Непрерывность Смерть не так уж страшна и зловеща. Окончательной гибели нет: Все явленья, и люди, и вещи Оставляют незыблемый след. Распадаясь на микрочастицы, Жизнь минувшая не умерла, — И когда-то умершие птицы Пролетают сквозь наши тела. Мчатся древние лошади в мыле По асфальту ночных автострад, И деревья, что срублены были, Над твоим изголовьем шумят. Мир пронизан минувшим. Он вечен. С каждым днем он богаче стократ. В нем живут наши давние встречи И погасшие звезды горят. Берега Рекой разлученные берега Глядят друг на друга с грустью: Река широка, река строга — Одного к другому не пустит. Пройдут века, иссохнет река, Подводные травы завянут, Сойдутся далекие берега, Обычною сушею станут. Сойдутся два берега-старика, Пожалуются при встрече: «Вот, то ли дело — была река, А ныне умыться нечем». Полузабытое Путалась она со многими, Легких связей не тая. Этими глазами строгими Был обманут только я. Этими руками тонкими Был лишь я за сердце взят, А другие с ней — потемками Попросту в Заречный сад. Сколько под окном я выстоял, Сколько ждал, чтобы она, Неприступная и чистая, Выглянула из окна! Знал ли, что такое сбудется, Что, как пьяный, наугад, Через год по тихой улице С ней пойду в полночный сад. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И, оправив платье смятое, Лунным светом смущена, Ласковая, виноватая, Улыбнется мне она. Оступившаяся скромница Улыбнется под луной, — Лишь моей она мне помнится, А не чьей-нибудь иной. Только в счастье виноватая, Все светлей за годом год, Пахнущая дикой мятою В памяти она встает. Улицею немощеною В памяти, в рассветной мгле, Девушка идет смущенная — Первая на всей земле. Искра и капля Рыбак у моря жжет костер, Вода о камни бьет. У капли с искрой вышел спор: Чей благородней род. И продолжался б дотемна Напрасный разговор: «Я морем этим рождена!» — «Меня родил костер!» Рыбак всегда был прав и пьян, И молвил он, подняв стакан: «Есть выше похвала: Ты — породила Океан, А ты — Огонь зажгла!» Вторая порция
Я в детстве был вертлявым и шумливым, На беготню я тратил много сил, И, свой обед съедая торопливо, Всегда вторую порцию просил. С годами та прожорливость отпала, А мир вокруг — все шире и родней. Теперь мне не жратвы, мне жизни мало, И к жизни я чем старше, тем жадней. Я знаю: смерть повсюду нас находит, Не век шагать мне по ступенькам лет. Но у меня в таком плохом исходе Трагической уверенности нет. Все чудится, что соберутся люди, Минуты, как крупинки, соберут, Пошепчутся, столкуются, обсудят — И мне вторую порцию дадут. Утром Что-то легкое снилось На весеннем рассвете. Ты скажи мне на милость, Отчего мы не дети? Отчего мы похуже, Отчего мы построже?.. Взять прошлепать по лужам На зависть прохожим. В нас весенние грозы Принимают участье — Верю в глупые слезы, В беспричинное счастье! На осеннем рассвете На осеннем рассвете в туман ковыляет дорога, Оловянные лужи мерцают у дачных оград, Над опавшей осиной мигает звезда-недотрога, И на темных кустах полотенца тумана висят. Как грустна и просторна земля на осеннем рассвете! Сам не верю сейчас, в этой сонной предутренней мгле, Что нашел я тебя на такой необъятной планете, Что вдвоем мы идем по прекрасной осенней земле. 1958 Памяти Архимеда Далеко от нашего Союза И до нас за очень много лет В трудный год родные Сиракузы Защищал ученый Архимед. Многие орудья обороны Были сконструированы им, Долго бился город непреклонный, Мудростью ученого храним. Но законы воинского счастья До сих пор никем не учтены, — И втекают вражеские части В темные пробоины стены. Замыслом неведомым охвачен, Он не знал, что в городе враги, Он в раздумье на земле горячей Выводил какие-то круги, Он чертил, задумчивый, негордый, Позабыв текущие дела, — И внезапно непонятной хордой Тень копья чертеж пересекла. Но, убийц спокойствием пугая, Он, не унижаясь, не дрожа, Руку протянул, оберегая Не себя, а знаки чертежа. Он в глаза солдатам глянул смело — Убивайте, римляне-враги! Убивайте, раз такое дело, Но не наступайте на круги! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я хотел бы так пером трудиться, Родине отдав себя вполне, Чтоб на поле боя иль в больнице За себя не страшно было мне. Чтобы у меня хватило духа Вымолвить погибели своей: «Лично убивай меня, старуха, Но на строчки наступать не смей!» |
