Прижавшись к самой крепкой и добротно сколоченной стене сарая, Эралайн точила свой старый кинжал, пытаясь сосредоточиться на скрежете камня по металлу. Получалось у нее все же плоховато — мысли витали вокруг Тарварры и отца, вокруг столичных вестей, принесенных гонцом. И все эти гнетущие думы были приправлены первобытным, животным страхом.

Лучи тусклого света, пробиваясь словно слабые ростки сквозь каменную брусчатку, полосами сквозили из щелей между досками, извиваясь на стенах сарая. Эралайн разглядывала их, пытаясь разгадать эти тайные узоры, будто они были посланием для нее.

Погрузившись в свои мысли, девочка даже не услышала, что кто-то подошел к сараю. Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге оказался парень. Эралайн не могла вспомнить его имени, как бы не старалась.

— Вождь зовет вас. — Сказал он, опершись на дверной косяк.

Эралайн дернулась, словно от удара, прежде чем встала с пола. Она бы многое отдала, лишь бы не идти сейчас к отцу, но ничего не могла изменить. Девочка нехотя оставила кинжал и пошла вслед за посыльным.

Поведение жителей деревни не вызывало никаких подозрений. Взрослые неслись куда-то по своим делам, не замечая прохожих, дети играли, погрузившись в какой-то другой, понятный только им мир — они еще не знали никаких вестей.

Эралайн с грустью взглянула на детей. Они были ненамного старше ее — каких-то пару лет, но девочка уже и забыла, когда в последний раз держала в руках не оружие, а куклу. Сестра каждый день, с упрямством осла вдалбливала в нее, что Эралайн не просто девочка. Она нечто больше. Не только для Многоликих, но и для всего Лоури.

Эралайн не хотела верить ей. И все же ей приходилось.

Посыльный молча открыл дверь перед самым носом Эралайн, пропуская ее внутрь. Хоть этот дом и был для девочки родным, она ненавидела его всем сердцем.

Шаркая ногами, она шла вслед за посыльным в зал советов. Из открытой двери самого большого помещения в доме помещения лился свет факелов. Тени маячили в нем, словно бумажные картинки, чьи-то шаги ритмом отдавались по дому. Это действовало на нервы, как и те тихие голоса, что доносились до ушей Эралайн.

Девочка зашла в зал и остановилась прямо возле входа. Проходить глубже не хотелось. Там, возле камина за широким крепким столом сидел отец и Тарварра. Сестра исступленно смотрела на свои руки, ее пальцы были сложены в замок, а нога под столом отбивала четкий ритм. Отец поглядывал на обеих дочерей, его охранник возле стены маячил-туда сюда. Стоило ему завидеть Эралайн, как он вытянулся по стойке «смирно» и замер, будто перестав быть живым.

— Отец, ты звал меня? — Набравшись смелости, спросила Эралайн.

— Садись, Эралайн. — Сказала Тарварра, указав на место за столом, что было напротив нее.

Девочка медленно прошла вглубь комнаты, смотря не на сестру с отцом, а на тлеющие угли в камине. Угли напоминали ей людей — снаружи такие черные и мрачные, но с горящими сердцами внутри. Эралайн опустилась на стул, и теперь ей уже пришлось взглянуть на отца.

По лицу мужчины нельзя было ничего прочитать — он вообще всегда был для Эралайн загадкой. Наверно, она должна была что-то к нему чувствовать — ведь вождь Сайлон как-никак был ей отцом, но Эралайн ощущала лишь бесконечную пустоту, глядя на этого человека. Она сложила свои маленькие ладошки на столе, ожидая, когда вождь заговорит. Свеча, оплавившаяся от долгого использования и потерявшая всякий вид, неустанно горела ярким огоньком. Он был размером с ноготь, но занимал все внимание Эралайн. Комната погрузилась в тишину.

— Вчера в столице избрали новую королеву. — Начал отец, впившись своими жадными глазами в Эралайн. Девочка осмелилась ответить ему тем же. — Говорят, он дралась не хуже мужчины.

— Уверяю, Тарварра тоже дерется не хуже мужчины. — Ответила Эралайн.

Девушка пронзила ее взглядом. По лицу сестры Эралайн поняла, что перегнула палку. Но извиняться она не собиралась.

— Ты знаешь! — Отец ударил кулаком по столу, заставив дочерей вздрогнуть. Сайлон взглянул на старшую. — Тарварра лишена того дара, что был дарован тебе.

