Все ближе бой. Тревожный рев моторов,
И дыма синеватая стена, —
И вот, на землю, как фитиль на порох,
Легла предгрозовая тишина.
Земля застыла в смутном ожиданье,
Все затаилось, замерло вокруг,
Лишь от реки, как тихое рыданье,
К нам доносился булькающий звук.
Там было все, как в небывалом детстве, —
Песок, стрекоз прозрачная слюда,
Но девочкой, забытою при бегстве,
Стучась о камни, плакала вода.
Из выцветшей, из поднебесной дали
Все приближался рокот роковой.
И мы кресты на крыльях увидали
И услыхали падающий вой.
Я ничего не расскажу подробно,
Я помню —
сжало обручем виски,
Мир зашатался, загремел и дрогнул,
И рухнул, распадаясь на куски.
И вновь восстал под пеленою пыли,
И бомбы выли, грохали и выли,
Казалось, вырвав веки нам, чтоб яркий
Вгрызался свет в зрачки усталых глаз,
К слепящим полюсам электросварки
Смерть наглухо приковывала нас.
Нас взрывами мотало и глушило,
Колючий холод бегал по спине,
И, словно буры адской бормашины,
Винты гудели в мутной вышине.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Потом бомбежка кончилась. За нею
Артиллерийский начался обстрел,
Он в непрерывном бешенстве гремел
Все яростней, все ближе, все сильнее.
Бежать бы, врыться в землю бы с размаха
Стать камнем, речки немутимым дном...
О, первый бой, когда в руках от страха
Винтовка так и ходит ходуном!
И черный столб земли, каменьев, дыма
Перед окопом встал неумолимо —
Как черный надмогильный кипарис —
И на мгновенье в воздухе повис.
Меня толкнуло дымом, гарью черной,
Осколок взвыл.
— Нагнись, скорей нагнись! —
Песка сухого брызнувшие зерна,
Как жесткой теркой, по лицу прошлись.
И мой сосед упал на дно траншеи,
А я на миг подумал: «Неужели
Вот это — смерть?»
Да, это смерть была!
На лбу его блеснули капли пота,
И горькая предсмертная зевота
Солдату скулы темные свела.
Но сам я стал солдатом в то мгновенье.
Дыханье сперло злобою в груди,
Тревоги, размышленья и сомненья —
Все в этот миг осталось позади.
В душе проснулась дремлющая ярость,
Спугнула страх и прогнала усталость.
