— Короче говоря, — повторил он, — господин де Серийяк, на службе у которого я имею честь теперь состоять, наделен весьма важными дипломатическими полномочиями. К несчастью, приступ лихорадки вынудил его спешно возвратиться в Европу, и по этой самой причине он поручил мне вместо него завершить долгое путешествие, которое предпринял, чтобы поближе изучить эти края. Мое знакомство с ними облегчило его миссию, и льщу себя надеждой, что и сам я тоже оказал ему известные услуги. Далее я объясню вам, почему господин де Серийяк имел намерение лично нанести вам визит. Он задумал один план, и план этот, спешу заметить, весьма горячо поддержал господин Дезамо…

Он снова остановился, потер руки, будто невзначай кинул взгляд на Мари, потом снова перевел его на Жака и продолжил:

— Да, мы еще поговорим с вами об этом замысле. Сейчас же мне не терпится со всей откровенностью поделиться с вами одной идеей, которая недавно пришла мне в голову. Как вам известно, господин генерал, в силу своей национальности я могу позволить себе сохранять на островах, так сказать, полный нейтралитет… А потому, надеюсь, вы не разгневаетесь, если я позволю себе задать вам пару вопросов.

Кивком головы Дюпарке дал понять, что согласен.

— Так вот, господин генерал, могу ли я спросить вас, известны ли вам истинные причины банкротства Американской Островной компании?

— Две причины, две главные причины! И я вполне могу вам о них рассказать, ибо нет на острове ни одного колониста, которому это было бы неизвестно. Прежде всего компания совершила большую ошибку, предоставив достопочтенному господину Трезелю преимущественное право, по которому лишь он один на всей Мартинике мог выращивать сахарный тростник. Трезель мог бы и добиться успеха — скажем, где-нибудь на Тринидаде или Тобаго, — он сам, а с вместе с ним и вся компания вполне могли бы преуспевать. Но здесь он натолкнулся на сопротивление колонистов, которые продолжали тайно выращивать сахарный тростник, делали из него свой сахар и контрабандой переправляли на голландские корабли. Что же касается сахара господина Трезеля, то он никому не был нужен по одной-единственной причине — он не был белым!

Реджинальд де Мобре улыбнулся. Потом слегка поерзал в кресле и, не расставаясь с улыбкой, поинтересовался:

— А как теперь, производят ли нынче на Мартинике белый сахар?

— По правде говоря, нет. Никто здесь не знает секрета отбеливания сахара… Хотя сахар, который делаем мы, намного белее того, что производит господин Трезель.

— Так вот, генерал! — весело воскликнул Мобре. — Я привез вам средство, с помощью которого вы сможете отбеливать свой сахар!

Дюпарке на минуту призадумался, потом вдруг резко вскочил с кресла.

— Этого не может быть! Или если вы и вправду владеете этим секретом, который не может пересекать английских, испанских и голландских границ, то в обмен, конечно, намерены потребовать от меня нечто такое, чего я не смогу вам дать.

— Я возвращаюсь из Бразилии, — со значением повторил Мобре.

— Ну и что? Я ведь уже знаю об этом, сударь! — в каком-то странном нервном возбуждении воскликнул Жак. — Вы ведь мне уже об этом говорили, не так ли? Уж не угодно ли вам, чтобы я поверил, будто вы случайно раздобыли там секрет, который мы тщетно ищем вот уже десять лет?

— Что касается этого секрета, то повторяю, генерал, в моих силах сделать так, чтобы вы его получили. Бесполезно говорить об этом сейчас, но знайте, он у меня в руках. Боже милостивый! Вы и представить себе не можете, какое невероятное стечение обстоятельств позволило мне явиться сюда и предложить вам этот секрет! Я плыл на борту «Мадейры», когда мы сделали остановку на Барбадосе. Так вот, там, в этом небольшом порту стоял на якоре фрегат с шестьюдесятью четырьмя пушками под названием «Атлант». Каронады его были направлены прямо на город, и судно это, флибустьерское, якобы пополняло запасы пресной воды. Майор Барбадоса не преминул тотчас же обратиться к капитану «Мадейры» с просьбой оказать вооруженную поддержку против этих пиратов, которые нагло заходили к ним в порт и с которыми Барбадос не мог справиться в одиночку, ибо не имел достаточно оружия. Однако «Мадейра» была слишком слаба, чтобы тягаться с «Атлантом», и у капитана, само собой разумеется, не было ни малейшего намерения вступать в бой с этим судном. Вместе с тем он согласился вступить с флибустьерами в переговоры, дабы добиться обещания, что «Атлант» покинет Барбадос, как только пополнит запасы пресной воды. Мой капитан почти не говорил по-французски. Он попросил меня сопровождать его в этой миссии, так я и познакомился с занятным бандитом по имени Ив Лефор…

