Уймись, моя безумная душа!
Не страх виной, что сердце гулко бьется!
Судьба-злодейка надо мной смеется,
И от себя теперь не убежать.
Оковы сердца крепче камня стен,
Взвилась огнем в душе любовь слепая,
О Боги, перед Вами уповаю!
Мне дайте сил разрушить этот плен!
Ты с ненавистью смотришь на меня,
И замерзает все под сталью взгляда.
Не тронь моей души!… Прошу, не надо…
Уж лучше сгинуть в бешенстве огня!
На части душу рвет бессилья крик,
Мы над бездонной пропастью застыли!
О, как мы без друг друга раньше жили?!
Продлись же, вечность, хоть еще на миг!
Я не знала и не хотела знать, услышало ли звериное сердце Бесноватого признание Горянки. Не хотела, потому что собственными глазами видела живого Бастарда Тьмы, а это значило, что цена за его жизнь, вторую сущность и магические Дары была заплачена…
— Ну ты чего? — надо же, а я и не заметила, как разрыдалась, уткнувшись в арафатку Азизама, все так же скрывающую его лицо. — Что, сон плохой приснился? Ты прости, я с ментальной магией не в ладах особо, даже кошмары отогнать не могу. Но могу за успокоительным метнуться…
— Нет, — я порывисто схватила его за запястье и притянула ошалевшего от такого маневра парня к себе. — Я прошу… я прошу тебя, просто не оставляй меня…
Мда, живописно мы, наверное, выглядели со стороны: руки соединены, пальцы сплетены, взгляд глаза в глаза. Ни дать, ни взять, парочка влюбленных. Только вот ни он, ни я и не подумали смущаться. Все было так правильно, как будто по другому и быть не могло. Второй раз я заглянула в его очи, как в омуты, и увидела там свой собственный взгляд: в нем отражалось понимание того, сколько же страшных, овеянных туманом прошлого загадок притаилось под этими сводами, и желание довериться хоть кому-то. Просто знать, что в этом чужом непонятном месте ты не один и что хоть к кому-то ты можешь повернуться спиной и не холодеть от немого ужаса, ожидая клинка в спину.
— Кажется, нас тут не ждали, — невесело ухмыльнулся Азизам, не выпуская моих холодных ладоней из своих непривычно горячих для человека рук, — и, сдается мне, рады нам не будут многие, не один Гарет.
— Ты знаешь его?
— Лично не знакомы. Мне, знаешь ли, не по возрасту, он же официально испустил дух в день сожжения своей супруги. Я, конечно, слышал от родителей, что он вроде как жив и кто-то его даже видел, но дела мне, честно говоря, особого не было.
— Чего тогда Бесноватый на тебя озверился? — сосредоточенно нахмурилась я. В самом деле, если Бастард Тьмы на моего Азизама зуба не имеет, что тогда?
Ответом мне было только недоуменное пожатие плечами. Тогда я решила зайти с другой стороны, интуитивно в доверительном жесте сжав его руки сильнее:
— Скажи, что тебе здесь нужно? Ты ведь ничего не знал о графе Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Значит, у тебя дело не до него. Ты искал Бастарда Тьмы? Или кого-то другого? Доверься мне, я помогу!
— Я понятия не имел, что Гарет здесь, — кажется, искренне отвечали мне. — И нет, я искал не его… Хотя, может статься, и его конечно. Я ищу демона, пытающегося отобрать то, что принадлежит мне. Я не знаю, кто мне нужен… вполне может быть, что Гарет. Но это не главное. Ты действительно можешь помочь мне, Ника. Только что в поместье вернулся лорд Себастьян. Ты можешь наладить с ним хорошие отношения. В идеале он должен без вопросов пускать тебя в свою спальню и, что более важно, абинет и лаборатории.
— Зачем? — положительно, чем дальше, тем непонятнее.
— Его отец, сэр Гвейн Благородное Сердце, сделал для моей семьи артефакт. Уникальный и бесценный артефакт. Скорее всего нынешний граф о нем даже не знает, если только первый не нашел. Я должен найти его, чтобы он подтвердил мое право.
— Право наследства? — озвучила я вслух самую очевидную догадку.
— Именно, — кивнул Азизам, а потом резко перевел тему, не спуская с меня пронзительного взгляда. — Твоя очередь, красавица. Что ты забыла у легендарного вдовца?
