Махмуд ничего не ответил, но всем своим видом дал понять, что приказ благодетеля выполнит. И Темир только сейчас, в час расставания, понял, что теряет самого близкого человека, настоящего товарища. Да, жизнь прошла, теперь можно и умирать. Но всё равно гнетёт чувство страха перед неизвестностью потустороннего мира. Как там тебя примут? Какой самый страшный грех перед Аллахом ты совершил? Что не даст возможности хотя бы там обрести покой? Атак хочется покоя! Всё тело словно в нарывах, ноги не держат. Да, нужен покой, ох, как нужен!..

Темир повернулся и, горбясь, пошёл в дом. Его уже никто не провожал, никто не поддерживал. Старик споткнулся и чуть не упал, удержался лишь потому, что успел ухватиться за поручни, отходящие от порога. Он оглянулся: караван тронулся. В последний момент Темир передумал оставаться, устрашившись мести Шомбоя и Удбала. Он хотел крикнуть вдогонку уходящему каравану, но лишь еле слышно прохрипел: «Ахмат, Махмуд!..» Колени задрожали, руки заскользили по поручню, и Темир опустился на порог. Из каравана никто не оглянулся. Бывший гроза Бухары был теперь немощен и ничтожен. Ни сил, ни богатств уже нет, и потому он больше никому не нужен, кроме разве только врагов лютых, над которыми сам когда-то лютовал зверски. Вот им он, уже совершенно беззащитный, очень нужен. Пришло время возмездия.

Караван скрылся в песчаной мгле. Нет его. Только ветер завывал, швыряя песок в глаза Темира. И как волк завыл и он сам...

Пустыня по грозному своему могуществу и безраздельной власти над человеком сравнима лишь с морем. И буря в пустыне похожа на шторм в океане. В обоих случаях вероятность гибели странников и моряков превышает вероятность спасения; разница только в том, что в пустыне людей погребает песок, а в море поглощает бездонная пучина вод. Но одинаково то, что и в пустыне во время бури, и в океане в шторм люди чаще всего исчезают бесследно. И так же как в море опытный, видавший виды лоцман может спасти от гибели корабль, в пустыне бедствующий караван может спасти лишь всезнающий проводник. Только он выведет людей из царства смертоносных барханов.

Перейти Окс беглецам из Бухары не составило труда: Махмуд прекрасно знал все броды и множество способов переправы. Но в пустыне нужна сноровка особая, тем более в бурю. Здесь надо иметь чутье, уметь как легавая идти по следу, не видя его. Этим чутьём и обладал Махмуд.

Злым шакалом выл ветер, миллионами горстей хватал песок и бессовестно стегал им по лицам путников. Но привычные к такой погоде верблюды спокойно и уверенно шагали вперёд. Махмуд на гнедом арабском скакуне по кличке Арзак разъезжал, петляя, впереди каравана. Конь, приплясывая, повиновался каждому движению хозяина. Махмуд иногда останавливал Арзака, вставал на стременах, глядя по сторонам и не обращая внимания на болезненные уколы песка. Потом снова подстёгивал скакуна, догонял вожака-верблюда, что-то кричал погонщику. Тот, повинуясь командам Махмуда, сворачивал в сторону, и весь караван сначала изгибался дугой, а потом выпрямлялся, продолжая свой путь.

Сколько времени прошло, никто не знал. Наконец измученный Ахмат начал укорять Махмуда.

— Куда ведёшь караван? — поравнявшись с ним конь в конь, сквозь зубы прошипел Ахмат. — Погубить нас захотел!

Махмуд не отвечал.

— Ты что, оглох? — гневно переспросил Ахмат, прикрывая лицо рукой от песка. — Я спрашиваю: куда ты нас ведёшь, раб несчастный?!

Подъехал Хасан и подлил масла в огонь:

— Да он, видно, вольной птицей себя возомнил, и указ хозяина ему не указ!

Разъярённый Ахмат схватил Махмудова коня за уздечку и прохрипел:

— Ещё раз спрашиваю, баран поганый, куда ведёшь караван?

— Туда, куда приказал мой хозяин Темир! — недобро сверкнул глазами Махмуд.

— Здесь нет никакого Темира! — замахнулся плёткой на проводника Ахмат. — У тебя теперь я хозяин! — И попытался ударить его.

