Либеральным современникам Крестовского было очевидно, что его обвинения вымышлены и беспочвенны, но они не осмеливались подвергнуть сомнению приговор, вынесенный Крестовским еврейским капиталистам, набившим себе карманы за счет русской армии{893}. Даже еврейским современникам обвинения Крестовского представлялись небезосновательными. Инвективы Крестовского нашли отзвук в военной среде, глубоко укоренились в мышлении военной бюрократии и вплоть до начала Первой мировой войны влияли на формирование общественного мнения. В чем же провинились еврейские поставщики и погонщики, что на них взвалили вину за все неудачи русской армии во время Балканской кампании — и даже дипломатические промахи послевоенного Берлинского конгресса?
Интендантский департамент против товарищества Грегера, Горвица и Когана
В русско-еврейской историографии, как традиционной, так и новейшей, Русско-турецкая война 1877–1878 гг. нередко оказывается своеобразным водоразделом, после которого в русском обществе стремительно берут верх юдофобские настроения{894}. Чаще всего это связывается с дипломатической интригой Дизраэли и Берлинским конгрессом, перечеркнувшим результаты русской военной кампании. Гораздо меньше уделяется внимания внутренним причинам такого перелома. Об одной из них, связанной с деятельностью Товарищества по поставке продовольствия в действующую армию, и пойдет речь.
В первой половине XIX в. поставками продуктов заведовал Комиссариатский и провиантский департамент. Работал департамент из рук вон плохо, что особенно сказывалось на поставках продовольствия в армию во время военных кампаний. Изза бездарной организации продовольственных поставок в Турецкую войну 1828–1830 гг. в войсках разыгрались чума, цинга и лихорадка, от которых умерло 22 429 человек{895}. Во время Польской кампании 1830 г. департамент попытался ввести раскладку военного налога натурой. В результате действующая армия голодала. В Крымскую войну из-за неумения наладить транспортировку продовольствия к действующей в Севастополе армии войска питались «гнилыми сухарями с плесенью и червями», что привело к массовым желудочно-кишечным заболеваниям (из 7027 заболевших поносом умерло 43 %){896}. Кроме того, и до и после преобразования департамента злоупотребления по комиссариатской части — проще говоря, воровство и торговля казенным имуществом — составляли важную особенность этой службы, не оставшуюся незамеченной даже в самых юбилейно-парадных изданиях Военного министерства{897}.
Одной из важных военных реформ милютинского кабинета было преобразование Комиссариатского департамента в Главное интендантское управление (6 августа 1864 г.). Однако реформа была половинчатой, и перед Русско-турецкой войной интендантство оказалось неспособным самостоятельно организовать доставку продовольствия войскам. Безграмотная организация интендантской службы вынуждала Военное министерство отдавать снабжение войск на откуп подрядчикам, среди которых нередко оказывались еврейские купцы. Как и во многих странах Центральной и Западной Европы, где евреи играли выдающуюся роль в поставках для армии{898}, евреи-подрядчики не были новостью и для русской армии. Еврейские предприниматели — если они были записаны в гильдии — допускались к участию в торгах по откупу снабжения войск{899}. Иметь евреев-контрагентов считалось выгодным, поскольку они знали рынок черты оседлости (как правило, прифронтовой зоны) Wпрекрасно ориентировались в закупочных ценах. Так, советник Вердеревский, поставлявший провиант для войск действующей армии в Крыму в 1854–1855 гг., оказавшись под судом за растрату, не свалил вину на своего контрагента Гесселя Мееровича из Николаева, а, наоборот, выгораживал его как честного и порядочного поставщика. Между прочим, Вердеревский отметил, что Меерович помог ему совершить «выгоднейшие для казны сделки» по «выгоднейшей для казны цене», одержав победу «над своекорыстием продавцов»{900}. Возможно, именно потому, что западные губернии, входящие в черту еврейской оседлости, вплотную подходили к театру военных действий, накануне Балканской кампании Главный штаб прибег к посредничеству Товарищества Грегера, Горвица и Когана, занимающегося поставками, а также к услугам Варшавского, организатора транспортных подвод.
