Поскольку военная бюрократия отказалась допустить раввинов в войска и оплачивать их службу, солдатам самим пришлось взять на себя функцию духовных руководителей. Наиболее грамотные еврейские солдаты заменили отсутствующих раввинов во время принесения единоверцами присяги. Они же выполняли функции раввинов в отдаленных еврейских общинах, где не было других духовных лидеров. Так, например, Аврам Кацман, нижний чин морской рабочей полуроты, проходивший службу в Ревеле, был избран в середине 1840-х годов городской общиной на должность, которую ныне называют должностью председателя местной общины. Одновременно Кацман исполнял функции габая (старосты) в местной солдатской молельне^{225}.

Еврейские солдаты, исполнявшие роль духовных руководителей, взяли на себя и обязанности ходатаев по делам единоверцев. Вероятно, именно они были инициаторами обращений к военным властям с просьбой разрешить нижним чинам из евреев обустроить постоянные молельни и синагоги. Получить такое разрешение в черте оседлости представлялось делом непростым, тем более — за пределами черты. Тем не менее в результате таких ходатайств, направленных в Военное министерство в 1830-е и 1840-е годы, как в черте оседлости, так и далеко за ее пределами, появились постоянные солдатские молельни, а вокруг них — первые общины. Так, например, после коллективного обращения солдат киевского гарнизона армейское начальство дозволило им открыть солдатскую молельню на Ярославской улице, в Плоской части города, между двумя другими синагогами, Поалей цедек (Po’alei tsedek, ремесленников) и Горностай польской (хасидов)^{226}. Местное начальство также позволило открыть солдатскую синагогу, или, как говорилось в ту эпоху, молитвенную школу (бет мидраш), в арендуемых или собственных помещениях в Севастополе^{227}, Ревеле^{228}, Чарджуе^{229}, Томске^{230}, Тифлисе^{231} и Иркутске.

Парадоксально, что Военное министерство оказалось тем самым российским учреждением, которое, в отличие от других министерств, в первую очередь — Министерства внутренних дел, сделало максимум для преодоления черты оседлости. Севастопольская синагога — вместе с еврейским кладбищем — перешла под опеку еврейских солдат в 1829 г., сразу после того, как евреев изгнали из города и формально вывели Севастополь за пределы черты. Между 1829 и 1844 гг. синагога принадлежала нижним чинам из евреев Сухопутного и Морского департаментов Военного министерства. Большинство из них погибли во время обороны города в Крымскую войну. Тогда же было разрушено и здание синагоги. Но в 1859 г. семьдесят пять отставных николаевских солдат, а также группа местных гильдейских купцов — и тем и другим позволялось жительство за пределами черты — получили разрешение поселиться в городе и обратились к местным властям с просьбой дозволить им построить новый молельный дом. Просьба была удовлетворена^{232}. Курьезный факт: петербургские чиновники получили ходатайство от нижних чинов иркутского военного гарнизона, у которых де-факто уже была молельня, с просьбой предоставить синагоге официальный статус. Одновременно такая же заявка поступила от иркутских еврейских купцов-нуворишей с просьбой разрешить им открыть синагогу отдельно от солдат. В результате власти отказали купцам и дали официальное разрешение солдатам. Впоследствии Иркутск стал центром образовавшейся далеко в Сибири еврейской общины^{233}.

Еврейские солдаты, лишенные звания и отправленные в военные тюрьмы, также пользовались определенными духовными привилегиями. Виктор Никитин, чиновник по особым поручениям Министерства внутренних дел, обследовавший практически все военные пенитенциарные заведения, существовавшие в России в 1860-е годы, обратил внимание, что бывшие еврейские солдаты пользовались правом свободы совести, особенно в тюрьмах, расположенных в черте оседлости либо вблизи еврейских общин. Евреи Брест-Литовской военной тюрьмы под присмотром конвойных посещали службу в местной синагоге, участвовали в общинном богослужении и оставались послушать проповедь (диврей тора) раввина по окончании службы. В других тюрьмах (скажем, в Бобруйске) осужденным еврейским солдатам была предоставлена комната для молитвы^{234}. По мнению тюремных властей, такая практика должна была оказать благоприятное действие на моральное состояние заключенных, «позволяя им легче переносить тяжесть заключения»^{235}.

Любопытный пример взаимоотношений еврейских солдат и военной бюрократии — история солдатской синагоги в Санкт-Петербурге (бет-кнесет ха-хайялим), расположенной далеко за пределами черты оседлости. Вопрос об этой синагоге возник в 1856 г., когда Департамент военных поселений передал в распоряжение Инженерного департамента казарму учебного саперного батальона. Ознакомившись с казармой, Инженерный департамент отказался принять помещение под свою опеку и направил жалобу в Департамент военных поселений, объяснив, что флигель казармы отведен под солдатскую молельню еврейских нижних чинов. При рассмотрении жалобы оказалось, что в 1837 г. генерал-майор Кроль приказал открыть в Петербурге синагогу для еврейских солдат гарнизона. Он также распорядился выделить под синагогу особое помещение. Для этого и был использован флигель казармы, где в течение двадцати лет еврейские солдаты пользовались правом «отправлять обряды веры». Инженерный департамент, понимая серьезность возникшего затруднения, составил список нижних чинов из евреев, посещавших синагогу в 1856 г. (Таблица 2.1):

Таблица 2.1. Посещаемость санкт-петербургской солдатской синагоги в 1856 г.:

Источник: РГВИА. Ф. 405. Оп. 7. Д. 1176. Л. 8.

Передача помещения одним департаментом Военного министерства другому не привела к прекращению деятельности молельни. Наоборот, поскольку большинство евреев, ее посещающих, принадлежало гвардейским войскам, было решено в обязательном порядке найти для них другое помещение. Так как в городских казармах подходящего помещения найдено не было, а помещение бывшей фабрики офицерской одежды сочли местом неподходящим, Департамент военных поселений предложил найти частную квартиру. В результате поисков департамент арендовал квартиру в доходном доме некоего Гуткова. Департамент обязался выплачивать хозяину 300 руб. ежегодно, обязав владельца дома позаботиться о печи, очистке труб и отхожем месте. Инспектор департамента, регистрирующий посещаемость нового молельного дома, отмечал, что солдатской молельней регулярно пользуются до 370 человек^{236}. Таким образом, военная администрация несла финансовую ответственность за исполнение своих же собственных распоряжений.