— А-а-а! Попались! — рыкнула одна рожа. — Тяпка, вишь, это те попались, из-за которых мне от атамана кнутом досталось. Да я их постреляю щас, — прицелился разбойник в Ивана из лука, — пока опять не убегли.
— Стой! — отстранил собрата по ремеслу Тяпка. — Батя приказал живыми привести. Он знал, что ещё припрутся выручать друга. Ты что, не слыхал? — грозно прикрикнул на продолжавшего целиться детину Тяпка.
— Слыхал-слыхал, — нехотя отходя от ямы, пробурчал тот.
— В безоружного и беззащитного ты стрелять горазд, — зло процедил Тяпка. — Положь лук и сучи получше верёвку, да супонем перехвати. Рус, а Рус, давай и ты верёвку. Нужно их вытягивать. Эй, медвежата! — крикнул в яму Тяпка. — Зачем в берлогу в такую рань залегли? Зима ведь ещё не началась! — захохотал. — Ну так вот. Выползать по одному, но, чур, не баловать: мы стреляем метко, можем побить ненароком, а не хотелось бы за вас ответ перед атаманом держать. Я ему хоть и сын родный, но за непослушанье не пощадит. Велел доставить вас в целости и сохранности.
— И зачем же это мы ему занадобились? — хрипло спросил Демьян.
— Может, на вертеле, как вепрей, зажарить хочет. Почём я знаю?
— Он у вас что, людоед? — похолодел Иван.
— А ну закрой свой вонючий рот, козёл безрогий! — подошёл к яме Рус. — И батю перестань хулить, а то не посмотрю на запрет, враз твои рыжие кудри на поясе у меня окажутся!
— А ты тоже его сыном будешь? — прищурился Демьян.
— Тоже, — кивнул Рус. — А что? Не похож?
— А кто вас тут поймёт, — хватая кинутый в яму конец верёвки, сказал Демьян. — Вы все на одно лицо, и всё, знать, братья.
— Братья только мы с Тяпкой, — пояснил Рус. — А батя наш Кунам, атаман...
— А ну кончай базар! — заорал Тяпка. — Тяни его суды!
Верёвка резко пошла вверх, и Демьян, отталкиваясь ногами от стенки ямы, помогал тащившим его разбойникам. Когда Демьян оказался по плечи над ямой, его подхватили и захлестнули руки верёвками за спину. Точно так же вытащили и связали Ивана...
— Вот они, батя, — доложил Тяпка вошедшему в сырую землянку атаману.
— Ловкие ребята! — «восхитился» Кунам. — Только почему-то всё в ямы падают.
Демьян завертелся на земляном полу, тщетно пытаясь разорвать верёвку.
— Ну-ну! Не трать без толку силы, они тебе ещё пригодятся, — нагнулся к нему атаман. — Я вижу, что вы добрые парни — по Силаю сужу. Смелые и друг за дружку горой. Знал, что на выручку ему придёте, потому и засаду устроил.
— Где Силай? — насупился Демьян.
— А он у нас в гостях, — выпрямился атаман. — Вот и вы в гости пожаловали.
— Так русские люди гостей не встречают, — вмешался в разговор Иван. — Развяжите нас.
— Будете себя благоразумно вести — развяжем, — пообещал атаман.
— Ладно, ваша взяла, развязывайте, — согласился Демьян.
— А ты, видать, средь своих тоже атаман, коль за всех отвечаешь, — заметил Кунам.
— Может, и атаман! — огрызнулся Демьян. — Только мы по дорогам не разбойничаем, путников не крадём и не убиваем, а служим законному, Господом Богом даденному князю.
— Ладно-ладно, служака! Развяжите, — кивнул Кунам Русу. — Только, — остановил взгляд на Демьяне, — не балуй, а то больно горяч!
— Не пугай, атаман, пуганые!
— А-а-а, пропавшей речкою пуганные! — захохотал Кунам и пошёл к двери. Он первым выбрался из землянки. За ним — полонянники, сзади пятеро разбойников с оружием наготове.
После сырой и вонючей землянки свежий осенний воздух приятно опахнул лица. Находящееся уже в зените солнце ласкало землю нежным теплом. Самый разгар «бабьего лета».
Пробирались через заросли вишняка и орешника куда-то вверх. Шли долго, петляя по бездорожью, но разбойники прекрасно ориентировались в своей вотчине.
— Мы бы сами Силая не нашли. Ишь куда они его запрятали, — шепнул на ухо Демьяну Иван.
— Конечно, не нашли бы! — подтвердил атаман.
— Хватит, Ванька, без толку молоть! — зашипел Демьян. — Не видишь, к кому попали?!
Вскоре показалась небольшая, приземистая аккуратная избушка. Вековые дубы, из которых она была сложена, сверкали желтизной. Окна и наличники, расписанные резными узорами, играли на солнце зелёной, защитной краской. Крыша была покрыта берестой. Сквозь стволы вишняка просматривались и другие избы. «Разбойничье логово», — мелькнуло в голове Ивана.
