— Не милуют нас, — согласился князь. — Вон и Романа Рязанского за малую вольность сказнили. Люто сказнили. И разве шакал шакала покусает? Разве Телебуга пойдёт ради нас, православных христиан, против бесермена Ахмата и его покровителя Ногая? Эх, моя б воля, я бы всю Русь в свои руки взял! Какое воинство ведь можно сколотить! Разве уступили бы мы татарам? Я же все их повадки изучил, каждый замысел разгадываю. Мне бы только войска поболе — я б свой охват им показал, не хуже Чингисханова. Эх! За грехи наши Господь Бог нас наказывает... — качал головой князь.
— Ну хватит, хватит, успокойся! Засни, а то ведь дорога не из лёгких предстоит, — уговаривала княгиня мужа. — Спи, мой милый, спи. — И потянулась к свече, чтобы потушить её...
Глава седьмая
Утро встретило путников сурово. Небо заволокло чёрными низкими сплошными облаками, пошёл крупными хлопьями снег, дунул ветер, поднимая позёмку и бросая в лица людей жёсткие снежные брызги. Всем показалось, что до Половецкого шляха добирались очень долго.
— Только бы не нарваться вам на разъезды Ногая, — с тревогой молвил Александр. — Ну, давай прощаться!
Князья, не слезая с коней, крепко поцеловались.
— Держись, брат, — сказал напоследок Александр. — Я тебя тут не подведу, будь спокоен. И помни: что случись с тобой — убийц из-под земли достану и отомщу.
Святослав Иванович попрощался с племянником, со свитой Александра и, не сказав боле ни слова, чтобы не выказать слабость, дёрнул поводья коня и устремился вперёд, в Дикое Поле, к свирепому восточному зверю в лапы.
«Да, не налететь бы на Ногаевы разъезды, — думал он. — Хотя и Телебуговы для нас тоже не мёд...» Но, несмотря на все опасения, до Сарая доехали без особых приключений.
А в это самое время в золотоордынской столице находился средний сын Александра Невского Андрей Городецкий. Он пытался отнять у брата Дмитрия Переславского ярлык на Великое княжение Владимирское.
— Мне б его заботы, — бросил Долмату Святослав Иванович, узнав про интриги князя Городецкого. — И что ему неймётся? Один раз уже наводил Казгадыеву и Алчедаеву рать. Сколько татарва пожгла городов и селений русских! Мало ему Димитрий Александрович хвоста накрутил — так нет, опять лезет. Тьфу, пропасть! — сплюнул князь Святослав.
За окном раздался топот конских копыт.
— Кого это несёт нечистая в поздний час? — забеспокоился Долмат и вышел на улицу. Вскоре в дверях появился Олег Воргольский.
— Здравствуй, брат, — сняв шайку, поприветствовал он Святослава.
— Здрав будь и ты, Олег Ростиславич, — привстал с лавки князь Липецкий. — Какие новости из царского дворца?
— А, всё то же, — с досадой буркнул Олег. — Ты вот ноне себе передых сделал, а я снова маялся и обивал пороги вельмож. Пообещали устроить приём у хана, да только царь сильно занят, никак Великое княжение Владимирское не устроит. Обмельчали Мономаховичи, готовы друг другу глотки перегрызть.
— Это точно, брат на брата пошёл... — задумчиво промолвил Святослав. — Каков был Александр Ярославич Невский, а? Его сам хан Батыга уважал. А эти... — Князь заходил по комнате.— Кажешь, царю татарскому некогда уделами заниматься?
— Видать, так...
— И я говорил, что делать нам тут нечего. Поехали-ка домой. Сами с Ахматом разберёмся!
У Олега от удивления и страха округлились глаза.
— Да ты что?..
— А то! На своей земле суд сами вершить будем!
— Какой суд? Опомнись, князь! Да после бегства из Орды от наших владений камня на камне не оставят. Да и навряд ли сумеем мы самовольно из степи вырваться. На первом же поприще перехватят и задницами на колы посадят!
— Ну а ты что предлагаешь?
— Ждать суда хана.
— Пока он соизволит с нас шкуру содрать? — Святослав посмотрел на шурина. В глазах его сверкала ярость. Олег аж присел и робко пробормотал:
— Святослав Иванович, да пойми ты наконец, что нельзя нам начинать войну с Ахматом. Подождём ещё немного.