— Я… не хочу. — Эралайн отвела глаза.

— Ты думаешь, кто-то спрашивал твоего мнения? — Резкий голос Тарварры резал слух, словно заточенный клинок.

— Почему я? — Стиснув челюсти, застенчиво прошептала девочка. — Столько людей в деревне, наделенных даром, и снова я!

— Потому что только ты училась повелевать с рождения. — Ответил отец, его лицо утратило выражение недавней злости и снова вернуло спокойствие, граничащее с безразличием, как и у Тарварры. — И это не обсуждается.

Эралайн тяжело вздохнула.

— Пройдет несколько лет, ты вырастешь, а за это время Тарварра научит тебя всему.

Девушка кивнула, глядя отцу в глаза:

— Все будет в лучшем виде, отец. Ей всего десять, и у меня еще есть время. Можешь не волноваться — к ее шестнадцати годам ты получишь королеву-убийцу.

Шесть лет спустя

Вайн думал, что Рейва давно заснула.

Но когда он заходил в дом, то уже с порога заметил мерцающий свет свечи, льющийся с кухни.

Юноша повесил ножны с мечом на гвоздь, вбитый в дверной косяк, снял сапоги и крадучись стал продвигаться в сторону кухни. Он боялся сделать хоть один неверный шаг, опасаясь, что старые полы истошно заскрипят и потревожат Рейву.

Он ожидал, что Рейва не дождалась его и заснула, но едва Вайн заглянул в комнату, как в него впились два больших девичьих глаза.

— Пора бы уже научиться засыпать без меня, лисенок. — Мягко сказал он, заходя на кухню.

— Ты всегда волнуешься за меня, почему я не имею права делать тоже самое?

Рейва одарила брата недовольным взглядом, поудобнее уселась на старой скамейке и отвернулась от него, изображая обиду. Вайн закатил глаза и подошел к сестре. Присев на корточки, он заглянул ей в лицо:

— Ты еще слишком маленькая, чтобы не спать поздними ночами.

— Мне уже десять!

Вайн хмыкнул:

— Посмотрим, как ты заговоришь, когда я захочу выдать тебя замуж в четырнадцать.

Рейва испуганно вытаращила глаза. Естественно, Вайн не собирался этого делать. Он вообще старался ничего не планировать наперед — таким, как он, не дано знать даже живы ли они будут завтра. Да и счастье сестры для него было самым важным. Он щелкнул Рейву по носу:

— Поверила!? — Смеясь, прищурился он.

— Конечно, нет! — Ответила девочка. — Ты меня никуда от себя не отпустишь. Надо мной даже все подруги смеются: брат опекает сильнее, чем мать!

— А еще что они про меня говорят? — Ухмыльнувшись, Вайн стал шевелить бровями. — Можешь не говорить: я знаю, что они по уши влюблены в меня.

Рейва подозрительно прищурилась:

— Смотри-ка, какого ты о себе мнения!

— Служба в гвардии поднимает самооценку. — Поднявшись, ответил Вайн и подмигнул сестре.

На самом деле, он всего лишь изображал веселье, чтобы не расстраивать сестру. В гвардии Вайн был никем, ему постоянно напоминали, что он попал туда случайно, просто из-за недостатка солдат. Туда бы никто не взял восемнадцатилетнего мальчишку, если бы не «расточительство» королевы. Так гвардейцы в шутку называли ее безжалостность.

Когда-то Вайн думал, что с приходом новой королевы все изменится. Народ наконец-то перешагнет эту черту бедности, и их жизнь войдет в нормальное русло, как это было в других королевствах. Но он повзрослел, и пелена детской наивности стерлась с его глаз и разума, заставив увидеть Лоури королевы Данги таким, каким оно было. Королева ничего не изменила, кроме отношения других королевств к Лоури. Если раньше их практически не замечали — лишь вяло вели торговые связи и редко присылали послов — то теперь королевство ненавидели все, потому что Данга умудрилась развязать войну даже с теми, кто помогал Лоури и считал его союзником.

В солдаты набирали всех, кто мог держать в руках меч, и Вайну повезло, что он родился не на несколько лет раньше — иначе бы Рейва осталась абсолютно одна. Из боев на восточных и южных границах королевства не вернулся практически никто, за что королева даже не извинилась перед родными убитых. Она вообще избрала хитрую тактику — не появляться в столице. Ходили слухи, что Данга постоянно разъезжает от фронта к фронту, останавливаясь в маленьких городках, где ее никто не знает в лицо.