Вот и левый берег, пологий. Лодка с размаху ткнулась в песок. Девичий и ребячий гомон огласил лесную чащобу, распугав зверей и птиц.

— Айда дрова собирать на костёр к празднику Ивана Купалы! — крикнула веселуха Маланья и мгновенно скрылась за деревьями.

— Нет, сперва по малиннику пробежимся, — возразила другая Аксиньина подружка, Дашутка Свищова. — Малинки спелой хочется!

И вдруг послышался короткий девичий вскрик. Молодёжь насторожилась, однако было тихо.

— Леший небось балует, — улыбнулся Даниил.

— Пускай ребята по дрова, а мы по малину, — поддержала Дашутку Аксинья и, откинув за спину косу, побежала в лес. За ней с визгом устремились подруги.

— Аксютка! — воскликнул Даниил. — Аксютка! Куда? — И замер как вкопанный, будто ноги привязали к земле невидимыми верёвками.

Немного постояв, махнул рукой и предложил друзьям искать сушняк и таскать поближе к берегу, где нынешней ночью они намеревались развести купальный костёр и прыгать через огонь, водить хороводы. Хоть преподобный Зосима и запрещал сии бесовские пляски — в этот день Православная церковь отмечала праздник Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, — но всё ещё живы были языческие обычаи. И молодёжь, несмотря на запреты, исполняла древний ритуал у костра, а потом бежала в церковь замаливать грех.

Но на сей раз юных жителей Липецкого княжества подстерегала беда лютая. Татары дали залп из луков по княжеской дружине и мигом скрылись в лесу. Ими предводительствовал русский предатель, иначе степняки так легко не ушли б от погони. Сделав своё чёрное дело, предатель отлучился в Липец, полагая, что без него татары ничего предпринимать не будут.

Князь Святослав, не обнаружив татей[45], направился с дружиной и гостями в Онуз. Ну а татары, хотя и остались, заметив, что дружина князя ушла, двинулись дальше по левому берегу Воронежа, ища место для переправы. И вдруг они увидели скользящий по водной глади ушкуй с безоружной молодёжью. Быстро отправив коней в чащу леса, татары устроили засаду. Лёгкие, как птицы, они схватили отбившуюся девку, а после начали охотиться на отроков. Первым подстерегли княжича Даниила. Тот не успел и ойкнуть, как ещё по-детски хрупкое тело захлестнул аркан, а три татарина заткнули парню рот тряпицей, заломили руки за спину и связали. Всё произошло так молниеносно, что княжич не успел ничего понять.

Татары быстро переловили беспечных отроков и начали охоту на девушек, уже не обращая внимания на их визг и крики о помощи. Большинство девушек тут же были изнасилованы. Видя позор своих подруг, парни пытались выпутаться из верёвок, но чем сильнее напрягали ещё не окрепшие мышцы, тем сильнее затягивались супоневые верёвки, причиняя страшную боль. От отчаяния и нечеловеческого напряжения у княжича Даниила глаза налились кровью. Он, связанный, с трудом сумел подняться, но, сделав несколько прыжков, упал. В голове пронеслось: «Лучше смерть, чем позор!.. Аксиньюшка, милая, укройся где-нибудь или умри, но не давайся извергам на поруганье!..» Выбившись из сил, княжич затих, по щекам его потекли слёзы.

Растрёпанных, в разорванной одежде девушек татары приволакивали связанными и бросали рядом с отроками. Даниил с ужасом встречал взглядом каждую несчастную, но Аксиньи среди них не было. Даниил и не предполагал, что его возлюбленную словно Бог спас. Услышала девка крики подруг — и точно передалась ей страстная мольба княжича. Аксинья бросилась в заросшую крапивой яму и затаилась. По звучавшей нерусской речи она поняла, что напали татары, и страх заставил превозмочь жгучую боль. Лицо и тело Аксиньи покрылись белыми волдырями, которые вызывали мучительный зуд, но девушка, стиснув зубы, терпела и не шевелилась. Несколько раз мимо, бормоча что-то по-своему, пробегали татары, но сунуться в гущу ядовитой травы не решились...

В это же самое время Демьян прибыл в кремник Воронеж.

— Где княжич Даниил? — сразу спросил он сторожей, стоявших на северных воротах.

— А вон, слышь? — заулыбался молодой сторож, широко разинув рот и оскалив белые зубы. — Забавляется княжич с девками! Слышь? Визжат, будто их режут!

Демьян прислушался. Хотя и юн был он, да сметлив. Сразу распознал не весёлый, а испуганный девичий визг.