— Ив Лефор?! — не сдержала восклицания Мари.

— Да, мадам, некий флибустьер, который корчит из себя важного вельможу, но говорит на таком чудовищном языке, что вселяет ужас даже в канониров английского флота. Похоже, генерал, этот Лефор состоял когда-то у вас на службе — так вот, если вас может обрадовать верность и преданность человека этакого сорта, то можете, без сомнения, на них рассчитывать. Я обедал на борту его судна. Ничего не поделаешь, участь дипломата требует порой и не таких компромиссов! Да, я обедал вместе с этим пиратским капитаном, и это он подал мне мысль посетить вас, чтобы переговорить об этом секрете. Когда Лефор узнал, что на «Мадейре» находится группа голландских евреев, которых изгнали из Бразилии, он тут же сказал: «Они наверняка работали на сахароварнях. А стало быть, знают секрет отбеливания сахара. Сдается мне, что если бы вы предложили этих людей, которым теперь и податься-то некуда, генералу Дюпарке, губернатору Мартиники, их бы там встретили с распростертыми объятьями!»

Дюпарке сразу все понял. И торопливо осведомился:

— И где сейчас эти голландские евреи?

— В Форт-Руаяле.

— Я, сударь, как раз завтра утром собираюсь отправиться в Форт-Руаяль, не хотите ли поехать туда вместе со мною?

— В этом нет нужды, генерал. Капитан «Мадейры» в курсе моего замысла и ждет не дождется, когда его тем или иным способом освободят от людей, которые только зря занимают место у него на корабле. Он подождет, пока за ними явятся, неделю-другую, а то и целый месяц. Их уже тоже предупредили, что, возможно, они понадобятся на этом острове. Что же до меня, то я с удовольствием провел бы немного времени в Сен-Пьере. Я ведь уже говорил вам, — с многозначительной улыбкой, явно обращаясь прежде всего к Мари, добавил он, — что оставил в этих краях частицу своего сердца. И мне хотелось бы обрести ее вновь…

Смятение охватило Мари от этих слов, сердце тревожно забилось. Реджинальд же как ни в чем не бывало продолжил:

— Да, генерал, я не намерен сразу возвращаться на «Мадейру». Разумеется, если это возможно… К сожалению, я не могу забыть и о поручении, которое доверил мне граф де Серийяк…

— Сударь, — ответил Дюпарке, — если в моей власти выполнить ваши желания, то считайте, что это уже сделано. Так чем могу служить?

— Это еще одна длинная история, и боюсь, сударь, вы не сможете помочь мне выполнить это поручение, хоть это и зависит единственно от вашей воли…

Жак с удивлением глянул на Мобре. Шотландец принял вид одновременно равнодушный и какой-то смиренный, будто заранее покорившись судьбе. Дюпарке же, разглядывая гостя, мысленно оценивал те выгоды, которые принес ему этот человек благодаря секрету отбеливания сахара. Это означало разорение для всех соседних островов. Пройдет немного времени, и Мартиника, чей сахар из-за темного цвета не пользовался особым спросом за границей, вполне сможет соперничать с южными странами и другими островами. Колонисты начнут богатеть. А разбогатевшие колонисты привлекут сюда из Франции других. Тогда уж гасконские фермеры кинутся на остров, не раздумывая ни минуты, и повсюду, от Диамана до Риакомба, вырастут сотни сахароварен! Разве сможет он в чем-то отказать кавалеру, который дал ему этакий козырь?

— Я слушаю вас, сударь, — решительным тоном потребовал он, — говорите же, прошу вас! Вряд ли найдутся вещи, в которых я мог бы вам отказать…