Она гнала свою лошадь так, будто животное не уставало и не хотело пить, будто оно вообще не было живым. Обычно Эралайн не забывала давать коню отдыхать, она старалась относиться к нему, как к человеку, но не сейчас.

Сейчас ее мысли витали так далеко, словно были птицами, коей она и сама могла обратиться в любой момент, если бы не лошадь, которую нужно было вернуть Многоликим. Сама она до поселения не доберется. А ведь Эралайн так хотелось изменить обличье и взмыть в небо, забыться в порывах свободного ветра, холодного и свежего, такого родного!

Когда Эралайн только выехала из Грери, солнце едва начало неспешно катиться к горизонту, прошел целый день, и сейчас на землю снова опустилась глубокая вязкая темнота, и в пустом поле, по которому скакала девушка, не было видно ни зги, хотя зрение Эралайн было намного лучше обыкновенного человеческого. Она прислушивалась к каждому шороху, волнения и нервозности еще добавляло то, что девушка все еще не до конца продумала свой план.

Вспоминая случившееся в подробностях, словно разбирая его по крупинкам, Эралайн почувствовала себя такой слабой, как в первый день, когда в ее руке оказался меч. Тогда над ней грозно нависала Тарварра, и теперь главная опасность исходила от нее же. Старшая сестра давно взяла на себя роль негласного правителя Многоликих, оставалось только дождаться, когда Сайлон покинет этот мир, и Тарварра покажет себя во всей красе.

Эралайн проклинала себя за трусость и глупость, боялась даже представить, что случится с сестрой, когда та узнает о ее провале, но все же какая-то маленькая частичка в душе девушки радовалась, что все так обошлось. Возможно, тот парень — и есть тот король, которого так ждало Лоури все эти годы? Эралайн абсолютно и точно не стала бы той королевой, о которой мечтает народ. Не Многоликие, а остальные люди, о которых Эралайн не имела никакого представления до сегодняшнего дня, пока не увидела их воочию.

Она могла бы с уверенностью сказать, что Многоликие жили даже лучше, чем горожане, хоть и были забыты всеми на краю мира. В Грери все было иначе — эти люди ходили не в шкурах, как они — в мягких и теплых — а в разодранных обносках, наспех заштопанных грубыми нитками. Никто из Многоликих не был так истощен, как эти бедняки из городских трущоб, как тот парень, что в отчаянии сражался с королевой и та девочка, что кричала ему из последних сил.

Эралайн бы ничего не изменила. Возможно, этот парень сможет.

На горизонте замаячили огни. В темноте безветренной ночи пламя ровно горело, освещая крыши домов и тотемные столбы, ведущие в поселение. Дорога, по мере того, как приближалась к деревне, становилась все ровнее, была вымощена отшлифованными камнями. Эралайн свернула с нее, чтобы стук копыт не объявил о ее присутствии. Пока девушка продвигалась к деревне по полю с высокой травой, она разглядывала центральную площадь сквозь пробелы между домами, выстроенными вокруг нее. Там никого не было, как и на боковых улочках, где по вечерам резвились дети, а хозяйки носили воду из колодца. Все уже легли спать, и это было на руку Эралайн.

Девушка спешилась, все еще настороженно следя за каждым шорохом. Она схватила свою сумку и крепко сжала ее в ладони, чтобы грубая ткань впилась в кожу и уняла волнение. Сухая трава хрустела под ее ногами, но Эралайн надеялась, что этот звук был слишком незначительным, чтобы привлечь внимание.

Она подошла к своему сарайчику сзади, опасаясь, что не заметила какого-нибудь бессонного человека, бродящего по улице. Осматриваясь, Эралайн прошла к двери, попав под свет пламени. Это была самая опасная часть ее плана — сейчас любой мог заметить девушку, открывающую дверь в сарай, и тогда ей уже никак не отделаться.

Ржавые петли заскрипели, и Эралайн прошмыгнула внутрь, просочившись в ту щель, которую она открыла, не желая привлекать внимания резким скрипом. Сердце у девушки колотилось от страха и возбуждения — нужно было работать руками быстро, пока ее еще никто не ждал.

