Наиболее поразительный пример проникновения идей Брафмана в умы чиновников Военного министерства — деятельность действительного статского советника Хоментовского, уездного предводителя минского дворянства и одного из самых активных деятелей созданной еще при Милютине Комиссии по борьбе с уклонениями евреев от призыва. В своей записке, направленной в Главный штаб в 1882 г., Хоментовский дал всеобъемлющий анализ способов уклонения евреев от воинской повинности, обусловленных несовместимостью евреев и военной службы. По Хоментовскому, всему виной был мифологический, загадочный и пугающий кагал, могучий орган еврейского самоуправления. Хоментовский постулировал: «Воинская повинность выполняется кагалом особым видом наемки: богатые вносят денежный выкуп кагалу, эти деньги кагал направляет на добровольную или принудительную вербовку новобранцев, набирая их из опальных семейств или из среды бедняков призывного возраста». Способов уклоняться достаточно много. Они, подчеркивал Хоментовский, проявляются в искажении кагалом всех распоряжений правительства по этому предмету. Наиболее распространенный — членовредительство^{867}. Существуют и другие, менее болезненные и трудоемкие способы уклоняться: например, можно получить льготу, приписав к себе стариков и взяв на себя обязанности по опеке; необязательно приписывать к себе родственников, можно брать опеку и над чужими, по рекомендации кагала. В таких случаях опекун именуется «охранитель Израиля». Таким образом, кагал саботировал набор в армию, умело манипулируя числом призывников первого разряда^{868}.

Именно кагал, утверждает Хоментовский, — главный враг призыва, поскольку он имеет огромное влияние на формирование призывных списков в городских управах путем прямого подкупа. Здоровые и крепкие дети богатых евреев в малолетнем возрасте Приписываются в ополчение, поэтому «крепкие евреи не встречаются в рядах войск»^{869}. Хоментовский анализирует реакцию евреев Минской губернии на правительственные меры по борьбе с уклонениями и приходит к неутешительным выводам: всякий раз евреи умудряются отыскать новую лазейку в законодательстве, позволяющую им манкировать обязанностями службы^{870}. Таким образом, согласно Хоментовскому, еврейский финансовый капитал, пребывающий в сговоре с раввинатом, непобедим^{871}. Иными словами — кагал при участии еврейского капитала всегда найдет выход из положения, чтобы освободить своих единоверцев от священного долга — несения воинской повинности. И тем не менее находка Брафмана так и осталась бы достоянием чиновников, заглядывающих в его антисемитский шедевр как в справочник по быту и нравам современного еврейства, если бы не Всеволод Крестовский, превративший «кагал кагалов» в средоточие антиеврейской военной доктрины. Приняв фантазии Брафмана за чистую монету, он опубликовал восторженную рецензию на его книгу^{872}, а впоследствии вдохнул в брафманскую антиеврейскую риторику новую жизнь^{873}.

Всеволод Крестовский, один из крупнейших русских бульварных писателей^{874}, был фигурой скандальной. Маститый литератор отмечал, что уже в молодости Крестовский был «фат и популист»^{875}. Став известным писателем, небесталанным эпигоном Эжена Сю и студентом Петербургского университета, в самый разгар эпохи Великих реформ Крестовский неожиданно порвал со своим свободомыслящим историко-философским окружением и поступил юнкером в армию. Его современники справедливо усмотрели в этом поступке либо попытку спрятаться от обвинений в плагиате (у Помяловского), либо намерение бросить вызов либералам^{876}. Демократически настроенные литераторы устроили ему обструкцию, а консерваторы — особенно из кругов, близких ко двору, — отнеслись к его поступку с симпатией и взяли Крестовского под опеку. Эта опека весьма пригодилась, когда Крестовский учинил очередной скандал: во время бракоразводного процесса ворвался в дом к присяжному поверенному Соколовскому и устроил там разбой. Только благодаря поддержке Крестовского со стороны в.к. Николая Николаевича и явному давлению на суд, Крестовский отделался двумя неделями гауптвахты^{877}. Его репутация придворного военного писателя достигла апогея, когда Крестовский стал получать заказы непосредственно от Александра II и был взят им под покровительство. Достаточно сказать, что, когда Крестовский завершил работу над книгой по истории лейбгвардии Уланского Его Величества полка, царь взялся самолично вычитывать корректуру книги.

