— Что здесь происходит!? — Заорал Хав, заставляя всех обратить на себя внимание.

Люди замолчали не сразу, словно обсуждали что-то слишком важное, чтобы отвлекаться. Вайн пытался разобрать хотя бы отрывки их фраз, но у него быстро сложилось впечатление, что каждый, кто был среди собравшихся, решил высказать свое мнение, перебивая другого, и никто не желал уступать. Вскоре гвардейцев все же заметили, и одна из старух, неведомым образом оказавшихся в самой гуще толпы, выкрикнула:

— Ваша дорогая королева скоро соизволит приехать. Недолго ей осталось.

Вайн переглянулся с Хавом, будто мысли этих двух непохожих мужчин совпали, чего еще никогда не было раньше. Недоумение в голове Вайна сменилось радостным, но в то же время тревожным предвкушением.

Грядут перемены.

Но к добру ли они?

Сегодня, кажется, каждый хотел прикоснуться к Эралайн — дотронуться до ее плеча или головы, да даже слегка коснуться ее оружия было бы уже достаточно. Девушка шла сквозь толпу своих соплеменников, они гордились ею, готовы были носить на руках и петь в ее честь песни, но она ничего не чувствовала.

На горизонте брезжил рассвет, забирая с собой остатки ночи, снимая звездное покрывало с купола неба, но лунный диск все еще висел над головами людей, а в деревне Многоликих никто не спал. Даже самые маленькие дети прижимались к матерям, пытаясь спастись от холода поздней осени, а те, кто еще не мог даже стоять, кутались в свои потертые одеяльца, покоясь на родительских руках.

За долгие годы тренировок Эралайн привыкла к постоянной металлической тяжести доспехов, заковывающих ее плечи, грудь и спину, но сейчас ей казалось, будто вместо железа она была одета в камни, они тянули ее к земле, вниз, на самое дно, подальше от глаз всех этих людей, ждущих от нее чего-то невыполнимого.

Она шла вперед, людские руки тянулись к ней, словно плети, цепляющиеся за старую, всеми забытую каменную статую. Крики сопровождали Эралайн на всем ее пути. Впереди, поднятый над землей, сколоченный из досок, словно эшафот, на деревянном возвышении стоял трон — старый и где-то проржавевший.

Говорят, все вожди Многоликих что-то добавляли к этому трону, знаменуя этим свое правление. Изначально этот символ власти был выкован из железа — грубо, наспех и неизящно — обыкновенный железный стул с высокой спинкой и подлокотниками. Но с каждым новым вождем этот стул обрастал новыми и новыми символами — перьями, костями, даже драгоценными камнями. Были те, кто заливал его кровью своих побежденных врагов, и бордовые пятна оставались навсегда. Отец Эралайн добавил к этому трону обивку из шкуры Саува — легендарного чудовища, непобедимого и устрашающего. Все, кто видел его, умирали от его же лап, и никто даже и представить себе не мог облик жуткого Саува.

Он оказался тигром. Огромным, как крупная лошадь, шкура была от и до покрыта шрамами — доказательствами величия, а клыки, острые, как кинжалы, были длиной с указательный палец, но Сайлон выжил в поединке с ним, и вскоре шкура тигра стала украшать не только трон, но и накидку вождя, в которой он сейчас ждал дочь возле трона. Рядом с ним, прямая и гордая, словно изваяние, стояла Тарварра. Эралайн могла поклясться, что сестра сегодня надела лучшее свое платье, желая выглядеть лучше нее. Хотя сегодняшний день безусловно принадлежал именно Эралайн, хоть она и была в сотню раз менее эффектна, чем Тарварра.

Девушка стала медленно подниматься по ступенькам на возвышение. Даже среди радостных криков людей она слышала, как скрипят старые ступени — или это мерещилось ей от страха?

Едва она взошла, как отец оказался рядом. Разумеется, любовью к дочери здесь и не пахло — лишь показуха для публики, в этом Сайлон был мастером. Толпа начала медленно стихать, сотни пар взволнованных глаз уставились на Эралайн и вождя. Девушка чувствовала, как глаза Тарварры прожигали ей спину, завидуя. Если бы Эралайн могла, она бы с радостью отдала сестре ту участь, что была уготована ей.

