— Жак, а ты любил когда-то? — попытался перевести тему Себастьян, просто тошно ему было говорить об этом. Вроде бы и привыкнуть за столько то лет можно было, а все никак.

— Мне не довелось, — признался старый друг, который, в сущности, был не то чтобы стар, едва-едва за пятьдесят перевалило. — Да, признаться, любви я не искал никогда. Вот кто-то мчится куда-то, всю жизнь мыкаются, типа судьбу свою разыскивают. А я так думаю: коли судьба ваша — от вас она не уйдет. Главное — узнать, когда встретишь. А за то, что встретишь, волноваться не приходится, пущай об этом госпожа Судьба и волнуется.

— Сказал человек, которого госпожа Судьба возлюбленной обделила. Хороша твоя логика, нечего сказать, — хмыкнул Себастьян, тоже прикладываясь к бокалу с крепким саратским алкоголем, от которого мозги отшибало даже у самых твердолобых солдафонов, а вот ему — чисто слабенькое вино. — В таком случае, госпожа Судьба! Слышите меня? Сделайте такую милость! Пускай по вашей воле сейчас в эту комнату зайдет моя суженная и скажет… ммм… — на миг задумался лорд, придумывая самое маловероятное развитие событий, и тут глаз его упал на початую бутыль саратской настойки. — И пусть она, даже не представившись, воскликнет на северный манер, как чистокровные саратцы приветствуют: "Долгие ле'та вам, мой лорд!"

И сам расхохотался от своей придумки.

Затих смех графа под скрип открывающейся двери. Ум Себастьяна тут же выдал, что никто из своих не посмел бы вваливаться к нему в кабинет. Даже Гарет сперва постучал бы и дождался бы разрешения войти. Да даже Никалаэда…

Странное ощущение, липким холодком пробежавшееся по спине и скрутившееся в узел где-то в районе сердца, было непривычно, и Себастьян рад бы был сбросить это непривычное, ничем не объяснимое оцепенение… но не мог. Отчего то не мог ни пошевелиться, ни просто слова вымолвить. Словно вот она, госпожа Судьба, действительно пришла по его душу, и шаги ее зловещим роком отдаются у него в душе.

В абсолютной тишине четко прозвучал звонкий голосок с едва уловимым певучим северным акцентом:

— Долгие лета вам, мой лорд.

Сознание металось в бреду, игнорируя тот факт, что хозяйка пытается привести его в нормальный вид. Я никогда раньше не падала в обмороки и теперь поминала тихим словом судьбу, которая все же решила преподнести мне сей печальный опыт. Если в нормальном состоянии видения приходили ко мне или во сне, или при прикосновении к напитанной воспоминаниями вещи, то сейчас реальность ускользала от меня, а на Дар навалилась древняя невиданная сила, вязкой необузданной магией разливающаяся по всему Зеленому Горбу. И от того, сколько тайн хранит особняк графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и его обитатели, становилось страшно. По настоящему страшно.

Но оградить сознание от этого потока прошлого я не могла…

***

Статный молодой мужчина застыл перед величественным портретом в полный рост и задумчиво всматривался в чернющие глаза, темнее самой Тьмы. Точно такие же, как и у него. Не надо быть провидцем, чтобы понять: мужчина, изображенный на холсте, — его отец. Он был практически отражением портрета, с той лишь разницей, что его вьющиеся густые локоны цвета воронова крыла едва-едва доставали до плеч, а у того, что взирал с картины, волосы иссиня-черным, идеально гладким и, кажется, даже чуть блестящим каскадом спадали практически до пояса. А еще я знала одного человека, оглушающего своим сходством с этими двумя… Сомнений не было, передо мной Его Величество великий король Веридора Персиваль, прозванный в народе Похотливый за количество детей — двенадцать сыновей, если не считать полуреального-полумифического тринадцатого принца Веридорского, и младшенькая дочка Пенелопа. Сын первого великого короля Веридора и основателя королевства демона Рагнара, в Северном пределе более известного, как Хранитель.

— Я ждал тебя, сынок, — раздался низкий хрипловатый голос совсем рядом, но Персиваль не вздрогнул, а напротив, улыбнулся — узнал голос родителя, да и ждал он его.

