Пока ехал, присматривался, где ставить слободы. Одну лучше между Ворголом и Липецем, чтобы и оттуда и отсюда добро везти в одно место. На Дону, в устье Репеца, — тоже подходящее место для скопления товара и всякого другого богатства... С этими мыслями Рвач уснул.

Домой он прибыл, когда уже совсем стемнело, потому приезда его никто в Онузе не заметил, кроме разве что сторожей, стоявших на городских воротах.

После встречи с биричем Василием Святослав Иванович собрал боярскую думу. На думу был приглашён и настоятель Поройской пустыни преподобный игумен Зосима.

— Господа бояре, — медленно заговорил князь Святослав. — Из Орды дурные вести. Там побеждают бесермены!

Бояре (в основном старшая дружина) переглянулись, заволновались.

— Соднома убрали. Баскаком теперь будет бесермен по имени Ахмат. Говорят, зело лют и беспощаден к православным. По словам Василия, к нему уже переметнулся предатель, называющий себя купцом, Рвач, который с каким-то поручением едет, а может, уже и приехал к нам, в Липецкое княжество.

Князь посмотрел в сторону боярина Космача, доводившегося Рвачу сватом. Невольно и все сидящие повернули взоры. Гаврила Космач, почуяв особое к себе внимание, как-то съёжился и виновато забегал глазами. Но князь заявил:

— Гаврила Васильевич, мы к тебе не в претензии. Брат за брата не в ответе, а тем более за свата отвечать резона нету. После думы поговорим наедине.

Космач успокоился, а Святослав Иванович перевёл взгляд на остальных:

— Ну? Что будем делать?

Первым заговорил князь Александр:

— Вооружать ополчение надо. Укреплять кремники. Готовить дружину. Отпор надо дать поганым!

— А что скажешь ты, Даниил Александрович, князь Воронежский?

Княжич скраснел и смутился, услышав в свой адрес такой громкий титул. Хотя Даниил ещё не совсем оправился от ран и переживаний после столкновения с татарами, но всё же держался молодцом и бодро восседал в деревянном кресле по левую руку от князя Липецкого. И пусть чувствовалось смущение в его мягком юном голосе, но была явная твёрдость в намерениях. Бояре переглянулись, но не удивились. Все князья липецкого рода были тверды в годины испытаний, вот и Даниил выказал такой же характер.

— Княже! Я готов умереть в битве под твоим червлёным знаменем! Нельзя пускать в наше княжество бесерменского баскака. Встретим ненавистного ворога на подступах к нашим рубежам!

Святослав Иванович улыбнулся. Вспомнил, как когда-то и сам был горяч и несдержан. Александр Иванович тоже улыбался, и в глазах его чувствовалась гордость за сына. Да Александр, хотя и был не намного моложе брата, сам всё ещё оставался по-мальчишески дерзким и безрассудным. Может, оттого, что не чувствовал всей полноты ответственности за княжество, сидя за спиной старшего брата.

— Ну ладно, ладно! — немного остудил порыв Даниила Святослав. — Давайте-ка послушаем бывалого воина, воеводу воронежского Ивана Степановича Гольцова.

Воевода встал, разгладил рыжую окладистую бороду, пристально оглядел думцев. Никого не пропустил, угадав настроение и прочтя мысли каждого. Потом поклонился князьям в пояс и заговорил:

— Речи князей Александра Ивановича и Даниила Александровича — речи мужей достойных. Бесерменов действительно нужно бить на подступах к нашим рубежам, но не пустить баскака мы не имеем ни сил, ни права...

Он умолк, и в горнице воцарилась тяжёлая тишина. Первым не выдержал её гнёта Гаврила Васильевич Космач. Чувствуя невольную вину за действия свата (чёрт бы его, Рвача, побрал!), Космач начал усиленно сопеть и шаркать под лавкой сапогами. Воронежский же воевода продолжил:

— Согласен с князьями, что нужно немедля укрепить детинцы во всех городах, вооружить смердов и городской мастеровой люд. Но первыми военные действия начинать против баскака не след, дабы не озлить Орду. Ведь за одного убитого татарина от княжества камня на камне не оставят. И применять силу против татар надо только в крайнем случае, когда уж совсем невмоготу будет. Я так думаю! — И воевода сел.