Наспех ориентируясь в темноте, девушка нащупала в дощатом полу щель между досками. Подцепив одну из них пальцами, Эралайн потянула и пролезла другой рукой под нее, обшаривая свой тайник. Там, тщательно завернутый в ткань, лежал на земле ее уже порядком засохший хлеб и несколько кусков вяленого мяса — заначка на случай, если Тарварра оставит ее без еды за неподчинение или за что-нибудь еще, что может взбрести в голову только малахольной сестре, любящей показать свою власть. Эралайн вынула еду из тайника и засунула в сумку, поспешив вернуть доску на место. Та приладилась неаккуратно, но девушка оставила ее в таком положении и бросилась к куче соломы, наваленной в углу.

Шурша сухой скошенной травой, Эралайн принялась нащупывать в глубине гладкую поверхность металла. Стоя на коленях, девушка разворошила кучу так, что солома разлетелась едва ли не по всему полу сарая, но и на это Эралайн не обратила внимание. Как и на то, что мимо нее пронесся какой-то шорох, заглушенный треском травы.

Что-то тяжелое врезалось в спину Эралайн, сбивая ее с ног и вышибая воздух из легких. Девушка упала на живот, содрав кожу на ладонях о грубый пол. На спину ей опустилось что-то тяжелое, не позволяя пошевелиться. Эралайн отчаянно брыкнулась, но успеха это не принесло — ей удалось лишь разглядеть знакомый овал лица в ореоле темных волос.

— А не это ли ты ищешь? — Прошипела Тарварра, прикасаясь холодным лезвием к щеке Эралайн.

Сестра сжимала в руке ее кинжал, один из тех, что были спрятаны в соломе. Откуда Тарварра узнала?

Эралайн почувствовала, как сестра слезла с нее, и облегчение накрыло ее волной, пока боль не заполнила все ее сознание. Тарварра схватила сестру за волосы и подняла на ноги, с силой, которая, по мнению Эралайн, могла быть только у мужчины. Вцепившись в лицо девушки холодными пальцами, Тарварра заставила Эралайн посмотреть ей в глаза, они сверкали яростью даже в темноте:

— Думала, сможешь от меня сбежать!?

Шепот Тарварры не предвещал ничего хорошего.

— А ты еще глупее, чем я думала! — Продолжила старшая сестра. — Не думала ли ты, что я оставлю тебя без присмотра?

Предательская слеза покатилась по щеке Эралайн. Тарварра стерла ее своим пальцем, презрительно усмехаясь:

— Когда же я выбью из тебя всю эту слабость!?

— Я не слабая. — Прохрипела Эралайн, сразу же об этом пожалев.

Тарварра влепила ей такую пощечину, что Эралайн отступила назад, наступив каблуком сапога на криво положенную доску. Нога девушки подвернулась, и она неуклюже растянулась на полу. Тарварра презрительно и громко захохотала, и от этого смеха внутри у Эралайн все сжалось. Ее сестра была не просто деспотичной стервой. Она была монстром. Намного более жестоким, чем чудовища в обличье зверей.

— Если бы ты была сильной, — Начала Тарварра, усаживаясь на корточки рядом с Эралайн и беря ее пальцами за подбородок, — ты бы не стояла в этой толпе и не пялилась бы на то, как этот голодранец делает твою работу! Ты бы разодрала его в клочья, но сразилась бы с Дангой, потому что ты поклялась это сделать!

— Нет, — взмолилась Эралайн. — нет.

Она почувствовала, как пальцы сестры сжали волосы у нее на затылке. Почувствовала, как ее голова чуть-чуть поднялась, подчиняясь требованиям Тарварры. И Эралайн ничего не могла поделать, когда сестра с силой ударила ее лицом об пол. Она лишь закричала, чувствуя, как кровь из ее разбитого носа рассеченной брови капала на доски. Эралайн привыкла к этой боли, но ничего не могла поделать с криком, каждый раз вырывающимся из ее горла, когда сестра вот так «воспитывала» ее.

— Вставай! — Рявкнула Тарварра, ударив сестру носком сапога туда, где был стык ее доспехов, чтобы девушке стало больно.

Руки тряслись и не подчинялись Эралайн, предприняв несколько попыток встать, она так и лежала на полу, рыдающая от стыда и боли. Тогда Тарварра снова дернула ее за волосы, на этот раз еще больнее и вырвав целую прядь, грубо схватила за руку и повела к выходу из сарая.