— Быстро дружину! — резко скомандовал Демьян. — Всех сюда!

Сторожа опешили.

— Да што с тобой, Дёмка?! — перестал скалиться молодой. — Щас Прокопа Фомича позову, он тут за главного. Не, ну а што стряслось-то? Ну княжич забавляется...

— Я те забавлюсь, псово племя! — замахнулся на сторожа кнутовищем Демьян. — Бегом ко мне этого потерявшего нюх старого кота Прокопа!

— Но-но! — отшатнулся парень. — Не воевода ишо — длинником[46] замахиваться! — огрызнулся он и побежал в кремник.

— Что случилося, Дёмка? — спотыкаясь на ходу и придерживая рукой болтающийся на бедре меч, испуганно спросил запыхавшийся Прокоп.

— Беда, Прокоп Фомич, пришла! — продолжая вглядываться вдаль, на другой берег реки, вымолвил Демьян. — Кубыть татары напали. Давеча дружину Святослава Ивановича с того берега обстреляли, Никиту Шорникова убили!

— Насмерть? — обомлел молодой сторож.

Демьян зло рявкнул:

— Во дурак-то! А как же убивают, на жизнь, что ли? — Повернулся к Прокопу: — А щас, слышь, девки визжат? Как бы на княжича не напали! Он хоть при оружии?

— Да не! — испуганно моргая бесцветными глазками, выдавил старый дружинник. — И што делать? За князем посылать?

— Пока проездим, княжича татары угробят! — отмахнулся Шумахов. — Надо своими силами действовать.

— А сколь их, татаров-то?

— А кто считал? — нахмурился Демьян.

— Так как же действовать? Ведь я могу выставить только двадцать дружинников, — пожаловался Прокоп Фомич. — Да и крепость совсем без людей оставлять нельзя. От силы человек пятнадцать можно дать... — Он с волнением всматривался в темноту леса на противоположном берегу реки: а ну как татары нападут и на детинец?

— Воинов мало — хитрость нужна... — молвил Демьян. — Давай мне человек десять, самых сильных и отважных. Хитростью княжича вызволять из беды будем.

Вскоре были отобраны одиннадцать бойцов-молодцов.

— Вот что, други мои! — подражая князю Святославу, повёл речь Демьян. — Наш княжич, видать, попал в беду. Мы не знаем, сколь врагов, но у нас есть преимущество — внезапность. Навряд они нас ждут, хотя за берегом следят непременно. И вот что я предлагаю. В первую очередь всем раздеться до исподников. Из оружия взять одни шашки, чтоб легко было. Плыть на тот берег будем под водой по течению, во-о-н туда, — указал в сторону небольшого выступа на левом берегу, заросшего камышом. — Кто не сможет долго держать воздух, пускай берёт в рот тростниковую трубку. А лучше всем плыть с трубками. И предупреждаю: из воды не высовываться. Поняли? Будешь захлёбываться и тонуть — тони, но чтоб без писку! Голову снесу каждому, кто вынырнет прежде времени.

После ещё нескольких наставлений воины погрузились в воду.

Опытный противник пригляделся бы к движущимся вертикально по реке непонятным зелёным палкам и небольшим круговым, ни с того ни с сего появляющимся волнам. Но, похоже, степняки не знали этой хитрости урусов и ничего не заметили. Бесшумно выбравшись на берег, воронежцы сели в круг. Немного отдышавшись, Демьян снова начал распоряжаться.

— Силай! — обратился к одному из дружинников. — Пойдёшь со мной в дозор. Нужно выследить вражью свору, определить, скока их и как лучше напасть. Антон! — шепнул другому. — Ты за старшего останешься. Выстави вперёд двух ребят и смотри в оба. Да чтоб тихо! Чтоб слышно было, как муха жужжит!

— Понятно, — кивнул Антон.

Разведчики ушли. Бесшумной кошачьей походкой они подкрались совсем близко к неприятелю. Подошвы ног искололи о сучья в кровь, но не проронили ни слова, понимая друг друга с полувзгляда. Заметили стоящего поодаль лагеря вражеского отряда дозорного. Он торчал почти на виду у остальных, и убрать его нужно было тихо. Молниеносным взмахом левой, ударной руки Демьян срубил с плеч неприятеля голову так ловко, что татарин не успел издать ни звука. А Силай поймал летящую на землю голову и подхватил падающее окровавленное тело. Демьян взял труп за ноги, и они с Силаем вынесли его из поля зрения татар. Те, занятые издевательствами над пленными, и не заметили исчезновения своего караульного.