Другие думцы тоже высказались, а князь Святослав заключил:

— Господа! Новый час испытаний выпал на нашу долю. Я внимательно всех выслушал и пришёл к выводу, что не пущать баскака мы не имеем права, но и терпеть бесчинства не намерены. Пустим Ахмата, а там посмотрим. Но к встрече гостя должно приготовиться. Нынче же начнём укреплять стены липецкого детинца, подправим также крепости Воронеж и Онуз. Вооружим ополчение, благо, что заказ наши кузнецы-мастера получили. И, насколько я знаю, оружие уже есть в достаточном количестве. Гаврила Васильевич! — посмотрел князь на Космача. Боярин снова заёрзал на лавке, будто его кто-то кусал. — Зайдёшь в мою горницу после думы, обмозгуем поведение твоего свата-иуды. А остальных попрошу каждого на своём месте сделать всё для укрепления оборонительных сооружений княжества, выкупа оружия и готовности дать в любой момент отпор врагу.

Дума зашевелилась, люди стали расходиться. Князь Святослав повернулся к брату:

— Слыхал, Василий Шумахов сказал, что у Ахмата служит человек, очень похожий на меня?

— Нет! — удивился Александр.

— А может, это наш брат нашёлся?

— Что-то не верится, — пожал плечами князь Александр.

— Ладно, — кивнул Святослав. — Это по прибытии Ахмата обязательно выясним.

Князь Липецкий прошёл в соседнюю горницу; за ним засеменил, виновато пригнувшись, Гаврила Васильевич. В горнице посветлело. Тучи, носившие дождь, стали разбегаться, и солнечные лучи, вырвавшиеся из облачной темницы, ударившись о слюдяные окна, разбрызгивали разноцветные радужные огоньки. Святослав Иванович сел в любимое греческое кресло, подаренное баскаком Содномом, Гавриле Васильевичу указал на лавку. Немного помолчал, собираясь с мыслями, и мягко сказал:

— Ты, Гаврила Васильевич, не волнуйся. В твоей верности мы не сомневаемся.

— Да я за тебя, княже, — вскинулся Космач, — готов нынче ж голову сложить!

— Головы мне твоей не надо, — улыбнулся князь. — А вот службу сослужить верную ты обязан.

— Что прикажешь, всё исполню, Святослав Иванович, — заверил Космач.

— Не сомневаюсь, — хитровато прищурился Святослав. — Тогда к делу. Говорят, Рвач уже вернулся.

— Говорят...

— Ну так вот. Если вернулся, то немедля поезжай к нему в гости. Сватья же всё-таки.

— Да-а, — заморгал глазами боярин. — За грехи мои послал Бог такого свата, будь он неладен! От такого свата хоть в омут кидайся!

— Ну-ну, не горюй, — успокоил Космача князь. — А оно, может, и к лучшему, что именно ты состоишь в родстве с этим выродком. Ты явись к нему и выведай у него все намерения Ахмата...

«Чёртов сват! — мелькало в голове у Космача. — Опять припёрся воду мутить. И что с ним князь церемонится? Давно приказал бы башку отбить!»

А Святослав вдруг рассмеялся:

— Убить мы его всегда успеем, боярин. Но убить легко, а что толку? На его место баскак найдёт другого предателя, которого мы не сможем выследить. А этот вот он, весь на виду. Только ты, Гаврила Васильич, поаккуратней с ним, не выдай ненароком своих намерений. Побольше ругай меня...

— Что-о-о? — испугался боярин.

— Ругай, говорю, меня посильнее.

— Да ты что, княже?! Разве ж я могу ругать своего добродетеля?

— Гаврила Васильевич, надо! Понимаешь — надо. Поругаться на князя ради его же пользы не грех. Ничего тут страшного нет, главное, чтоб Рвач тебе поверил и раскрылся. Я ценю твою преданность, но преданным нужно быть не только на словах, но и на деле. А дело наше главное — посрамить врагов.

— Не знаю, получится ль притворяться у меня!

— Должно получиться.

— Должно?.. — задумался на мгновенье боярин. — Ладно, всё сделаю, как прикажешь, княже!

— Ну и хорошо, Гаврила Васильевич, иди. Как добьёшься от него чего путного, — сразу ко мне.