Я едва подавила порыв нервно закусить губу. Вот же ж… И соврать нельзя, мы вроде как доверительные отношения наладить пытаемся. И правду так просто не скажешь. Не во время назойливой мухой зажужжала в сознании мысль, что, как бы ни хотелось верить в обратное, вполне вероятно на руках Азизама кровь моего брата. А если ответить ему под стать, правду, но с минимальной долей конкретики, без имен, времени и места…?
— Меня обвиняют в преступлении, которого я не совершала, — тщательно взвешивая каждое слово, начала я. — Поэтому мне приходится скрываться. На юг я сразу согласилась ехать с вами, потому что здесь меня точно искать не будут, а если и будут, я надеюсь на покровительство графа… так что я с удовольствием помогу тебе, — лучезарно улыбаясь, закончила я.
— Надеюсь, ты хочешь стать его любовницей, — хмуро отвечали мне, отчего я чуть не подавилась воздухом; правда, вдоволь насладившись моей реакцией, мне все же пояснили. — Я имел в виду, что ты не метишь ему в невесты. Мне, знаешь ли, будет не очень приятно хоронить тебя.
— О да, в лежачем положении мужчин интересуют не холодные и безучастные, а горячие и отзывчивые представительницы прекрасного пола, — не удержавшись, съязвила я.
— Мда, сводить все в горизонтальную плоскость — это заразно, — скорчил прискорбную физиономию Азизам. — Ладно, давай поднимайся, я тебя провожу.
— Куда? — встрепенулась я. — Ночь же на дворе.
— Я же сказал, граф только-только прискакал. Сейчас к нему будет ломиться Гарет с настоятельными советами выпнуть нас отсюда, лучше прямо сейчас, средь ночи. Поэтому пойдешь к нему прямо сейчас. Белье надень непременно то, что я для тебя заказывал, — мне заговорщически подмигнули, — чтобы сразить Его Светлость своими… аргументами, чтобы он с первой встречи был готов…
— Иди ты…! — беззлобно крикнула я, швыряя в него подушку, но этот шут гороховый ловко увернулся, словно и правда был акробатом, и шустро вымелся из моей спальни.
4.4
Я полагала, что лорд Себастьян, ну или в крайнем случае Бесноватый, — самый страшный зверь на Зеленом Горбе? Наивная… Как стало понятно на полпути до графского кабинета, в этом террариуме водятся гады и позубастей, и поядовитей, от одного вида которых по непонятным причинам кровь стыла в жилах.
Когда я средь темной ночи в сопровождении Азизама завернула в очередную галерею, наверняка щеголяющую роскошными лепнинами на сводах (жаль, в темноте не видно), я меньше всего ожидала услышать, как мелодично перешептываются где-то недалеко в укромном уголке струны лютни. Кому это захотелось приобщиться к музыке в столь неурочный час? Гонимая любопытством, как на беду разыгравшимся столь не вовремя (впрочем, как и всегда), я замедлила шаг и заглянула в одну из нескольких маленьких ниш, искусно спрятанных архитектором в стенах особняка и идеально подходящих для разного рода тайных дел, как то романтических свиданий или же убийств-"несчастных случаев".
Там прямо на полу сидел, поджав под себя одну ногу, мальчик… Да-да, именно мальчик, ибо его хрупкое сложение и идеально гладкое лицо могло принадлежать только ребенку, едва-едва вошедшему в юношеский возраст. Нежная даже на вид холеная кожа и мягкие локоны цвета спелой пшеницы делали его похожим на сказочного принца, переодевшегося для маскарада в костюм странствующего менестреля. Маленькие ухоженные руки, перебирающие струны, словно не лютню держали, а трепетно ласкали возлюбленную, гладили идеальные формы и творили не просто музыку. Из-под его пальцев вырывалось разливалось настоящее волшебство, будто нотах и аккордах воплотился подлинный глас любви. Мелодия пленяла с первого звука, поэтому то я, позабыв рассказы Жака и свои собственные выводы, замерла перед ним… И пожалела об этом в тот миг, когда юноша поднял на меня лицо.
Бешеные глаза Бесноватого были страшны? Возможно, но не страшнее ажурной зачарованной повязки дивного менестреля… Франсуа, теперь я вспомнила его имя. Его взгляд я ощутила так же отчетливо, как почувствовала бы падение в ледяной океан. Я не видела его глаз, но знала, что они прекрасно видят меня. Кожа холодела от того, что ее ощупывали эти скрытые ажуром глаза, ужас сковал все мое существо, словно я безвольной жертвой застыла перед хищником, загипнотизированная его смертоносной силой. Кажется, Азизам пытался дозваться до меня, но я просто не могла…