Собеседники молча сделали несколько шагов по померанцевой аллее. Генерал-губернатор держал в руках бумаги, на которых торопливо делал какие-то пометки.

— Святой отец, — проговорил он, — мне хотелось бы поговорить с вами об одном замысле, который пришел мне в голову вчера вечером. Вам известен Замок На Горе?

— Тот, где жил генерал Дюпарке? Я пока не имел чести посетить его лично, ведь во времена генерала меня еще не было на Мартинике, однако я много слышал об особе, которая живет сейчас в этом замке, некой мадам де Сент-Андре…

— Вот именно! — согласился господин де Туаси. — Особа, которая живет сейчас в этом замке, и вправду зовется мадам де Сент-Андре, но позволю себе заметить, что занимает она его, не имея на то ровно никаких прав. Ведь генерал, насколько мне известно, и не думал ей его дарить. Кроме того, сооружение это солидно укреплено и принесло бы куда больше пользы, если бы принадлежало нашим войскам…

— Уж не собираетесь ли вы реквизировать этот замок? — перебил его святой отец.

— Вы прочитали мои мысли. Известно ли вам, что господин де Пуэнси формирует команды пиратов?

— Вы хотите сказать, флибустьеров…

— Это одно и то же…

— Да нет, не совсем. Пираты, как вам известно, делают все, что им заблагорассудится, флибустьеры же господина де Пуэнси никогда не выходят в море, не получив патента на плавание, подписанного лично генерал-губернатором… Иными словами, они признают власть…

— …мятежную…

— Мятежную, не спорю, однако не станете же вы отрицать, что господин де Пуэнси все еще сохраняет в своих руках немалую власть. Он пользуется уважением у англичан. Даже испанцы, которые вообразили, будто эти края принадлежат им по праву и, стало быть, не уважают никого не их крови, даже они и то относятся к нему с известным почтением… Во всяком случае, куда почтительней, чем ко всем нам…

— Знаю, — согласился губернатор, — увы, это так и есть! Положение весьма прискорбное, которое, похоже, не известно Мазарини, иначе бы он давно согласился прислать сюда силы, необходимые, чтобы положить конец этому безобразию! Хотя и в этом виноват все тот же господин де Пуэнси! Его флибустьеры, которых вы, святой отец, упорно не желаете путать с пиратами, все равно остаются убийцами и грабителями. Ведь недаром говорят, что они имеют свою долю со всех призов!

— Сын мой, — возразил священник, — я понимаю и вполне разделяю ваше негодование. И никак не могу одобрить действий господина де Пуэнси. Все эти преступления по сути своей порочны и противны как законам природы, так и божественной заповеди, гласящей: «Не укради добра ближнего своего». Ведь говорил же святой апостол Павел: «Украдший да не увидит Царствия Небесного».

— Но ведь к грабежам, святой отец, следует добавить и грех более тяжкий — убийства! Сколько раз проливали они кровь невинных и праведных?

— Знаю, знаю, — как-то несколько торжественно согласился отец Дютертр, — знаю, что, не имея более никакого освященного законом права прибегать к оружию, он не должен был бы ни пользоваться им, ни карать им кого бы то ни было…

— Золотые слова, святой отец! — воскликнул господин де Туаси. — Как было бы хорошо, если бы вы собственноручно довели это до сведения кардинала! Как было бы хорошо, если бы вы объяснили ему все это, дабы у него создалось ясное представление, что думает об этом мятежнике ваша конгрегация!

— Сын мой, — ответил ему на это отец Дютертр, — но должен вам заметить, что в таком случае генерал Дюпарке, который отправился на борьбу с мятежником, станет в глазах Регентства одним из тех, кто сохранил верность королю и отечеству…

— Но позвольте! — сразу заволновался господин де Туаси. — Не надо забывать, что генерал действовал на свой страх и риск. Правда, я реквизировал все силы островов, чтобы поставить на место этого презренного командора, но я надеялся, что никто не станет предпринимать никаких действий, не испросив прежде моего дозволения… Я хотел организовать массированную атаку, чтобы одним махом бросить туда все силы, какими я располагал… Генерал же вместо этого предпочел действовать в одиночку. Иными словами, он просто-напросто лишил меня сил, на которые я был вправе рассчитывать, и дал без нужды уничтожить их англичанам, союзникам нашего врага!