— Сегодня мы собрались, чтобы славить мою дочь, которой предстоит свершить великое — вернуть уважение к нашему клану. — Начал отец, и Эралайн подметила, как благоговейно застыли все лица в толпе. — К этой великой миссии она готовилась с детства, пришло время ей отправиться в столицу.

Вздох, еще один. Так Эралайн пыталась собраться с силами. Если она так волновалась перед парой ничего не значащих слов, то что уж говорить о поединке?

— Поклянись же, Эралайн Риндер, что не подведешь свой народ! — Потребовал отец, и девушка напряглась, словно ей предстояло совершить что-то невероятно сложное.

— Поклянись! — Подхватила толпа, — Поклянись!

Расправив плечи, Эралайн окинула собравшихся взглядом. Многоликие хотели вернуться, хотели, чтобы о них помнили и чтили, как живых легенд. Но смогут ли простые люди принять их — этих варваров, одетых в шкуры животных, выкрикивающих свои лозунги и верящих в своих богов? Сейчас Эралайн будто бы увидела своих людей другими глазами, не чувствуя себя их частью, не относя себя к ним.

В пестрой от лоскутов шкур разных животных толпе, мелькнуло что-то необычное. Эралайн пригляделась — может ей показалось? Радостные возгласы сотрясали воздух, сжатые кулаки людей взлетали вверх, а там, на самом краю деревни и толпы, стоял всадник. Даже с такого расстояния Эралайн видела — а может, чувствовала — что его глаза прикованы к ней. Он вернулся сюда из-за нее.

— Клянусь. — Выпалила она, вытащив меч из ножен и подняв его над головой. — Клянусь, что верну клану Многоликих уважение, возложу на свои плечи бремя власти, осквернив и закалив свое сердце кровью! Клянусь, что… стану… новой королевой Лоури!

Толпа разразилась радостными возгласами, от которых у Эралайн по коже поползли мурашки. Она не верила ни единому слову из тех, что сейчас сказала. Она обманула саму себя.

Эралайн уставилась вдаль, к фигуре далекого всадника. Ей казалось, что она видела, будто он легонько покачивал головой. В этом жесте было и разочарование и, возможно, какая-то надежда. Или зависть. Воспоминания проносились в голове Эралайн, и сквозь корку радости оттого, что она никогда больше его не увидит, настойчиво пробивалась эта мерзкая, когтистая тоска по этому человеку, который сейчас горделиво сидел в седле, а вместо грубой накидки из шкуры убитого хищника, его плечи сковывал изящный серый камзол. К сожалению, больше она ничего не могла разглядеть.

Всадник развернулся и поскакал прочь, когда на голову Эралайн опустилась тяжелая корона. Железный обруч, впившийся в череп девушки, чувствовался как оковы. Корона тяготила Эралайн, а ведь ей еще предстояло сесть на трон.

Она сделала шаг назад, как велел ей отец, сиденье трона уперлось Эралайн в бедра. Девушка медленно согнула колени и опустилась на шкуру Саува, руки властно легли на подлокотники. Эралайн следила за каждым жестом — после клятвы на ее лице не должно было проскользнуть и тени сомнения. Она уставилась в толпу — эти люди принадлежали ей. Эта страна скоро будет принадлежать ей.

Эралайн сидела на троне — идеально прямая спина, холодный взгляд, отчужденные чувства. Она чувствовала, как Тарварра усмехалась за ее спиной. Но это было за спиной, а значит — Эралайн впереди. Девушка хотела, чтобы ее сердце превратилось в камень. Только так можно править.

Надо привыкать.

Столица — Грери — поразила Эралайн, хотя девушка думала, что ее уже ничем не удивить. Город расстелился перед ней, словно огромное полотно из камней, домов и людей. Деревня Многоликих и в подметки не годилась этому городу, она была в сотни раз больше, это как сравнивать ручей с морем, и Эралайн решила больше не вспоминать о родных местах.

Она въехала в город через огромные кованные ворота, и не могла успокоиться, пока не разглядела каждую деталь изящной решетки. Это был настоящий шедевр кузнечного искусства — розы и птицы, мечи, луки, стрелы, короны, принцы и прекрасные дамы — все это сплелось в единый рисунок, такой органичный и такой живой. Ему бы быть картиной, а не воротами.