

— Ты пожалеешь об этом… Ты заплатишь за все!

***

Уже третью ночь кровать Тринадцатого Принца Веридорского оставалась в идеально чистом и застеленном состоянии, а под его чернющими очами темнее самой Тьмы залегли сиреневые тени. Почему же он снова не может сомкнуть глаз? В предыдущие две ночи он метался по комнатам, воображая подарок, способный растопить ледяное сердце Горянки и пробить каменную стену её гордости. Все, он своего добился, правда, не тем путем, каким хотел изначально. Или все-таки нет?

А чего вообще он хотел? И хотел ли вообще? Боги, что за бред снова лезет в голову?! Эх, был бы здесь Гвейн, он бы непременно задвинул что-то вроде: "Это ты прогневал своими грехами Богов и Их кара пала на тебя!" А сейчас, как назло, "совести" даже в подвыпившем состоянии не наблюдалось. Благородному Сердцу можно было часами изливать душу, сотни раз повторяя одно и то же, только разными словами, и он все внимательно слушал и всегда умудрялся найти нужные слова. Но, увы, сегодня утром Гвейн получил какое-то письмо с родного юга и, не медля ни минуты, умчал в родные пенаты Хаос знает на сколько!

В итоге Гарет все же прилег на кровать и смежил веки. Перед его мысленным взором вновь появилась Горянка, сияющая при виде прекрасного браслета с опалами… И почему он раньше думал, что она некрасива? Она же очаровательна! Особенно когда улыбка смягчает её резкие черты и делает нежнее лицо, когда её глаза не пронзают стальным взглядом, а излучают спокойное тепло… Но вот она же, только не радостная, а наоборот, разгневанная. Смоляные локоны черными змеями струятся по её плечам, груди, стану, карие глаза широко распахнуты, губы плотно сжаты. И так она неповторима!… А вот она сломленная, униженная, ослабленная. И снова прекрасна!… Она-то прекрасна, а он чудовищен. Зачем он причинил ей боль? Кристиан знал ответ — взыграла его гордыня, подначиваемая самолюбием. Словно наяву он видел, как Горянка поникает под его напором, продолжает держать спину идеально прямой, но все же опускается на пол. Разве такой он хотел её видеть? Нет, ему нравилась она счастливой и мягкой… К демонам, да даже строптивой гордячкой она была ему милее, чем поломанной куклой! Неприступной и знающей себе цену она была ему ближе, чем какая бы то ни было другая женщина мира. Может, потому что он видел нечто схожее между ними?…

Нет, определенно, философские мысли — это кара Богов! Ни толку, ни сна! Надо думать, что делать? Точно не просить прощения еще раз… Он увезет её! Именно. Завтра же во время очередного "приятельского разговора" с Хомутом сторгуется с этим скупердяем о продаже девчонки. Он увезет её как рабыню, но в Веридоре устроит, как принцессу! Отдельная переоборудованная камера рядом с пыточной, чтобы, если внезапно до интересной игры в его вкусе дойдет, далеко не шляться, расслабляющие массажи в его личном исполнении и совместные купания вместе с парой-тройкой жутко ядовитых экзотических тварюшек, специально привезенных им из заморского Порсула для… скажем, убедительности… Она растает, обязательно растает, очарованная им… Да он так расстарается, что любой женщине будет до смерти приятно! Ни одна после такого не сможет отказать и с радостью бросит к его ногам все: свою душу, сердце, тело, чувства, мысли!…

В голове навязчивый голос, чем-то сильно напоминающий речи Гвейна, начал было спрашивать, зачем ему… Не давая себе снова нырнуть в разбирательства со своими желаниями, Гарет решительно сел на кровати, потом снова откинулся на подушки с твердым намерением наконец-то поспать.

Правда, этому не суждено было сбыться: только Его Высочество удобнее устроился на застеленной (ибо расстилать самому было лень, а со служанкой у него пока не ладилось) постели, как в его покои ворвалась дюжина солдат…

Не успела зарумяниться утренняя заря, как вся летняя резиденция Саратского Вождя была несколько раз перевернута вверх дном. Даже все вещи гостившего там Тринадцатого Принца Веридорского снова и снова осматривали, перебирали, перетрясали. А причиной такого переполоха стала кража из королевской казны, которую Вождь Хомут решил перевезти в подвалы под летней резиденцией "для сохранности". Пропали родовые драгоценности правительниц Саратской земли: бриллиантовое ожерелье в тринадцать рядов ("Понятно, выреза у платьев северных королев нет, им украшения покровом служат," — не преминул ухмыльнуться Бесноватый), серьги, дюжина подвесок, диадема, перстень, парные браслеты и три кольца. Хомут, уверенный, что его обокрали, пока казну переносили в подземелья под дворцом, велел под страхом смерти никого не выпускать из резиденции.