— Но вы же не можете отрицать, что человек этот согрешил не по злому умыслу, а по оплошности, и заслуживает известного снисхождения.

— Отец мой, если мы сможем очистить карибские воды от мятежников, то, думаю, нам следовало бы воспользоваться случаем, чтобы заодно освободиться и от людей, которые не считают нужным слепо повиноваться приказаниям тех, кто облечен верховной властью. Кстати, я слышал, дама, проживающая сейчас в этом замке, состояла в связи с генералом. Что объясняет, почему она остается под его крышей, более того, говорят, будто она готова перейти на сторону мятежников, лишь бы добиться освобождения Дюпарке! А это уже угроза, святой отец, угроза, которую я не могу оставить безнаказанной!

Когда они дошли до конца аллеи, взгляд отца Дютертра скользнул поверх невысокой стены, со всех сторон окружавшей монастырь иезуитов, и уперся в море. Он вздрогнул и резко схватил господина де Туаси за плечо.

— Что это за корабли? — спросил священник. — Может, вы поджидаете эскадру из Франции? И вы ничего мне об этом не сказали?

— Да нет! — заверил Туаси. — Вроде бы никаких кораблей в эти дни не ожидалось… Неужели это Мазарини наконец-то прислал мне подкрепление?

— Боже милостивый! — воскликнул отец Дютертр. — Судя по всему, так оно и есть. Во всяком случае, это никак не могут быть вражеские фрегаты, ведь пушки форта не сделали ни единого залпа!.. Теперь я догадываюсь, что за стрельбу я слышал нынче ночью. Должно быть, это были предупредительные сигналы, приказывающие кораблям остановиться…

— И все-таки ума не приложу, — возразил губернатор, — почему господин де Лапьерьер, который по делу и без дела присылает ко мне лейтенанта Мерри Рула, не счел нужным сообщить о прибытии этой флотилии?

— Знаете, господин генерал-губернатор, пожалуй, попрошу-ка я отца Фейе спуститься в Сен-Пьер и разузнать, что там происходит. Это отличный наездник, и у него не займет много времени обернуться туда и назад…

— Ну уж нет! — возразил губернатор. — Нет, лучше уж я съезжу туда сам. Единственное, о чем я попрошу вас, святой отец, соблаговолите приказать одному из своих рабов оседлать мне коня. Заодно я воспользуюсь возможностью высказать господину де Лапьерьеру, что думаю о его упущении…

— Полно, господин губернатор, не стоит так сердиться. Я слышу, кто-то стучится в дверь… Не иначе с посланием из форта для вас… Сейчас мы все узнаем. Если не возражаете, не станем мешкать…

— Не спешите, святой отец, я хотел бы сказать вам еще всего пару слов… Я наскоро набросал на этих бумагах несколько пометок, и мне было бы весьма важно знать ваше суждение о том, как я намереваюсь покончить с флибустьерами командора де Пуэнси…

— Как вам будет угодно, — нехотя согласился священник.

Двое собеседников повернули назад и снова направились по аллее.

Однако не успели они сделать и пару шагов, вдруг разом остановились как вкопанные, услышав какие-то странные голоса. Обменялись изумленными взглядами.

— Вы слышали? — спросил отец Дютертр. — Думаю, лучше нам пойти и выяснить, что же там происходит… Давайте поспешим…

Он было сделал жест, пытаясь поторопить губернатора, но в тот же самый момент их взорам вдруг предстал десяток оборванцев, босоногих, но вооруженных шпагами, кинжалами и пистолетами. Только один из них, тот, что шел впереди, был одет как полагается. Он шел быстрым шагом, держа руку на рукоятке пистолета, что был у него за поясом. Росту он был много выше среднего, а физиономия его, с переломанным носом и словно делящим лицо надвое глубоким шрамом, выдавала в нем скорее разбойника с большой дороги, чем честного солдата. Это был Лефор.

— Господин генерал-губернатор Ноэль де Патрокль де Туаси! — вскричал он громовым голосом. — Вы мой пленник.