Сейчас Айвен теряла все — не только любовь и доверие отца, уважение своего народа, но и единственного человека, к которому ее сердце воспылало чем-то, кроме алчного желания выгоды для самой себя. Девушка призналась себе, что до Кайрина она общалась с людьми потому, что имела что-то с этого общения. Она считала Далли подругой, но приходила к ней в гости лишь затем, чтобы взять побольше никому не нужных книг из ее библиотеки.

Когда-то давно была еще Гаула, которая просто притягивала Айвен к себе, но с возрастом девушка поняла, чем был вызван этот интерес — магией.

С Кайрином все было как-то иначе. По большому счету, Айвен, впервые увидев его, не почувствовала ничего, кроме жалости. Но стоило ей с ним заговорить, как она поняла, что ей нравится…

Это невероятно затягивало.

«Зачем?» — спрашивала она себя. «Зачем ты снова исполняешь глупую прихоть своего сердца?» Но она снова и снова позволяла себе быть рядом с ним, и быть самой собой — ведьмой, дикаркой, лекарем и разрушительницей традиций. Айвен и раньше пробовала общаться с юношами, но каждый раз она понимала, что не может выдерживать этих «бесед» больше пяти минут. У нее давно сложилось впечатление, что все мужчины Алага не только грубы, но еще и пустоголовы. Они не умеют думать, не желают узнать что-то новое, не хотят что-то изменить к лучшему. Они знают лишь, как правильно подчиняться чужим приказам.

Девушка сразу же поняла, что никогда не сможет ничего почувствовать рядом с таким человеком. Все, что она испытывала к этим людям — презрение, хоть и знала, что так относиться к своему народу нельзя. Айвен ничего не могла с собой поделать, и никогда не сможет.

Так случилось, что все, что она искала, слилось в одном человеке, который, к огромному ее сожалению, никак не мог оказаться из ее народа. Всю свою жизнь Айвен мечтала о чужаке, и однажды он явился, чтобы перевернуть ее жизнь с ног на голову.

Девушка хотела хоть с кем-то об этом поговорить, но никто бы никогда ее не понял. Никто в Алаге не может понять ее любви к чужаку, поэтому Айвен и прокручивала эти слова у себя в голове, будто бы желая рассказать это самой себе из прошлого — той мечтательной ведьмочке, которая неустанно загадывала невыполнимые желания и слыла почти сумасшедшей.

Кайрин был далеко не идеален, и он, безусловно, во многом уступал здешним парням. Во-первых, ниже ростом, пусть и не так сильно, но все же. Айвен не привыкла смотреть мужчине в глаза, не поднимая голову вверх. Во-вторых, единственным оружием, которым он умел нормально пользоваться, были небольшие кинжалы. Парень неплохо их метал, но это бы точно не помогло ему выжить в поединке против кого-то из местных. А в-третьих, для мужчины Кайрин был слишком болтлив, хоть он и никогда не молол пустую чепуху. Здешние мужчины и вовсе предпочитали молчать рядом с женщинами, считая, что общих тем для разговоров у них быть просто не может.

И все это для Айвен не имело абсолютно никакого значения. Это все даже нравилось ей, но все же полюбила она Кайрина не за его недостатки. Больше всего ее привлекала его странная хитрость, которая всегда сверкала в этих светло-серых глазах. Он мог придумать все, что угодно, и превратить в осознанный план любую авантюру.

Айвен не верилось, что он опустил руки, согласившись на эту казнь. Настоящий Кайрин никогда бы так не поступил, он бы нашел выход вместе с ней.

Теперь же она, обливаясь слезами и сидя на полу своей комнаты, стояла перед выбором — попробовать найти выход в одиночку или все же сдаться, как это сделал Кайрин.

Естественно, Айвен выбрала первое. Если Кайрина казнят сегодня, она никогда себе этого не простит, мало того — будет винить себя в этом и всю жизнь ненавидеть свою бесхребетную душонку, которая позволила ей бездействовать. Силой воли Айвен заставила себя подняться на ноги и стереть с лица слезы. У нее оставалось меньше часа, она была заперта и не имела ничего, абсолютно ничего, что могло бы сорвать казнь.