Перед ними распахнули дверь, и Кунам пропустил пленников вперёд. В избе было тоже светло, чисто и уютно. Хотя обитатели этих мест и вели разбойный образ жизни, на их быте это не отражалось. Да и сами эти люди, несмотря на нечёсаные и спутанные волосы, вид имели довольно ухоженный, и одежда их, часто заплата на заплате, отличалась свежестью.
Силай лежал в углу избы на деревянной кровати. Казалось, он в забытьи. Глаза закрыты, дыхание ровное.
— Тсы-ы-ы, — приставил палец к губам Кунам. — Спит. А сон — это поправка. Не будем ему мешать. Как проснётся, ещё придём, а пока...
— Кто там? — слегка повернув голову, слабым голосом спросил Силай.
Демьян шагнул к постели больного.
— Силай, друг сердешный! — мягко проговорил он. — Это мы с Ванькой приехали навестить тебя.
Силай изобразил на лице подобие улыбки, но вместо улыбки получилась страдальческая гримаса. Однако, несмотря на постоянную боль в плече и слабость, Силай рад был до беспамятства. На глазах его выступили слёзы.
— Как они тебя, гады! — рыкнул Демьян.
Иван тоже обнял друга.
Силай через плечо Ивана шепнул Демьяну:
— Да нет, что ты, они спасли меня... — Глянул на Кунама: — Кабы не они, быть бы мне уже у Господа на небесах...
— Кабы не они, — тоже посмотрел на Кунама Демьян, — ты не лежал бы тут раненый, а отдыхал дома на печи. Зачем им понадобилось нас хватать?
— Зачем — разговор особый, — вмешался Кунам. — А пока пускай отдыхает. Ему разговаривать тяжело, слаб.
Пленники и атаман перешли в соседнюю избу. Там тоже было уютно и светло. Расселись за дубовым столом. В мисках нехитрая еда: хлеб, постные щи, каша с конопляным маслом.
— Пятница, — словно оправдываясь за скудный обед, пояснил атаман. — Постный день.
Но гости и этому были рады. От голода у них давно свело животы.
— Поначалу я думал, что вы воргольские, потому и решил к праотцам отправить, — нарезая хлеб, проворчал Кунам. — Но когда увидал прыть Силая, зная, что в Ворголе таких резвецов нету, смекнул: ребята из Рязани али из Пронска. Потому и оставил вас в живых. Может, в мой отряд перейдёте, вместе промышлять будем? Понравились вы мне. Немного подучить разбойному делу — цены вам не будет.
— В разбойники не пойдём! — чуть не подавившись от неожиданного предложения, зло проворчал Демьян.
— А ты не торопись нас осуждать, — задержал нож в ковриге Кунам. — Мы тоже когда-то хлеб сеяли и свой, родимый, ели.
— Так что же заставило душегубничать-то? — буркнул Иван.
— Не что, а кто... Это история долгая. Ешьте, потом расскажу.
Атаман раздал всем по куску хлеба. Гости и хозяин по очереди стали попинаться ложками в общую чашку и хлебать щи. Не дождавшись конца обеда, Демьян отложил ложку:
— Так почему вы стали разбойничать?
Кунам вытер бороду рукавом:
— Любопытно? Ну слушайте. Это было давно, лет двадцать назад. Воргольский князь Олег был ещё зелен, но уже тогда проявлял свои звериные повадки, хотя не зверем ещё был, конечно, а зверёнышем. Косили мы раз с батей на лугах реки Сосны траву. Лето выдалось жаркое: взмокли, наморились, от усталости чуть с ног не валимся — с самой зорьки и до обеда без отдыху косили. И тут, точно на грех, проезжает мимо дружина с князьком нашим. Мы шапки, как положено, долой, а поклониться уж и мочи нет.
А Олег как завизжит: «Почему не кланяетесь, быдло поганое?»
«Так мочи нету поклоны отбивать, — отвечаем. — Намаялись, косою махаючи».
«Ах вы такие-разэтакие! — завизжал Олег. — На конюшню их! Батогами разбойников!»
Приказал так князюшко, повернул коня и ускакал. А нас скрутили и — на конюшню. И сам, гад, смотреть пришёл, как пороть будут. Велел обоим по двадцать батогов всыпать. Мой батя спрашивает: «За что?» — «Ах, не знаешь, за что? — ещё пуще взвился Олег. — На дыбу его! Да тридцать длинников врезать!» Я-то ещё легко отделался. Двадцать батогов — это тебе не тридцать длинников на дыбе, когда все суставы наизнанку выворачивают, а мышцы натягивают, как струны на гуслях. Короче, я-то живой остался, а батя, царствие ему небесное, — перекрестился на святой угол Кунам, — побоев не выдержал. До дому не довезли — скончался...