По словам Витте, в разгар военной кампании Товарищество было притчей во языцех; все говорили о его «нечистоплотности и злоупотреблениях»{901}. Военный министр Милютин называл Варшавского, организатора доставки продовольствия в действующую армию, не иначе как «еврей-аферист»{902}. По окончании кампании Товарищество — как и транспортная служба Варшавского — оказалось среди самых ярких примеров вредоносного влияния евреев на армию. История издевательств Товарищества над русской армией вошла в число излюбленных сюжетов русской антисемитской литературы{903}. Очевидно, непосредственно из этой литературы резко негативная оценка деятельности Товарищества перекочевала в советскую историографию, убежденную, что Грегер, Горвиц и Коган наживались за счет голодающей в походе армии{904}. Соглашаясь с общепринятым мнением, английский историк все же предлагает не путать простых евреев с еврейскими капиталистами{905}; иными словами, Товарищество — действительно алчный эксплуататор, но не стоит отождествлять его с еврейским солдатом, который голодал и замерзал на Шипке вместе со своими русскими братьями… Ни западный историк, ни его русские коллеги не потрудились разобраться, что же в действительности произошло с Товариществом и почему Товарищество — этот беспрецедентный опыт снабжения войск, с таким энтузиазмом встреченный правительственными кругами и Главным штабом, — сослужило роковую службу русско-еврейским отношениям{906}.
В Товарищество входило несколько крупных подрядчиков, как русских, так и еврейских. Доля паев распределялась следующим образом: Горвиц, Грегер и Непокойчицкий владели 55 % паев, Коган, Любарский и Аренсон — 45 %{907}. Витте вспоминал, что Товарищество получило «громадный подряд» именно благодаря Грегеру, который в юности был близко знаком с Непокойчицким. Когда впоследствии Непокойчицкий стал начальником действующей армии у великого князя Николая Николаевича (точнее — начальником штаба армии во время Балканской кампании), он помог Грегеру и его компании получить этот подряд{908}.
Подрядчики из кожи вон лезли, чтобы обеспечить армию продовольствием. Где только можно было, Товарищество устраивало пекарни за свой счет. Хлеб поставлялся самого лучшего качества, какого солдаты не получали даже в мирное время. Если в предыдущих походах на хлеб смотрели как на роскошь, а на сухари — как на повседневную пищу, то в эту кампанию — наоборот, хлеб был повседневной реальностью, а сухари стали резервом{909}. При переходе румынской границы на поставки оказало влияние качество местного урожая. Так, сено в Румынии всегда сырое, непросушенное, с запахом гнилости, поэтому жалобы кавалерии на «гнилое сено» должны быть рассмотрены в свете этих специфических обстоятельств{910}. Позже, при переходе болгарской границы, взаимонепонимание между интендантством и Товариществом достигло критической точки. Под влиянием главнокомандующего по гражданской части князя Черкасского военное интендантство решило, что сумеет содержать армию за счет местных ресурсов. Товариществу дали понять, что никаких поставок от него не ждут и что его деятельность ограничивается исключительно Румынией. Таким образом, в ходе военных действий интендантская служба Главного штаба фактически отстранила Товарищество от снабжения армии. Под этим предлогом губернатор г. Систово арестовал заготовленный Товариществом овес. Понадобилось многократное вмешательство Петербурга, чтобы снять с него арест и доставить в армию. Причем Товариществу пришлось еще и доплачивать губернатору, чтобы освободить товар из-под ареста. Так продолжалось в течение всей кампании: всякий раз в Болгарии и Румынии при перевозе продуктов через границу местные начальники — как русские, так и румынские — требовали уплаты гигантских пошлин, а в большинстве случаев до получения денег задерживали продукты на границе{911}.
