«Наконец-то дома». Почтовая открытка времен Первой русской революции с репродукцией картины академика Академии художеств М. Маймона (1860–1924) «Опять на родине»
(Коллекция Центра «Петербургская иудаика»).
Памятник 500-м еврейским солдатам, погибшим при обороне Севастополя. Севастопольское еврейское военное кладбище. 1864 г. Скульптор Франсуа Вернет (1800–1865).
Фрагменты памятника. Надпись на древнееврейском языке «Идут от силы к силе и каждый из них предстанет пред Господом на Сионе. Кн. Псалмов 84. 8.
Драгоценна в глазах Господа смерть его праведников. Кн. Псалмов 116. 16»
(В Синодальной Библии — Пс. 83: 8 и 115:6).
Киев, ул. Межигорская 3/7. В одной из квартир этого дома размещалась солдатская молельня.
Военная организация, по преимуществу большевистская, стремилась к созданию организационных партийных ячеек в каждой из воинских частей. Большевики, как было отмечено следствием, отличались от меньшевиков новой тактикой — а именно строительством ячеек среди солдат. Не пропаганда вообще, как требовали меньшевики, а именно солдатские ячейки должны были послужить реальной силой при вооруженном восстании. Главным орудием пропаганды служила большевистская газета «Казарма», которую нелегально печатал и тайно складировал в доме № 6 по Харьковской улице Михель Евнович Левин, главный техник петербургской военной организации. Кроме нее в полках распространяли и другие издания — «Голос солдата», «Солдатская газета», «Солдатская беседа». Прокламации военной организации призывали солдат к открытому неповиновению. При аресте у Сары Корнблит (действовавшей под псевдонимом Крижановская) были отобраны 132 экземпляра газеты «Казарма» и листовки с призывом: «Окажите сопротивление вашему начальству, — покажите, что вы знаете, как обращаться с ружьями и штыком».
Евреи-агитаторы скрывали свои имена — из соображений безопасности и для удобства ведения пропаганды. Иосиф Веллер представлялся солдатам как «Николай», Хана Берлин — как «Дуня». Основой для выбора того или иного солдата организатором ячейки служили рекомендательные письма от земляков. Кто-то из одесских подпольщиков написал Веллеру, что рядовой лейб-гвардии стрелкового полка Смычковский, недавно прибывший из Одессы, отличный помощник в деле распространения революционной пропаганды среди нижних чинов. Веллер («Николай») пришел к Смычковскому в полк и попросил его собрать человек десять солдат, чтобы начать с ними работу, пообещав в дальнейшем снять для солдатских сходок квартиру поближе к казармам. Арест Веллера под Петербургом сорвал работу организации СД. Вслед за Веллером в казарме лейб-гвардейского полка арестовали семнадцатилетнюю Хану Берлин. Ей было предъявлено обвинение в попытке привлечь рядового Смычковского к делу революционной агитации и в попытке организовать революционные ячейки среди солдат{790}.
Весной 1907 г. военный комитет Петербургской организации СД подготовил «Наказ частей войск Санкт-Петербургского гарнизона членам Государственной Думы». Пять представителей комитета — матрос гвардейского экипажа Алексей Архипов, ефрейтор воздухоплавательного парка Константин Колясников, рядовой электротехнической роты Иван Кутырев, ефрейтор 145-го Новочеркасского полка Исай Эпштейн и рядовой 1-го Хоперского казачьего полка Тимофей Долгов — отправились к депутату Государственной думы Озолу, в чьем доме, по странному стечению обстоятельств, присутствовало 35 членов Думы, представителей фракции Народной свободы{791}. К солдатам вышел член Думы Лонгин Герус. В разговоре с солдатами Герус расспрашивал о настроениях в войсках, интересовался, на чьей стороне окажутся войска, если будет распущена Дума, и выразил пожелание, чтобы в войсках было как можно больше сознательных солдат. Герус принял «Наказ» и пообещал представить его в Думе. Меньше чем через час после ухода солдат в дом Озола нагрянула петербургская охранка. Не обращая внимания на протесты членов Думы, полиция провела обыск и произвела аресты. Затем последовал обыск в помещении думской фракции. Во время обыска был изъят «Наказ», которому так и не суждено было стать предметом думского обсуждения, а также 27 различных бумаг поддержки фракции (из них 6 оказались письмами поддержки фракции от рабочих организаций Бунда). Сразу вслед за изъятием «Наказа» прошли массовые аресты, практически обезглавившие петербургский военный комитет. Одновременно петербургская полиция предложила Думе временно отстранить от участия в собраниях Думы 55 ее членов и согласиться на арест 16{792}.
