В архиве О чем историк умолчал стыдливо, Минувшее не вычерпав до дна, — О том на полках строгого архива, Помалкивая, помнят письмена. Бумажная безжалостная память, Не ведая ни страха, ни стыда, Немало тайн сумела заарканить В недавние и давние года. Пером запечатленные навеки, Здесь тысячи событий и имен, Как бы в непотопляемом ковчеге, Плывут по морю бурному времен. И, отмечая все хитросплетенья, История — бессмертная карга — Здесь, словно Ева в час грехопаденья, Бесхитростно-бесстыдна и нага. Былое Так что же такое былое? Былое — не склеп и не храм, Былое — строенье жилое, Где место найдется и нам. Былое — дворец, возведенный Над бездной скорбей и утрат; В дворце том людей миллионы У солнечных окон стоят. Там наши друзья фронтовые, Которых убила война, Там всем, кого помнят живые, Надолго жилплощадь дана. И мы туда тоже прибудем, Родной не покинув земли, — Поскольку не боги, а люди Строение то возвели. Никто не очутится в нетях И не растворится в былом, Пока средь живущих на свете Хоть кто-нибудь помнит о нем. 1987 Под Старой Руссой Бреду знакомыми местами, Покой уютен и глубок, — Вот придорожный серый камень, Как кот, свернувшийся в клубок. Все так обыденно и странно, И подступает благодать — Как будто здесь душа нежданно Себя сумела разгадать. И незаслуженной наградой, Безмерной россыпью щедрот Под скромный шелест листопада Жизнь предо мною предстает. Здесь неземное и земное Добрососедствуют во мне, И вся Вселенная со мною Беседует наедине. «Листаю пожелтевшие газеты...» * * * Листаю пожелтевшие газеты, Разглядываю тусклые клише. Нестрого смотрят на меня портреты Строжайших тех, которых нет уже. Толпятся пассажиры на вокзале; В даль вечную умчат их поезда. Тех, что спиной к фотографу стояли, В лицо я не увижу никогда. Пунктир
В грядущем меня не ищите — Не сыщете там, вдалеке; Я вам не строка на граните, Я — только пунктир на песке. Не будет исчислен подробно Мой длительный опыт земной, — Он будет затоптан беззлобно Шагами идущих за мной. Но, может быть, микрочастица Мечтаний моих и невзгод В иные слова воплотится И в чьих-то стихах оживет, — И кто-то со мной на мгновенье, Не зная, не помня меня, Увидит в седом отдаленье Черты отошедшего дня. «Молчаливые фильмы, трамваи с площадкой открытой...» * * * Молчаливые фильмы, трамваи с площадкой открытой, Чехарда и лапта, дровяной деревянный сарай... Возникают из тьмы очертания давнего быта — И душа экскурсанткой вступает в покинутый рай. Как светло и привольно живется там детям и взрослым! Все капризы мои моментально прощаются мне; В мире этом еще не обижен никто, и не сослан, И не болен никто, и никто не убит на войне. Там счастливые сны до утра моей матери снятся, Там осенней порой вечера так уютно длинны, И на книжную полку, где с Фетом соседствует Надсон, Даргомыжский и Лютер степенно глядят со стены. В том домашнем раю, в безмятежно-безгрешном покое Беспечально, бессмертно родные звучат голоса, А на Среднем проспекте копытами цокают кони, И на кухне чуть свет музыкально гудят примуса. Устная речь Это так, а не иначе, Ты мне, друг мой, не перечь: Люди стали жить богаче, Но беднее стала речь. Дачи, джинсы, слайды, платья... Ценам, цифрам несть конца, — Отвлеченные понятья Улетучиваются. Гаснет устная словесность, Разговорная краса; Отступают в неизвестность Речи русской чудеса. Сотни слов родных и метких, Сникнув, голос потеряв, Взаперти, как птицы в клетках, Дремлют в толстых словарях. Ты их выпусти оттуда, В быт обыденный верни, Чтобы речь — людское чудо — Не скудела в наши дни. «Я знаю верного врага...» * * * |