Махмуд лёгким движением увернулся от удара, который пришёлся по крупу Арзака. Конь от неожиданной боли сорвался с места, но сильные руки Махмуда удержали его. Арзак встал на дыбы, жалобно заржал и завертелся на месте. Махмуд ещё сильнее натянул поводья, и конь успокоился. Глаза же Махмуда засверкали яростью.

— Я должен выполнить волю хозяина Темира. В другом случае меня бы здесь не было. Поэтому не выводи меня из терпения, Ахмат, а то я нарушу клятву, данную Темиру.

— Угрожаешь?! — взвизгнул Ахмат. Но он понимал, что в данных условиях расправа над Махмудом невозможна: тогда неизбежна гибель его самого. И Ахмат смягчил тон: — Ну ладно, запомню твою дерзость...

— У тебя жар, господин, — спокойно ответил Махмуд. — Да и устал ты. Пересядь с коня на верблюда, на нём можно отдохнуть.

— Но мы слишком долго едем! — снова взорвался Ахмат.— Ты сбился с дороги? Мы погибли!

— Господин, — процедил Махмуд. — Ты не знаешь Каракумы, а я знаю, много раз ездил здесь с господином Темиром. Успокойся и не слушай всяких шакалов, — глянул в сторону Хасана. — Я выполню приказ Темира и спасу тебя, но не мешай мне вести караван, иначе мы действительно собьёмся с дороги. Прошу, Аллахом заклинаю, пересядь на верблюда! Скоро мы достигнем кишлака Юлдыбай, там есть колодец. Передохнем и пойдём дальше.

Нехотя Ахмат согласился.

Путь стал поспокойнее, больше Махмуду никто не мешал. Долго ли шёл караван, никому не приходило в голову подсчитывать. Ахмат дремал на верблюде, Хасан от греха подальше держался в стороне от Махмуда. Ветер немного стих, но не настолько, чтобы у путников появилась уверенность в безопасности. И наконец, сквозь пелену жёлтой пыли вдали что-то зачернелось.

— Кишлак! — закричал погонщик первого верблюда.

Махмуд проскакал немного вперёд, щурясь и вглядываясь в жёлтую бездну, и, увидя желанные и спасительные приметы жизни, прошептал:

— Слава Аллаху, спасены! Это Юлдыбай — середина пустыни. Хотя до Гирканского моря ещё далеко, но мы спасены. Здесь переждём бурю и пойдём дальше. Шомбой сюда не доберётся...

Дремавший на верблюде Ахмат очнулся. Махмуд подскакал к нему.

— Господин! — тяжело дыша и вытирая лицо платком, проговорил Махмуд. — Это Юлдыбай. Здесь можно передохнуть.

— Спешить надо! — только чтобы лишний раз досадить Махмуду, проворчал отдохнувший на верблюде Ахмат. — Шомбой небось на хвосте.

— Я что-то не пойму, господин! — изумился Махмуд. — Какой Шомбой? Никакой Шомбой уже не страшен. Сюда он дороги не знает и даже если и напал на наш след, то давно в песках зарылся.

— Ладно, — слезая с верблюда, снисходительно согласился Ахмат. — Передохнем...

Насупилось небо над Русью чёрною тучею. Опять подул с востока леденящий душу человека свирепый ветер. Грянул сверху град смертоносный. Медленно, звериной поступью продвигался к истерзанной русской сторонушке, к Липецкому и Воргольскому княжествам, мучитель Ахмат.

...Мало было ему препятствий у берегов Гирканского моря. Персы татар не трогали — да и некому трогать: ильхан[19] Абага был жестоко побит золотоордынским ханом Менгу-Тимуром. Спокойно было и в Ширване, и лишь в горах Большого Кавказа произошла заминка, чуть не стоившая Ахмату жизни. Непокорные аланы как снег на голову средь летнего дня налетели на его небольшой отряд.

Случилось это ранним утром при попытке перехода предгорного Сулака[20].

— Что-то тревожно у меня на душе, — поглядывая по сторонам и вверх на горы, молвил Махмуд. — Враг прячется и хочет на нас напасть.

— Не говори ерунды! — гаркнул Ахмат. — Надо реку переходить. Где брод?

— Здесь перейдём Сулак, — указал Махмуд в сторону бурлящей реки, вскакивая на своего Арзака.

Конь привстал на дыбы, затанцевал, и весёлое, голосистое ржание звенящим эхом отдалось в горах. Конь Ахмата тоже заплясал в беспокойстве, кружа вокруг Арзака. Это взбесило Ахмата. Он резко задёргал поводья, закричал на Махмуда: