Сходные черты характеризовали и выкрестов. Крещеный кантонист из евреев Никитин оставил после себя поразительную по силе саморазоблачения автобиографию, свидетельствующую о его привязанности к еврейству и даже о его подавленном угрызении совести^{454}. В русской и еврейской мемуарной литературе сохранилось немало рассказов сомнительной достоверности о якобы еврейского происхождения военачальниках-выкрестах — эти военачальники редко вызывали человеческие симпатии у своих коллег по военному или гражданскому ведомству, хотя и пользовались уважением как талантливые руководители, грубые, волевые и решительные люди. Среди них — сын (по мнению Витте) барабанщика из евреев Василий Александрович Гейман (1823–1878), дослужившийся до генерал-лейтенанта. Он командовал 20-й дивизией на кавказском театре военных действий во время Русско-турецкой кампании и прославился как покоритель Кавказа. Генерал Брусилов считал его «исключительно умным и талантливым человеком»^{455}, а Витте говорил о Геймане как об «оригинальной личности», однако считал его «самым простым солдатом, еле грамотным», способным выпороть английских военных корреспондентов только потому, что они газетчики^{456}. Другой (по мнению Г. Слиозберга) выкрест, генерал Федор Константинович Гершельман, зять военного министра Милютина, бывал в гостях в доме Гинцбургов, а его сын, дослужившийся до должности генерал-губернатора Москвы, «проявлял себя ярым антисемитом»^{457}. Важно отметить, что в большинстве случаев документальные свидетельства не подтверждают их еврейского происхождения.

Отдельная большая тема, ожидающая своего исследователя, — русские крещеные евреи, в том числе из кантонистов, сделавшие государственную карьеру. Среди крещеных кантонистов еврейского происхождения один из самых поразительных примеров — Вольф Нахлас. Он получил блестящее талмудическое образование в семье своего отца, богатого хасидского торговца. Происхождение и образование служили ему надежной защитой от армии, однако после смерти отца Нахлас был схвачен хаперами и сдан в рекруты. В Вольском батальоне кантонистов (Саратовская губерния) Нахлас принял православие, после чего, под именем Александра Алексеева, сделался яростным миссионером^{458}. Его антиталмудические памфлеты и успешные проповеди среди евреев-кантонистов снискали ему славу, звание унтер-офицера и государственную пенсию^{459}. Однако особую известность принесла Нахласу/Алексееву его попытка защитить саратовских евреев (точнее, солдат местного гарнизона), обвиняемых в ритуальном убийстве, и доказать русским чиновникам всю нелепость кровавого навета. Судьба Нахласа перекликается с судьбой другого крещеного кантониста — Александра Зиновьевича Гуревича, дослужившегося до крупных чинов в новгородской губернской администрации. В 1884 г. благодаря его энергичным действиям удалось предотвратить еврейский погром в Нижнем Новгороде^{460}. Словом, как проеврейски, так и антиеврейски настроенные «новые христиане» из кантонистов не сумели отречься от своего еврейского прошлого^{461}.

«За редкими исключениями, евреи, по своей физической слабости и крайней трусливости, представляли элемент совершенно непригодный для боевой службы.

Не желая подвергать свою жизнь опасности, они обыкновенно старались устроиться на всевозможные нестроевые должности, а если это не удавалось, то симулировали разные болезни и даже нарочно совершали преступления»^{462}. Так охарактеризовал еврейских солдат командир 140-го Зарайского пехотного полка, под началом которого накануне Русско-японской войны (1904–1905) служило около трехсот евреев. Его мнение разделяли многие офицеры русской армии. Справедливо ли было такое мнение? Соответствовало ли оно данным военной статистики?

Вопросы, на которые мы попытаемся ответить в этой главе, не совсем типичны для исследований по военной статистике, поскольку они связаны с утвердившимся в русской военной среде, а также в еврейской коллективной памяти стереотипом еврейского солдата. А именно: евреи поголовно уклоняются от несения воинской повинности; по своим физическим, моральным и психологическим характеристикам евреи-солдаты не годятся для строевых должностей; в армии нижние чины из евреев любыми способами пытаются попасть на нестроевые должности; евреи-солдаты совершенно ненадежны во время боевых действий; евреи разлагают армию недозволенными махинациями (в 1880-е годы) и революционной пропагандой (в 1900-е годы); евреи самые злостные нарушители воинской дисциплины, дающие непропорционально большое число проступков и преступлений. Кроме того, евреи-солдаты отличаются продажностью, трусостью и нахальством^{463}…

Задуманная военным министром Милютиным военная реформа, направленная на повышение профессионализма русской армии, затрагивала прежде всего устройство, вооружение и обеспечение войск^{464}. Сразу после подавления Польского восстания 1862–1863 гг. Милютин приступил к реализации своего давно вынашиваемого плана — общему сокращению численности армии и созданию системы резервных войск. Создание резерва преследовало троякую цель: сокращение сроков службы, создание запаса и возможность резкого увеличения армии в случае мобилизации за счет призыва запасных^{465}. Критически переоценивая тактику русской армии в Крымской войне, Милютин выступил за решительную замену неуклюжей и громоздкой корпусной системы более подвижной системой военных округов^{466}. По инициативе военного министра в середине 1860-х и особенно интенсивно после (и под влиянием) Франко-прусской войны в начале 1870-х годов началось постепенное перевооружение армии^{467}.

Реформа коснулась всех армейских институций. В 1862 г. Комиссариатский и Провиантский департаменты были заменены единым интендантским управлением, значительно сократившим возможности хищений и коррупцию в высшей военной администрации^{468}. Под влиянием крестьянской реформы изменилось представление о месте и боевой функции солдата. С 1867 г. Военное министерство стало уделять больше внимания вопросам грамотности в войсках, прежде всего нижних чинов. В целях улучшения столь запущенной, с точки зрения Милютина, профессиональной подготовки войск — в 1860-х годах почти половина армии все еще размещалась по квартирам^{469} — началось интенсивное строительство казарм. В 1862–1863 гг. пересмотр Уложения о наказаниях привел к реформе всего военного судопроизводства. После 1863 г. рекрутам уже не брили лбы и не сопровождали в военные части как арестантов. Военное министерство постепенно изменило взгляд на армию как пенитенциарное заведение, куда ссылают несовершеннолетних преступников^{470}. Кроме всего прочего, Военное министерство оказалось среди застрельщиков «гласности» — новой политики Александра II: ежемесячный «Военный сборник», по сути, открыл самые засекреченные военные и социальные темы для профессионального обсуждения, а ежедневный «Русский инвалид» при Милютине превратился в один из самых прогрессивных — и один из наиболее влиятельных — органов русской прессы^{471}. Все эти преобразования послужили ступенями к главной реформе Милютина — закону о всесословной воинской повинности, зафиксированному в Уставе 1874 г.