Не успев даже полностью обдумать эту идею, девушка подошла к небольшому окну. Благодаря статусу отца их дом был оснащен более прочной несущей конструкцией, и это позволяло иметь обыкновенные оконные рамы и даже стекла. И все же, чтобы каким-то образом покинуть помещение через это окно, нужно было только его разбить. Шум от бьющегося стекла привлечет лишнее внимание и еще сильнее подведет Айвен, поэтому девушка отбросила эту мысль и снова прошла к столу.

Упершись в него руками, Айвен нависла над книгой, копаясь во всех знаниях, которые она успела получить с тех пор, как стала ведьмой. В голову так и не приходило никаких особых заклинаний и зелий, которые могли бы создать хаос и дать бы ей хоть немного времени. Мысли Айвен еще сильнее запутывали ее. Раздраженно отойдя от стола, девушка опустилась в кресло и забарабанила пальцами по подлокотнику.

Даже через запертую дверь и наглухо заколоченные окна она услышала этот проклятый голос, который когда-то любила, а потом возненавидела. Айвен закрыла глаза, устало потирая переносицу. Усталость навалилась на нее так неожиданно, что девушке начало казаться, что сейчас все силы окончательно покинут ее, и останется только этот голос, тихо напевающий свою мелодию. Она не услышит ничего, кроме него, перед смертью.

«Да что со мной такое!?» — дернулась Айвен, испугавшись внезапного приступа безумства на почве голоса Гаулы.

А он не желал стихать, даже наоборот, по мере того, как ведьма приближалась — а шла она, похоже, к дому Айвен — он становился все настойчивее и громче.

Затыкать уши было бы глупо. От голоса этой ведьмы не сбежать, он настигнет даже на том свете. По крайней мере, Айвен так казалось. Гаула была уникальна и безумна, и сопротивляться ее силе попросту глупо. Но какой бы сумасшедшей она не была, ведьма еще никогда не причинила никому вреда.

Кроме Айвен, конечно…

Девушка не хотела об этом вспоминать, но теперь она все же решилась на безумство. Странная мысль обрела в ее голове четкие очертания. Если отец решил, что сможет ее удержать, он ошибался. Кроме Кайрина и бывшей подруги Далли у Айвен был еще один человек. За эти годы она успела ее возненавидеть, но это не означало, что она перестала ей восхищаться.

Айвен поднялась на ноги и поплелась к окну, за которым доносился ее манящий голос. Гаула не стеснялась никого и ничего, она пела всегда, когда ей этого хотелось, и сейчас девушке даже хотелось казать ей «спасибо» за это. Она по голосу могла определить, насколько близко находится ведьма, чтобы вовремя ее позвать.

Она боялась делать это, и за столько лет даже успела подзабыть эти чувства. Никто и никогда не должен был об этом узнать, и Айвен скрыла эту подробность настолько хорошо, что даже сама начала о ней забывать. Но все же магия не могла исчезнуть просто так, а проклятье — тем более.

Впервые Айвен показалось, что это проклятье было подарком.

Вслушиваясь в этот невероятный голос, Айвен вспоминала все, вплоть до самой незначительной мелочи. На кону стояла жизнь Кайрина, и она готова была вернуть то, чего боялась больше всего на свете.

Девушка все же не смогла перебороть нахлынувшие на нее воспоминания. Прижавшись к стеклу лбом, она закрыла глаза, и перед ее мысленным взором появилась давно забытая, как она думала, тесная комнатка в подвале какого-то богатого дома Дэума, куда Гаула притащила ее, чтобы успокоить. Огромными от испуга глазами Айвен таращилась на зажженную свечу, которую ведьма поставила прямо на пол.

— Перестань плакать. — Попросила ее Гаула, двигающая какой-то ящик, на который Айвен смогла бы сесть, что девочка и поспешила сделать, — Все уже закончилось. Ты в безопасности.

Айвен пыталась остановить льющиеся из глаз слезы, но они все текли и текли по ее щекам, а она всхлипывала и вздыхала.

Прислушавшись, никто ли за ними не следит, Гаула опустилась перед Айвен на корточки, беря ее холодные ладошки в свои.

— Послушай, — Обратилась ведьма к девочке, не сводя взгляда с нее глаз, — ты никому не должна говорить о том, что случилось.