Рядом с королем Веридора появился сизый дымок, за несколько мгновений соткавшийся в полупрозрачную человеческую фигуру. Глаза Рагнара, хоть и были, как у всех призраков, дымчатыми, глядели совсем как при жизни, цепко и пронзительно.

— Отец, — слегка поклонился ему Персиваль. — А матушка…?

— Она не придет, не сегодня, — отрезал почивший великий король, на миг прикрывая взгляд — явный призрак, что тема, которую собирался обсудить сын, и для него была весьма болезненна.

— Спасибо, что пришел, — практически прошептал Персиваль, пряча взор. Понятно, стыдно.

— Это сложное решение, сын, которое, как ни крути, принимать только тебе. Боюсь, то, что я пришел, ничего не изменит. Ты ведь уже знаешь, как поступишь, мальчик мой…

— Да, — твердо отвечал великий король, вскидывая глаза и усилием воли не отводя взгляд от призрачного лица родителя. — Я женюсь на Анивер, отец, таково мое решение. Я готов связать с ней свою жизнь и быть верным до последнего вздоха. Я люблю ее… Прости меня. Прости, я плохой сын. И никудышный правитель, знаю. Я помню свой долг, что должен продолжить королевскую династию, что обязан оградить страну от смуты из-за наследования престола. Я сделал все, что мог. Все целители, шаманы, лекари, знахарки, — да Хаос знает кто! — все сказали, что Анивер бесплодна. То была плата, затребованная Богами, за жизнь ее сестры-двойняшки. Обе не умерли при родах, но обеим не суждено самим стать матерями… Она плачет, отец. По ночам, тихо, когда думает, что я не слышу. А утром, наглотавшись успокоительного и смотря куда угодно, только не мне в глаза, вторит, что все понимает, что Веридору нужен наследник, что, раз королева не в состоянии исполнить свой долг перед мужем, пускай это сделает кто-то из фавориток… Я не могу, отец. Она — моя единственная, я слышу ее горе, я чувствую, как у нее сердце рвется, как будто это мне в грудь когти вогнали! — на миг Персиваль умолк, успокаивая голос, который так и норовил сорваться, как у простого смертного, что вообще не подобало великому королю, а потом продолжил, хотя бы внешне сладив со своими чувствами. — Ты прав, я принял решение и его не изменю. Я проведу обряд, связующий наши жизни, как в свое время сделали вы с мамой. Мы уйдем с ней в Царство Мертвых в один день и в один час, и до тех пор будем верны друг другу, иначе — смерть. Никогда я не разделю ложе с другой женщиной… и на престол, после меня, не сядет следующее поколение Веридорских. Мне жаль…

— Твой выбор, сын, — склонил голову Рагнар. — Знай, я горжусь тобой. На твоем месте я поступил бы так же. Уверен, твоя мама тоже одобрила бы… Что ж, будем уповать на милость Богов. Да не прервется их волей династия Веридорских!

***

Все смешалось перед глазами, и я уж понадеялась, что сейчас меня выкинет в проблемную и неприглядную реальность, которая, несмотря ни на что, была куда как лучше мутных, изрядно пропитанных горечью и отчаяньем закоулков прошлого. Но нет, побалансировав на грани яви и забытия, сознание вновь соскользнуло во тьму, перенесясь туда же, к тем же действующим лицам, только вот на несколько лет позже…

***

— За что, отец?! — выл, словно раненный зверь, Персиваль, рухнув на колени и сжимаясь, словно на плечи его легла непосильная ноша. — За что Боги так карают меня?

— Сын, ты должен быть силен, — Рагнар хотел казаться спокойным, однако сожаление и боль сына, душащая отца, пульсирующие в воздухе, чуть ли не рукой потрогать было можно. — Боги… даруют тебе шанс исполнить свой долг. Королева может подарить тебе наследника, даже не одного, а, учитывая ее наследственность, даже двоих, близняшек…

— Какой ценой, отец? — ревел Персиваль, хватаясь за сердце, готовое малодушно разорваться, лишь бы не принимать рокового решения. — Ценой жизни Анивер! Отец, я не пойду на это никогда!

— Воля Богов ясна: жизнь получает либо Анивер, либо ваш ребенок, возможно, дети. Несмотря на связующий обряд, ты останешься жить и, возможно, тебе будет дарована еще одна единственная. Решать только тебе, сын.