После провала военной организации в Петербурге работа с войсками перешла ко вновь созданному городскому комитету. Возглавил работу по восстановлению связей в войсках Губельман. Человек поразительной энергии и бесстрашия, Губельман набирал новых членов военной организации среди петербургских студентов прямо в университетской столовой. За два с половиной месяца он собрал комитет из 33 человек. К февралю 1907 г. комитет наладил связи с 310 солдатами, ведущими работу в полках. Вместе с Губельманом в военной организации работали евреи Меер Трилиссер, Лейзер Браво, Иосиф Лазовский, Мера Фишер, лютеранин Иван Фельдман, православные Станислав Богоносов, Михаил и Давид Агибаловы. Лейзер Браво 20 лет, из мещан города Александровска, был помощником организатора Новочеркасского полка, к слову, служившего для войск Петербургского военного округа «школой солдата революционера»{793}. Вместе с другими членами комитета — Александром Сельским и Мовшей Тильманом, рядовыми 198-го Александро-Невского полка, он служил важным звеном между СД Петербурга и крупнейшими военными подразделениями города. Сам он работал подмастерьем в чулочном магазине. Его квартира в Эртелевом переулке использовалась как склад литературы. Неизвестно, когда Браво начал агитировать солдат-электротехников и участвовал ли он в подготовке волнений ноября 1905 г. Но в 1906–1907 гг. Браво регулярно ходил в электротехническую школу, где вел работу с солдатами в коридорах на перерывах между занятиями. Через Иосифа Пейсаховича Лазовского, рядового, из рабочих-переплетчиков, Браво передавал литературу в запасной батальон 145-го пехотного полка, где проходил службу Лазовский. Ефрейтор Исайя Соломонович Эпштейн получал от Браво брошюры и листовки и доставлял их в Новочеркасский полк. Мовша Нотович Тильман, рядовой и член полкового комитета, разбрасывал прокламации в казармах и во дворе своего Александро-Невского пехотного полка, где вместе с ним вел работу среди солдат рядовой того же полка фармацевт Станислав Фрумов. Фрумов приводил в расположение полка агитатора Еву Гуревич, которая, не опасаясь обыска, приносила в казармы прокламации и брошюры. Браво сам ездил агитировать артиллеристов в Сестрорецк.
Военная организация с успехом использовала «национальные» связи: ее своеобразное «тыловое обеспечение» было сплошь еврейским. В этом отношении петербургская еврейская община, находящаяся далеко за пределами черты оседлости, мало чем отличалась от общин Вильны или Варшавы, где национальные связи срабатывали быстрее и казались более надежными, чем классовые. Штабом военной организации служила квартира Фриды Радзиловской и Августы Нейман. Литературу хранили сперва в квартире Аскинази, а затем в квартире Блюмана{794}. Солдатские сходки проводили еженедельно в разных частях города, но чаще всего у Меры Брейны Фишер, дочери рядового запаса, в квартире, расположенной на Фонтанке, 129. Среди солдат, собиравшихся на сходках у Фишер, значительную часть составляли евреи, о чем имеется косвенное свидетельство Гавриила Полосина, дворника дома на Фонтанке и, как всякого порядочного русского дворника, внештатного осведомителя охранки. Полосину показалось странным, что в дом к Фишерам ходят солдаты-евреи, но на его вопросы Фишеры отвечали, что солдаты-евреи пользуются у них «кошерным столом»{795}. Связи между агитаторами СД и местной еврейской общиной были, пожалуй, единственным проявлением их еврейской самоидентификации{796}.