Князь Святослав со злостью махнул рукой и тоже сел на лавку. Немного помолчав, фыркнул:
— Ну ладно, подождём...
А ждать и впрямь пришлось недолго. Так как Дмитрий Александрович Переславский ставку делал на Ногая, то Телебуга, противник могущественного темника, не стал особо раздумывать и отдал ярлык на Великое княжение Владимирское Андрею Городецкому. А для укрепления среднего Александровича на престоле великокняжеском дал ему отряд своей конницы. И Северо-Восточную Русь уже в который раз из-за княжеских усобиц объяло пламя татарского погрома: Андрей Городецкий навёл нехристей на свою многострадальную землю ради собственных честолюбивых замыслов, чтобы уничтожить старшего брата Дмитрия, а с ним и простой русский народ.
Но вот дошла очередь у хана Телебуги и до удельных князей Липецких и Воргольских, некогда воинственных Ольговичей, князей черниговских и рязанских, могущественных, знавших, что такое честь, соперников хитрых и коварных Мономаховичей, не дававших покоя ни себе, ни всей Руси. Они, бесспорно, в немалой степени были виновны в дроблении и ослаблении Государства Русского, приведшем к монголо-татарскому порабощению, хотя полностью перекладывать на них вину за это не следует. Не Олег Святославич, внук Ярослава Мудрого, начал усобицу. Его дядья, Изяслав и отец Владимира Мономаха Всеволод Ярославич, сделали племянника изгоем, лишили наследства — Черниговского княжества. За свои законные права поднял мятеж гордый князь Олег и силой отстоял княжескую честь, вернул Чернигов и Рязань. Как рачительный хозяин благоустраивал он свои города, в то время как ненавидящие его киевские летописцы выдумывали про него всевозможные небылицы. Но от этого внук Ярослава Мудрого не стал по своей сути хуже, чем он был на самом деле. И если для киевлян князь Владимир Мономах является образцом мудрого государственного деятеля, а для москвичей — князь Юрий Долгорукий, то липчане и воронежцы могут по праву гордиться князем Олегом Святославичем Черниговским.
Но со времён Олега прошли столетья — и вот его потомки просят защиты у хана татарского от притеснений татарского же баскака. Хмурится князь Святослав Липецкий, но терпит. Малейшее неосторожное слово или движение, даже взгляд может обернуться лютой смертью. Телебуга, восседая на пуховых подушках, слушает удельных князей.
«Да, Ахмата я не посылал баскачить в Липец, Воронеж и Воргол, — думал Телебуга. — Проклятый Ногай возомнил себя ханом и помимо воли моей насылает на урусутский улус самозваных баскаков. А кто он такой, этот Ногай? Червяк! Пастух!..»
— ...и притесняет нас Ногаев посланник... — услышал Телебуга голос Олега Воргольского, и его самолюбие снова поразило упоминание имени Ногая.
«Я хан, а не Ногай, мне и суд вершить над Русью. Спор между владимирскими князьями я разрешил в пользу мне поклонившегося Андрея. Эти тоже ищут подмоги. А чем я помогу? Сильный отряд пришлось услать на усмирение Дмитрия Переславского, и больше войск я отрывать от себя не могу. Ногай только почует мою ослабу в людях, тут же накинется на Сарай, как ястреб степной...»
Телебуга заёрзал на подушках. Жалобщики замолчали. Телебуга кинул косой взгляд на князей.
«Жалкий вид у Олега Воргольского, жалкий. Этот пятки готов лизать, как собака, но ненадёжен. Пересиль меня Ногай — он и Ногаю будет пятки лизать. А Святослав горд! Ишь как стоит! Вроде и почтительно спину согнул, а в глазах всё равно покорности нету. С него не мешало бы шкуру...»
Телебуга опять зыркнул по сторонам. Нукеры готовы в любой момент наброситься на русских. Хан хотел было подозвать начальника охраны, чтобы заломал Святослава, но, немного поразмыслив, передумал:
«Нельзя пока. Он — враг Ногая. Хоть и урусут, но враг моего врага — мой временный союзник. Ведь даже Бату-хан призывал на помощь в борьбе с Гуюк-ханом[62] ихнего князя Искандера Невского... Но горд этот Святослав, слишком горд. В другое время лишился бы он своего тулупа. И лишится. Дай только срок...»