Однако настоящую славу Крестовскому принесли не мелкие выходки и скандалы, а крупный жанр. Кроме множества военных очерков и статей, опубликованных в газете «Свет», книг и очерков о путешествиях по восточным и западным окраинам Российской империи, опубликованных в «Гражданине», «Русском вестнике» и «Московских ведомостях», Крестовский написал несколько романов — прежде всего антипольскую дилогию «Кровавый пуф» и антиеврейскую трилогию «Тьма Египетская», «Тамара Бендавид», «Торжество Ваала»^{878}. Бесспорно талантливый беллетрист, к тому же, в отличие от многих русских писателей, неплохо владеющий языком идиш, Крестовский сыграл ключевую роль в формировании антиеврейской идеологии, прежде всего среди своих главных читателей — военных высшего и среднего уровней^{879}.

Еврейские художественные образы, запечатленные Крестовским в 1870-е годы, существенно отличаются от евреев, выведенных им после Русско-турецкой войны. Евреи раннего Крестовского — характерные булгаринские типы, правда, чуть более симпатичные. В 1870-е годы, когда торможение реформ Александра II еще не было так заметно, Крестовский, казалось бы, приветствовал симбиоз еврейского населения и войск, расквартированных в черте оседлости. Евреи черты представлены у Крестовского портными, шорниками, сводниками, мелкими торговцами, хозяевами питейных заведений и постоялых дворов. Крестовский изумляется смекалке и находчивости еврейских мастеровых: стремясь поправить полунищее существование, они наперебой предлагают свои услуги войскам. Крестовский, бесспорно, высмеивает еврейские манеры, особенно речь и повадки, однако смех его беззлобный. Евреи — зло, но зло неизбежное, и с ним можно примириться. Характерный пример — господин Элькес, полковой портной^{880}. Крестовский готов признать, что для среднего офицерского состава одного из размещенных в Гродненской губернии полков Элькес — человек незаменимый. И все же, никакого дальнейшего сближения армии и евреев Крестовский не предусматривает. Еврея нужно держать на пушечный выстрел от армии. Еврей обязан знать свое место и не сметь судить выше сапога. Солдат из него никудышный, тем более бессмысленно обсуждать право еврея на выслугу. В то время, когда санкт-петербургские либералы приветствовали правительственное решение предоставлять семинаристам и евреям, получившим аттестат зрелости, право получать офицерский чин через полгода после прохождения службы, Крестовский занял совсем иную позицию. Он сформулировал ее в памфлете «По поводу либеральных приветствий».

Обсудить тему евреев-офицеров Крестовскому помогает его старый приятель Ицко Мышь, зеленщик в одном из городков черты оседлости. Забитый провинциальный еврей, Ицко представлен у Крестовского пародией на либерала-западника. Мышь делится с Крестовским своими велеречивыми соображениями по поводу европейской политики — соображениями поверхностными, примитивными, полными еврейских предрассудков и неуклюжих словесных оборотов. Мышь, разумеется, расхваливает Францию, страну вполне цивилизованную, где евреи дослуживаются до генеральского чина, и критикует Россию, страну «варварских нравов», где еврею генеральские погоны заказаны. В ответ на тираду своего собеседника Крестовский рисует воображаемый портрет чахлого еврейчика черты оседлости по имени Ицко Мышь, спотыкающегося на каждом русском слове, но тем не менее произведенного в кавалерийские офицеры. Вот что ответил русским либералам и русским евреям Крестовский, в ответ на их призыв дать евреям равные с христианами права по выслуге: